Кавалер Красного замка - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И несчастная горланила, сопровождая свои слова угрожающими жестами.
Королева закрыла лицо руками.
— Несчастная, — проговорила принцесса Елизавета, — ты забыла, что говоришь королеве.
— Королеве!.. Она!.. Королева? — повторила Тизон, в которой бешенство возрастало с каждой минутой. — Если она королева, то пускай запретит палачам убивать мою дочь!.. Пускай велит помиловать мою бедную Элоизу!.. Короли милуют!.. Полно! Возврати мне дочь, и я буду признавать тебя за королеву… А до тех пор ты женщина… и женщина, которая вносит в дом несчастье!
— О, пощадите, пощадите! — вскричала Мария-Антуанетта. — Вы видите мое горе, видите мои слезы!
И Мария-Антуанетта пыталась прорваться мимо, чтобы не видеть как ужасно беснуется Тизон.
— Нет, не уйдешь! — горланила старуха. — Не убежишь, мадам Вето!.. Все знаю, человек в плаще все рассказал мне!.. Ты хочешь соединиться с пруссаками… Но не убежишь, — продолжала Тизон, ухватив королеву за платье. — Не позволю бежать! Стой, мадам Вето! Граждане, сюда!.. Морис!
И помешанная, с растрепанными седыми волосами, багровым лицом и налившимися кровью глазами, упала навзничь, разорвав в клочки платье, за которое ухватилась.
Королева, перепуганная, но по крайней мере избавленная от безумной, хотела было бежать в сад, как вдруг ужасный крик, смешанный с лаем и сопровождаемый странным шумом, вывел из оцепенения национальную стражу, которая окружала Марию-Антуанетту, привлеченная описанной сценой.
— К оружию! Измена! — кричал человек, которого королева по голосу приняла за сапожника Симона.
Возле этого человека, охранявшего с саблей в руке дверь харчевни, неистово лаял Блек.
— Сюда! Весь караул! — кричал Симон. — Нам изменили… Верните мадам Вето!
Прибежал офицер. Симон поговорил с ним, сверкая глазами, и указал на харчевню. Офицер закричал: «Караул!»
— Блек! Блек! — крикнула королева, сделав шаг вперед.
Но собака не отвечала и продолжала лаять во все горло.
Национальная стража сбежалась с оружием и бросилась к харчевне, а муниципалы схватили королеву, ее сестру и дочь и втолкнули в дверь, которая тотчас захлопнулась за ними.
— Готовь ружья! — закричали муниципалы караульным.
И раздался стук заряжаемых ружей.
— Там, там… под люком! — кричал Симон. — Я видел, как шевелился люк… Я уверен!.. Собака не участвовала в заговоре и лаяла на заговорщиков… Они, верно, в погребе! Слышите, все еще лает!..
Действительно, Блек, воодушевленный криком Симона, залаял пуще прежнего.
Офицер схватил кольцо люка. Два здоровых гренадера, видя, что он не в силах его приподнять, начали помогать ему, но безуспешно.
— Дело ясное, снизу держат, — сказал Симон. — Пали, друзья мои! Прямо в люк, так и стреляй сквозь доску!
— Эй, вы! — кричала Плюмо. — Перебьете бутылки.
— Пали! Пали! — повторял Симон.
— Замолчи, горлан! — сказал офицер. — Принеси топор, будем ломать доски. Взвод, готовься! И как откроем люк, стрелять туда.
Стук доски и сотрясение показали национальной страже, что внизу пока произошло движение. Вскоре из-под земли послышался шум, как будто задвигают железную решетку.
— Смелей, — сказал офицер прибежавшим саперам.
Топором разрубили доски; двадцать ружейных дул опустились к отверстию, которое расширялось с каждой секундой.
Но в отверстии не видно было ни души.
Офицер зажег факел и бросил в погреб; погреб был пустой.
Приподняли люк, и на этот раз он уступил без всякого сопротивления.
— За мной! — крикнул офицер, кинувшись по ступеням.
— Вперед! — кричала национальная стража, бросившись вслед за офицером.
— А, вот как, почтеннейшая Плюмо? Ты отдала свой подвал аристократам? — сказал Симон. — Ну, ладно!..
Проломили стену. На влажной земле были следы, и по направлению к улице Кордери показался проход фута в три шириной и около шести в вышину, похожий на колено траншеи.
Офицер влез в это отверстие, решив преследовать противников хоть в недра земли. Но едва сделал три-четыре шага, как был остановлен железной решеткой.
— Стой! — сказал он тем, которые толкали его сзади. — Дальше нельзя — загорожено наглухо!..
— Что там, посмотрим! — сказали муниципалы, которые уже успели запереть узницу и прибежали разнюхать новости.
— Что? Да тут целый заговор! — отвечал офицер, выползая из подземного хода. — Аристократы хотели похитить королеву во время прогулки, и, вероятно, у нее был с ними сговор.
