Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

легко оказывают и с чистой совестью забывают о ней, в критическую минуту оставляя вас в окружении гиен. Однако британцы в игре — это важно. Пока важно… Но почему вы считаете, что ваш путь самый короткий?

—Я так не считаю. Я предполагаю. Ваши эмиссары — Бернадот, Гогенлоэ — крепко засвечены. Можно назвать еще пять- шесть фамилий. Их знают. И знают, чей они рупор. В известной степени через них могут вестись переговоры об освобождении норвежцев, голландцев, евреев. Но всё остальное — табу. Русские не допустят.

—Вы считаете? — Шелленберг проводил глазами стоящего на перекрестке инвалида на костылях. — У вас есть предложения?

—Необходимо прикрытие. Даллес так заботится о конспирации, что рано или поздно все его контакты вылезают наружу. Он ведет себя как уверенный в своей силе медведь. У него нет большого опыта. Вам следует подумать о прикрытии. Пусть все знают что-то. Что-то вынюхивают. О чем-то гадают. Пусть это станет известно Сталину. Пусть Сталин выдвигает претензии Рузвельту. Чем больше шума, тем лучше. Главное, чтобы никто не догадывался о переговорах, связанных с бомбой. Не догадывался — и не мешал.

—Manœuvre de diversion[2], — задумчиво произнес Шелленберг, подтягивая перчатки на руках. — Мы подумаем об этом. Где вы остановились?

—Вы смеетесь?

—Нет. Сейчас это вопрос не только вашей безопасности. Вас ждали и теперь ищут.

—Да, мне известно.

—Если хотите…

—Я справлюсь.

—Хорошо. — Шелленберг уселся поглубже в кресло, сунул кисти рук под мышки: он никак не мог согреться. — Вы продумали, как будете возвращаться в Швейцарию?

—Разумеется. Вы сделаете мне проездные документы или выведете меня через ваше окно.

—Хорошо, — кивнул Шелленберг. — Теперь поговорим о Даллесе.

Базель, Штерненгассе, 3,

25 января

В просторной библиотеке, украшенной рядами сверкающих золотом нетронутых фолиантов, два элегантно одетых господина вели тихую, неторопливую беседу. Один был немец, другой — француз, бегло говорящий по-немецки с незначительным акцентом. Первого звали Аксель фон Троттов, он возглавлял некую невнятную финансовую структуру, тесно связанную с деловыми кругами рейха, в первую очередь с оберстгруппенфюрером Францем Шварцем, казначеем НСДАП по прозвищу «Скряга». Второй был доверенным лицом управляющего базельского Банка торговых коммуникаций и одновременно входил в состав акционеров Всеобщей клиринговой компании, кооперированной с пресловутым Банком международных расчетов, шикарная штаб-квартира которого разместилась совсем близко, в бывшем отеле на перпендикулярной улице. Его имя — Реми Кампредон — было хорошо известно в финансовых кругах и не только Швейцарии. Оба господина не любили публичности, предпочитая ходить по теневой стороне улицы. Оба любили сигары Cabanas и коньяк Martell Cohiba. Оба знали друг друга настолько давно, что по движениям мимики могли угадать, что будет сказано в следующую минуту.

—Нет, дорогой Аксель, на мой непросвещенный взгляд, всякая перспектива сейчас размыта. Маккитрик… э-э… пытается удержать крышу, в то время как под ногами рушится фундамент. Но это не значит, что надо сидеть сложа руки и скорбно наблюдать … э-э… за происходящим. — Этим задумчивым «э-э» Кампредон как бы усиливал значимость своих слов, которыми он распоряжался скупо, обстоятельно и неторопливо. — В сегодняшней «Тагес Анцайгер» любопытная заметка с фрагментом интервью Монтегю. Читали? Он полон оптимизма. Старик считает, что будущая конфигурация… э-э… приоритетов складывается как раз именно сейчас. Он не видит проблем с войной. Вернее, война разрешит все проблемы, так он считает.

—Читать надо не газеты, а биржевые сводки. Там всё четко, коротко и без воды. — Густому баритону фон Троттова мог позавидовать оперный премьер. Он медленно отпил коньяк, прополоскал им горло и проглотил. — Оптимизм Монтегю — у него в голове. Когда человека убирают в отставку, ему остается только фантазировать, то есть быть экспертом. Промышленный индекс Доу Джонса показывает рост, но не выше тридцать седьмого года. А в тридцать седьмом — что? Спад, рецессия. Если бы не война, где были бы Штаты? Нет, читать надо сводки. В крайнем случае, «Таймс».

—Но война идет к концу, — внушительно заметил Кампредон. — Если Сталин не поглотит Европу, США обернут ее в свою провинцию. Или в вас еще живут надежды?

В лице фон Троттова не дрогнул ни один мускул. Он выпустил дым из ноздрей и сухо ответил:

—Me quoque fata regunt[3].

—Повинуетесь року? Не узнаю вас, Аксель. Будете сидеть с удочкой на берегу реки, пока мимо не проплывет труп Германии?

—Не думаю, что такая судьба уготована Германии.

—Это решат победители, исходя из своих интересов. Вы, конечно, знакомы с планом Моргентау?

—Его отвергли.

—Да. — Кампредон снял пенсне в золотой оправе и тщательно протер его фетровым платком. — Потому что он слишком прямолинеен: уничтожить промышленность, сделать Германию аграрной страной. Но помяните мое слово, дорогой друг: как только будет подписана капитуляция, англосаксы… э-э… немедленно раздробят вашу банковскую систему, развалят единый производственный организм и закупорят вас запретом любых экспортно-импортных операций. Они сделают это мягко, под видом экстренной экономической поддержки. Они всегда так делают. Уж я знаю, что говорю.

—Интересно, а что сделают русские?

—Советы не играют на бирже, вот в чем беда. Они любят свою страну, но… э-э… безразличны к людям, ее населяющим. Вашу страну они к тому же еще и не любят, мягко говоря. Так что старина Доу Джонс нам тут никакого прогноза не даст.

—Хорошо. Стану читать «Тагес Анцайгер».

—Ну, это для тех, кто планирует тихую, спокойную жизнь вдали от политических бурь. Мне тут в руки попалась газета со странным названием «Информация для немецких предпринимателей». В ней красной нитью проходит мысль, что немецкому бизнесу нужно начинать сотрудничать сейчас, чтобы потом не упустить свою выгоду.

—Кто издает?

—Не знаю. Кто-то в Стокгольме. Да вот я вам сейчас ее покажу.

Кампредон взял стоявший на журнальном столике колокольчик и позвонил в него. Фон Троттов усмехнулся:

—Реми, хочу вас удивить: вот уж несколько десятилетий, как изобрели телефонный коммутатор. Это очень удобно: нажал кнопку — и говоришь с секретарем.

—Я старомоден, — лучезарной улыбкой парировал Кампредон.

В дверях бесшумно возник слуга.

—Газету, — не оборачиваясь, приказал Кампредон. — Там, в бюро.

Слуга поклонился, исчез и через несколько секунд положил на столик газету. Фон Троттов быстро пролистал ее, задержавшись на двух-трех абзацах, отложил в сторону.

—Да, — сказал он, — любопытно.

Он знал эту газету, знал, что издают ее люди из УСС Даллеса в рамках операции по подрыву доверия немецких предпринимателей к режиму нацистов. Но не