В верховьях «русской Амазонки»: Хроники орнитологической экспедиции - Евгений Александрович Коблик

приморской полосе заметно отличались от своих собратьев с Бикина, Зевы или даже с Бурливой. Снегири здесь оказались чисто-серыми с атласно-розовыми щеками, без явной примеси винных тонов на спине и брюхе, как у континентальной дальневосточной расы. Очень серыми, лишенными зеленых и желтых оттенков на верхней стороне тела выглядели и белобрюхие синицы. Зато китайские зеленушки стали яркими и контрастными, а урагусы – интенсивно-малиновыми, с недлинным хвостом. Все они внешне явно тяготели к островным сахалинско-японско-курильским подвидам.

Идти по изрядно заросшей, но сухой и ровной песчаной дороге нам, отвыкшим от торных путей, было приятно. Сменив тяжелые ботфорты на трекинговые ботинки, мы быстро продвигались вперед. Дорога шла мозаичными перелесками, порой напоминающими Подмосковье. От наших ног радужными искорками разбегались и разлетались жуки-скакуны, по обочинам шуршали ящерицы, порхали дубовые пеструшки, махаоны и ксуты. Над головами вертолетиками реяли крупные стрекозы, то замирая на месте, то с шуршанием и треском совершая сложные кульбиты. А вот и аскалаф с черно-желтыми крылышками. Очень похож на стрекозу, но длинные булавчатые усы и какая-то общая расхлябанность выдает в нем представителя иной группы насекомых – сетчатокрылых.

Мы постепенно удалялись от моря и поднимались на плоскотину водораздела, северные склоны сопок покрылись лиственницей, причем граница между лиственничниками и дубняками выглядела необычайно резкой. За поворотом вдалеке слева вырос уже знакомый правильный конус Царь-сопки – местной Фудзиямы. Словно привет из нашего недавнего прошлого!

Перед каменистым спуском в долину реки Светлая (Холонку), разморенные жарой, мы устроили основательный привал у ручья, разулись, долго пили бульон и чай, делали записи в полевых дневниках. Дальше шли по краю долины. Из обширной широколиственной поймы минорно «тюркали» бурундуки, предвещая смену погоды. Каждый раз вскидываешься: что за незнакомая птичка? А-а, бурундук же…

Уже вечерело, когда среди пышных крон впереди наконец показались темные треугольники коньков крыш. И почти сразу на дороге мы увидели первого человека «извне» за шесть с лишним недель скитаний. Девочка-подросток, весьма крупного сложения, с интересом, но без страха смотрела из-под ладони на четверку диких заросших мужиков с большими рюкзаками.

Николай выдвинулся вперед и, прочистив горло, спросил, с неизбежными интонациями Серого Волка:

– Девочка, а как тебя зовут?

– Наташа, коли не шутите…

– Наташа, а что это за деревня?

– Фунты!

– Какие еще Фунты? А где поселок Светлая?

– На той стороне реки. А вы кто же такие будете?

– А мы ученые, птиц изучаем! Не проводишь нас в поселок?

Наташа смерила дядек испытующим взором, но просьбы не испугалась – явно была не робкого десятка. Так мы, преодолев за день больше 20 км, оказались в Фунтах – разросшемся на правом берегу предместье Светлой, поселении лесорубов. Сначала хотели по-простому поставить палатку у реки, но в пойме было суетно и людно, сновали лодки, ходил скот. Как-то мы отвыкли от всего этого!

«Да пойдемте к нам, нормально переночуете на сеновале, никого не стесните!» – вдруг заявила наша провожатая. Так и сделали.

Начался совершенный «расслабон». Стоял чудный тихий солнечный вечер, правда слегка подпорченный комаром и мокрецом. Родители Наташи оказались очень гостеприимными людьми. Мы отдали должное парному молоку (увы, кроме меня – лет пять назад я окончательно перестал усваивать сей продукт, лактаза не вырабатывалась), жаренным на большой сковородке грибам с картошкой, редиске и зелени с огорода, чаю с вареньем. Долго и тщательно мылись в бане. К великому сожалению, как и почти везде в Приморье, она была совмещенной: в одном помещении и предбанник, и парная, и мыльня. Париться – нежарко, мыться – жарковато, одеваться – мокро. Это вам не Русский Север или Сибирь, что поделаешь – южане!

Плодородный Уссурийский край – Зеленый Клин – еще с XIX в. заселяли в основном выходцы из южных губерний России, в том числе из Малороссии и областей казачьих войск. Та же тенденция сохранялась и в советское время. В поселках и на хуторах по всему краю слышится певучий суржик, а три четверти наших дальневосточных знакомых, начиная с коллег-ученых и кончая пасечниками, лесозаготовителями, охотниками, носят украинские фамилии. Моя фамилия тоже не вызывала удивления: «А ты не из дальнереченских ли (лесозаводских, пожарских) Кобликов будешь?»

На следующее утро все неспешно поднялись только к 10 часам. Еще бы, накануне просидели за разговорами почти до трех! В экспедициях с отрывом от цивилизации как-то не задумываешься о днях недели, всегда важнее числа месяца. Поэтому случаются сюрпризы. Оказалось, сегодня воскресенье, да еще день выборов президента Российской Федерации – 16 июня. Магазины и почта по случаю совмещенного выходного и праздника закрыты, но должны были открыться с четырех дня. Поселковая администрация тоже не работала, а нам ведь как-то надо договариваться о заброске лесовозами обратно на Сихотэ-Алинь! Николай ушел на реку рыбачить с младшими хозяйскими детьми, с которыми мгновенно нашел контакт. Остальным оставалось бродить по поселку и окрестностям и вести наблюдения.

В отличие от мелкой Каменки, река Светлая (Холонку) впадала в море единым глубоким и широким руслом, в устье еще больше расширяющимся в эстуарий. Через реку от Фунтов к основному поселку был перекинут мост. Сам поселок Светлая оказался сильно вытянутым вдоль реки и стиснутым сопками, переходящими в скальные прижимы у моря. Он считается третьим по величине населенным пунктом Тернейского района. Поселение здесь возникло еще в начале XX в., а в 1930-е гг. оно превратилось в очередной лагерь для заключенных. Исторически поселок разрастался вверх по течению Холонку, у моря находилась самая старая часть, виднелись рыбзавод, лесопилка, причалы. Справа на мысу высился маяк, рядом располагалась погранзастава. В целом было малолюдно, лишь у школы, где проходили выборы, репродуктор транслировал бравурные мелодии и наблюдалось скопление народа.

Большую часть долины и сопок заливало солнце (вопреки вчерашним предсказаниям бурундуков), но последние 300 м до моря были накрыты недвижимой пеленой плотного тумана. Попав туда, мы словно оказались в другом мире. Немного различалось и птичье население. По каменистому берегу, роясь в кучках отбросов, расхаживала парочка черных ворон. Везде на Дальнем Востоке черные вороны тяготеют к прибрежной полосе. Временами вороны хрипло каркали (ну совсем как наши серые), а с верхней, солнечной, части поселка им гортанным хохотом отзывались здоровенные большеклювые родственницы, не имеющие здесь столь четкой привязки к береговой линии.

Весь морской берег был поделен на гнездовые участки камчатскими трясогузками. В полете у них бросаются в глаза широкие, почти целиком белые крылья, контрастирующие с черными спиной и шапочкой. А у сидящей птицы обращает на себя внимание темная полоса через глаз, не свойственная нашим белым трясогузкам. И голос у камчатской трясогузки другой – более резкий и чирикающий. Солнечную часть поселка вдоль реки