— Черт побери! — вскричал муниципал. — Бежать сейчас же за гражданином Сантером и предупредить Коммуну.
— Солдаты, — сказал офицер, — оставайтесь в этом погребе и стреляйте во всякого, кто сунет сюда нос.
И, отдав этот приказ, офицер вышел наверх, чтобы составить рапорт.
— Ага! — кричал Симон, потирая руки. — Ага! Пускай теперь называют меня сумасшедшим! Пускай попробуют!.. Блек, Блек! О, да ты настоящий патриот… Блек спас республику… Поди сюда, Блек, поди ко мне!..
И мерзавец, приласкав бедную собаку, дал ей такого пинка ногой, что животное отлетело на двадцать шагов.
— О, как я люблю тебя, Блек! — сказал он. — По твоей милости отрубят голову твоей хозяйке. Подойди сюда, Блек, подойди!
Но на этот раз Блек завизжал и бросился к тюрьме.
XXVII. Франт
Прошло часа два после того, как совершились описанные нами события.
Лорен прохаживался в комнате Мориса, а тем временем Сцевола чистил в прихожей сапоги своего господина; но для удобства разговора дверь оставалась растворенной, и Лорен, шагая взад и вперед, останавливался перед ней и обращался с вопросами к слуге.
— И ты говоришь, Сцевола, что господин твой уехал сегодня утром?
— Ну, да, утром!..
— А когда он обычно уезжает?
— Минут десять раньше, минут десять позже, как случится.
— А ты не видал его с тех пор?
— Нет, гражданин.
Лорен молча раза три или четыре прошелся по комнате и опять остановился.
— А как ушел он, с саблей?
— Разумеется, он всегда ходит на службу с саблей.
— А уверен ты, что он ушел на службу?
— По крайней мере, так он сказал.
— В таком случае я пойду к нему, — сказал Лорен. — Если мы разминемся, скажи, что я был и вернусь.
— Постойте, — сказал Сцевола.
— Что такое?
— Я слышу его шаги на лестнице.
— Право?
— Будьте уверены.
И почти в то же мгновение дверь отворилась и вошел Морис.
Лорен быстро взглянул на него и, видя, что в нем нет ничего необыкновенного, сказал:
— Наконец-то!.. Я жду тебя битых два часа.
— Тем лучше, — с улыбкой отвечал Морис, — ты успел за это время наделать двустиший или четверостиший.
— Ах, любезный Морис, — произнес импровизатор, — я перестал сочинять.
— Двустишья и четверостишья?
— Да.
— Ого! Значит, скоро конец света?
— Морис, друг мой, я скучаю…
— Ты скучаешь?
— Я несчастен.
— Ты несчастен?
— Что делать! Упреки совести.
— Упреки совести?
— Да, да, — сказал Лорен. — Или ты, или она — середины не было. Ты или она… Ты знаешь, я не колебался. Но видишь ли, Артемиза в отчаянии: это была ее подруга.
— Бедная девушка!
— И так как Артемиза дала мне ее адрес…
— Гораздо лучше бы ты сделал, если б дал всему идти своим чередом.
— И значит, вместо нее теперь ты был бы приговорен к смерти? Умное рассуждение! А еще я приходил к тебе советоваться.
— Все равно говори, в чем дело?
— Понимаешь ли, мне хотелось предпринять что-нибудь, чтобы ее спасти. Если б я дал или получил за нее порядочного пинка, право, кажется, мне было бы легче.
— Да ты с ума сошел, Лорен, — сказал Морис, пожимая плечами.
— Как ты думаешь: не вступиться ли за нее перед революционным трибуналом?
— Теперь уже поздно. Она осуждена.
— Право, — сказал Лорен, — противно видеть, что губишь такую девушку.
— Тем более противно, что мое избавление повлекло ее смерть. Но знаешь, Лорен, мы можем сколь-нибудь утешиться мыслью, что она была заговорщица.
— Да кто же в наше время не заговорщик во Франции?.. Бедная женщина!
— Однако же не слишком жалей, мой друг, и, главное, не жалей вслух, а не то и нас потащат вместе с нею. Поверь, что и мы не слишком отстранены от обвинения в соучастии. Не дальше как сегодня капитан егерей Сен-Ле назвал меня жирондистом, и я принужден был ударить его саблей в доказательство, что он ошибается.
— Так вот отчего ты и возвратился так поздно?
— Именно.
— А почему не предупредил меня?
— Потому что в таких делах ты не годишься: тут надо было покончить сию же минуту, чтобы не начался шум. Мы взяли каждый, что было у нас под рукой.
— И эта каналья назвал тебя жирондистом, тебя, Морис!..
— Да!.. Теперь ты видишь, любезный друг, еще одна такая история, и мы лишимся популярности; а ты знаешь, Лорен, что в наше время слово «непопулярный» синоним слову «подозрительный».