Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

не казалась ему такой неустроенной. Он работал, не щадя себя, но чувство полного удовлетворения не приходило.

Жизнь представлялась разложенной на весах: на одной чаше — нужда и разруха, на другой — люди, среди которых затерялся и он. Какая чаша перетянет? Точно на экране, он видел перед собой огромное пожарище — неуклюжие остовы печей, обугленные деревья, кучи битого кирпича и ржавого, скрюченного железа; табор с его землянками и куренями, с дерюгами, попонами и тряпками на шестах; он видел мать, сгорбившуюся от непосильного горя; Настю и Антона, заснувших на тракторе, несущемся через широкие загоны зеленей; Марью Акимовну, слезно молящую уменьшить норму выработки; Терентия Толкунова, воровато выбирающего лучшую делянку, — и робость охватывала его. Чтобы управлять людьми, поднимать их на беспощадную борьбу с разрухой, зажигать и все время поддерживать в них неугасимую страсть к созиданию, — для этого мало самому уметь развести пилу.

Огни в таборе гасли, как догорающие свечи, а звезды на синем безоблачном небе разгорались ярче и ярче. Арсей смотрел на бесшумно скользящую под бледными бликами реку. Вспоминалась партизанская жизнь. Она была нелегкой… Было время, когда фронт отодвинулся далеко на восток и партизаны оказались в глубоком тылу врага. Тогда они стали еще злее: дерзко взрывали эшелоны с оружием и солдатами, железнодорожные мосты, внезапными и смелыми налетами уничтожали обозы противника. Немцы забеспокоились. В районе партизанского отряда неожиданно появился полк автоматчиков. Эсесовцы окружили партизан в лесу, крепко заперли все выходы. Но партизаны не сложили оружия. Они утроили сопротивление. Это было настоящее сражение. Двадцать шесть дней и ночей без отдыха партизаны отражали бесчисленные атаки. Но вот кончилось продовольствие, подошли к концу боеприпасы. Надо было прорываться во что бы то ни стало. Это казалось невозможным. Но смекалка, русская смекалка выручила их. Ложной тревогой партизаны заставили врага сконцентрировать главные силы по линии железной дороги, а сами неожиданным ударом в другом месте опрокинули ослабленную оборону немцев. Бой был короткий, но жаркий. Без больших потерь отряд вышел из окружения. Но куда трудней, казалось Арсею, вывести людей из окружения нужды и разрухи. Там, в лесу, он сумел нащупать слабое звено в цепи врага и разорвать ее. Поскорее бы здесь прорвать цепь нужды! Какие усилия потребуются, чтобы выбраться на простор, на широкую дорогу жизни!

Низко над балкой большим треугольником пролетели журавли. Своим курлыканьем они оборвали нить невеселых размышлений Арсея. Он следил за полетом птиц до тех пор, пока они не скрылись за сгустившимся пологом ночи. Наконец он встал, собравшись итти домой. Странный крик остановил его, приковал к месту. Там, где берег балки сливался с небом. Арсей увидел человека. Человек бежал, кружась и приплясывая. Чувство безотчетной тревоги охватило Арсея. Он шагнул за куст, раздвинул ветки и стал наблюдать.

Это была Варвара Воронцова. Менее всего Арсей ожидал встречи с ней здесь. Он вспомнил, что все это время не видел соседку в таборе. Где она была? Что делала? И почему она здесь в такую пору? Нервная дрожь пробежала по телу. Он крепче ухватился за тонкие ветки.

Варвара что-то выкрикивала. Арсей не разбирал слов. Внезапно Варвара остановилась, осмотрелась вокруг, точно почуяв чье-то присутствие. Она была все в той же рваной кофте, волосы торчали космами. Когда-то красивое лицо ее выражало глубокую печаль. Она внимательно всматривалась в куст, за которым спрятался Арсей, но в глазах, темных и глубоких, так и не сверкнул огонек разума.

Варвара отошла к берегу и, упав на колени, застыла в позе безнадежного отчаяния. Арсей не сделал ни одного движения. Как завороженный, он глядел на нее, усилием воли удерживая дрожь тела, боясь обнаружить свое присутствие.

Тяжело вздохнув, Варвара повернулась лицом к реке и, обняв ноги руками, положила голову на колени. Она притихла. Из-за леса показался край ущербного месяца, белые холодные лучи осветили сутулую спину женщины. Варвара подняла голову и сказала ясным, полным страдания голосом:

— Боже мой!.. Что они со мной сделали!..

Она с трудом поднялась и нетвердой походкой побрела вдоль берега.

Недочет долго не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, пытаясь улечься поудобней. Старик крепко закрывал глаза, принимался даже храпеть, стараясь обмануть себя, но ничто не помогало. Сон не шел. Поняв, что не сможет заставить себя заснуть, Недочет вытащил табакерку.

Взошел месяц — тонкая струйка белого света, точно острая игла, проткнула камышовую стену куреня и заблестела на солдатской пуговке пиджака Недочета. Старик сбросил пиджак с ног — светлячок спрыгнул на колено, закопался в разорванной штанине.

— Вот, даже штаны залатать некому, — с горечью прошептал Недочет, рассматривая дырку. — Один-одинок… Так и помру бобылем…

Он вспомнил свою долгую жизнь, и ему стало жаль себя. Лучшие годы юности прошли в батраках — в тяжелом, изнурительном труде ради куска хлеба. Его не считали за человека и требовали, чтобы он раньше позаботился о лошадях, а потом уже о себе. Обида, как полая вода — песчинки, несла в сердце ненависть, откладывала, цементировала. Эта ненависть к угнетателям повела его в лес в годы гражданской войны за советскую власть, она была той благодатной почвой, на которой взошло, выросло и окрепло его сознание. Недочет в числе первых голосовал за колхоз, а в колхозе работал не покладая рук. У него не было семьи, но колхоз очень скоро стал его родным домом. Жена его, слабая, тщедушная Феня, рано скончалась, оставив двоих маленьких сыновей. Хилые, как и мать, они скоро умерли. Вторично жениться Недочет не сумел — не пришла, не повстречалась любушка-зазнобушка, не согрела сердце жарким взглядом. Односельчане любили Недочета, прислушивались к его словам, ценили меткие советы, но считали человеком не от мира сего, которому, дескать, непонятны земные, домашние радости. На самом деле это было далеко не так. Недочет тяжело переживал потерю родных. Жил он в низенькой хатке, но бывал в ней редко. Дни и ночи проводил среди людей. В работе, в хозяйской суете забывался.

Потребность быть среди людей, — жить их горестями и радостями особенно возросла в суровые партизанские дни. Недочет крепко привязался к храбрым людям своего отряда. Они не отступали перед врагом, всегда верили в победу. Недочет чувствовал себя членом коллектива — настоящим человеком, и жизнь, полная лишений, борьбы и опасностей, захватывала его, помогала забыть собственное одиночество.