Руководство джентльмена по пороку и добродетели - Маккензи Ли

Фелисити трет кулаками глаза, видимо, до сих пор не проснулась.

– Герцог Бурбон?

– Это у него я стащил шкатулку.

– Они… переписываются?

– Похоже на то.

– Ты все письмо прочитал? – спрашивает Перси.

– Только первую строчку, потом меня застукала Элена. Там было что-то про Лазарев ключ. Это какая-то вещь их отца.

– Зачем он им пишет, если сам же украл у них шкатулку? – спрашивает Перси.

– Может, раз ему нужна была шкатулка, сперва он пытался добыть ее честно? – предполагает Фелисити. – Но они не согласились, и он ее украл.

– Надо узнать, что там внутри, – решаю я. – По-моему, врут они, что не знают.

– Но это их шкатулка, – замечает Перси. – Их дело, что в ней. Не наше.

– Зато мы из-за нее чуть не погибли, и, если ты забыл, внутри может найтись средство от твоей болезни. Там точно какой-то страшный секрет Матеу Роблеса, а он всю жизнь занимался панацеями. По-моему, логично. Давайте поживем здесь еще пару дней и посмотрим, что можно узнать.

– Но раз они переписываются с герцогом… – начинает Перси.

– А по-моему, Монти прав, уезжать пока не надо, – перебивает Фелисити. – У нас совсем нет денег. И нам нужно хоть немного отдохнуть с дороги. – Она смотрит на Перси. – Тебе уж точно.

Перси медленно выдыхает через нос. Непослушный локон у него над ухом колышется.

– По-моему, охотиться за неприятностями ни к чему, только и всего.

– Мы за ними и не охотимся, – отвечаю я. – Так, ненавязчиво увиваемся.

– Лично я напишу Локвуду, – говорит Фелисити, – на адрес марсельского банка. Сообщу, где мы, и попрошу выслать средств, чтобы мы могли вернуться. До тех пор, если Роблесы будут готовы нас приютить, поживем у них. Ты, – смотрит она на меня, – пока проводи любые свои расследования, лишь бы нас из-за тебя отсюда не выгнали. Все согласны?

– Да.

Кажется, впервые в жизни сестра полностью на моей стороне. Перси явно куда в меньшем восторге, и все же он кивает.

– Для начала, – добавляет Фелисити, – можно попробовать выяснить, что это за Лазарев ключ.

17

Возможность хорошенько поразнюхивать представляется нам только через три дня. Все эти три дня мы ни на минуту не забываем, что мы только гости в чужом доме, но идти нам больше некуда. Первые два дня мы почти не встаем с постели: безумие последних недель вдруг наваливается тяжким грузом, будто мешок кирпичей. На третий Элена уговаривает нас выбраться с ней в город посмотреть достопримечательности.

Данте остается дома. Он вообще почти не вылезает из кабинета: занимает свой пост за столом сразу после завтрака и сидит там до нашего возвращения. В таких условиях порыться в поисках переписки с герцогом или хоть каких-то сведений об их отце не представляется возможным. Отведенные нам спальни мы уже перевернули вверх дном и ничего полезного не нашли. Перси, к слову, забросил поиски почти сразу, едва нашел стопку нотных тетрадей Матеу Роблеса, и решил лучше углубиться в них. Думается, если где и есть что полезное, то как раз в кабинете, но Данте больно уж нравится там сидеть. Видно, в этой пыльной гробнице, перешедшей ему от отца, он чувствует себя уютнее всего.

Наша усталость с дороги и его неумение разговаривать с людьми делу тоже не помогают.

К моему огромному удивлению, первой на Данте накидывается Фелисити. Я и не ждал, что она погрузится в расследование с таким энтузиазмом: обычно она совершенно холодная и чопорная особа. С самого нашего прибытия эти двое постоянно ведут беседу о химии, френологии, электропроводности и прочих непонятных мне вещах, и он демонстрирует к ней такой интерес, какого, по моему первому впечатлению о нем, вообще не способен проявлять к людям. К нам с Перси он относится куда прохладнее. Впрочем, Фелисити все равно не удается даже подобраться к вопросу алхимии: едва дело начинает пахнуть жареным, Данте тут же переводит разговор на другую тему. Моя уверенность в том, что его надо только хорошенько разговорить, начинает ослабевать.

Сегодня мы заходим в кабинет к Данте. Он пытается навести порядок, вернее, перекладывает хлам с места на место. Впрочем, тут же отрывается от своего занятия, когда Фелисити спрашивает, нет ли поблизости университета с открытой библиотекой.

– Рядом есть книжная лавка, – отвечает он. – Прямо под углом. То есть за углом. Прямо по улице и за углом. – Он машет рукой в нужную сторону. – Сходите… если… если хотите, сходите туда. И у нас тут тоже есть книги. Если желаете… остаться дома. – Он украдкой окидывает взглядом Фелисити и краснеет от шеи до корней волос.

– Спасибо за щедрое предложение, но я бы хотела… – Поразительно, с какой скоростью Фелисити придумывает оправдания. – Я хотела бы купить книгу вашего отца.

– По-моему, у нас есть несколько экземпляров.

– Я хотела бы купить свой, домой увезу. – Не слишком-то убедительная ложь: он знает, что у нас нет денег, вдобавок сперва Фелисити спрашивала про библиотеку. Но, не давая Данте задуматься над ее словами, сестра одаривает его милой улыбкой. Колени от нее, конечно, не подкашиваются, но я вдруг задумываюсь: похоже, умение очаровывать у нас все-таки немножко да семейное. – Если хотите, пойдемте с нами.

Начавший было пропадать румянец разгорается на щеках Данте с новой силой, будто огонь, в который подкинули поленьев.

– Нет-нет, я… я здесь побуду. Постойте, – окликает он нас у двери и обращается к Перси: – Я вчера слышал, как вы играли. Музыку моего отца. Если вам не трудно, не могли бы вы… не могли бы вы мне сыграть?

– Попробую, – обещает Перси, – когда вернемся.

Данте улыбается.

Книжная лавка, увы, куда меньше библиотеки, зато вывеска сулит богатый выбор. Вдоль стен идут шаткие ряды забитых полок, а все, что не влезло, разномастными стопками разложено прямо на полу. Из-за кассы на нас недовольно смотрит похожий на университетского ректора мужчина с мощными челюстями. У него вид закоренелого консерватора, и вряд ли он согласится обслуживать даму и чернокожего парня, если вообще не погонит их из лавки, и я подхожу к нему один.

Я выбираю образ честного простофили: улыбаюсь, шагаю неуклюже и чуть вжимаю голову в плечи, чтобы казаться совсем миниатюрным и безобидным. Впрочем, я и так-то не слишком крупный и страшный.

– Доброе утро, – здороваюсь я по-французски.

Продавец снимает с носа пенсне и убирает в карман.

– Чем могу помочь?

– Скажите, пожалуйста, а вы случайно… совсем-совсем случайно… не знаете, что такое Лазарев ключ? Или, может, у вас есть какие-нибудь книги, где можно про него прочесть?

Продавец моргает.

– Вы имеете в виду Библию?

– Правда? – Я издаю смущенный смешок. Он остается серьезен. – Сам не знаю.

– Лазарь был воскрешен Иисусом из мертвых в одиннадцатой главе Евангелия от Иоанна. Это Новый Завет.

– Точно. – Об этом я как-то не подумал. У меня толком не было повода досконально штудировать Библию: отец мой деист, а религиозность матушки сводится ко всяким