Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

—Когда вы получили эту информацию?

—Вчера вечером. Если быть точным, в двадцать сорок восемь.

Шелленберг задумался. Потёр переносицу. Пригладил волосы. Потом сказал:

—Еще раз, Рёпке. Повторите еще раз.

—Источник под номером сто сорок три сообщает, что кто-то из цюрихского бюро шведской службы безопасности, взаимодействующего с британской Интеллидженс сервис, без санкции руководства вышел на контакт с представителем резидента Управления стратегических служб США Аллена Даллеса.

—Это всё?

—Всё, бригадефюрер.

Шелленберг резко поднялся. Следом вскочили все присутствующие.

—Благодарю всех, — сказал он. — Можете быть свободны. Рёпке, попросите ваш источник дать более развернутую информацию. Имя. Кто это? Имя того, кто вышел на УСС.

—Слушаюсь, бригадефюрер.

Когда все удалились, Шелленберг вызвал секретаря. Не успел повесить трубку, как тот уже стоял перед ним. Шелленберг окинул его хмурым взглядом снизу вверх.

—Где вы стрижетесь, Краузе? — спросил он. — Вашей при- ческе завидует всё Управление.

Краузе не удивился вопросу, только слегка пожал плечами:

—Я сам, бригадефюрер. Перед зеркалом.

—Невероятно.

—Упражнением можно добиться любых результатов.

—Да, тут вы, пожалуй, правы. — Шелленберг распахнул шкаф и быстрым движением накинул на плечи пальто. — В четыре тридцать пригласите ко мне начальника реферата D4.

—Ванека? Греция?

Шелленберг замер на месте:

—Я все-таки отправлю вас в дивизию «Бранденбург» стажироваться. Там вам быстро вправят мозги. D4 — это Гайвиц! Южная Америка! Боже, с кем я работаю! — всплеснул он руками, закатив глаза.

—Прошу простить. — Секретарь с невозмутимым видом чуть склонил глянцево блестевшую от бриолина голову.

Шелленберг натянул перчатки и надел фуражку. В дверях обернулся:

—Скажите, Краузе, вы в детстве болели краснухой?

—Не думаю. Скорее всего, нет.

—Жаль, Краузе. Очень жаль. Это несправедливо.

Легким полубе́гом, с развевающимися фалдами серого генеральского пальто, подбитого белой подкладкой, Шелленберг нёсся по коридорам Управления, не обращая внимания на зигующих сотрудников.

В приемной Шелленберга Гесслицу сказали, что бригадефюрер не сможет его принять, поскольку через полчаса он уезжает. Впрочем, Гесслицу достаточно было знать, что шеф СД на месте; меньше всего он хотел очутиться у него в кабинете. Ничего другого не оставалось, кроме как маячить где-то на линии, ведущей к выходу.

—Бригадефюрер!

Решительный голос заставил Шелленберга остановиться. Он удивленно посмотрел на шагнувшего к нему грузного мужчину в форме криминальрата с четырьмя звездочками на правой петлице и погонами в виде серебристой шелковой «гусеницы».

—Что такое? — не сразу нашелся, как отреагировать, Шелленберг.

—Прошу простить, бригадефюрер, но меня просили передать: человек, которого вы ждете, в Берлине.

—Не понимаю.

—Он обеспокоен, что не встретился с вами. Он будет ждать вас сегодня и завтра в то же время двумя кварталами выше… ну, то есть выше места, которое вам известно.

—Что за ерунда, — фыркнул Шелленберг. — Вы бредите?

—Пожалуйста, будьте на машине. Он сядет к вам в машину… — Выждав пару секунд, Гесслиц добавил: — Да, вот еще: когда мы говорили, была сильная метель.

Голубые глаза Шелленберга слегка сузились, придав ему сходство с готовой наброситься рысью. Тихим голосом он отчетливо произнес:

—Не понимаю, о чем вы, криминальрат. Вам, видно, приснился дурной сон. Благодарите Бога, что я не вызвал охрану. И чтобы я вас больше не видел.

Он подтянул перчатку на руке и быстро удалился. Только тогда Гесслиц заметил в глубине коридора коренастую фигуру престарелого штурмбаннфюрера Шлихта, смотревшего в его сторону. Он помнил, что этот Шлихт, известный своей склонностью к наушничеству, несмотря на равные воинские звания, находится в прямом подчинении инспектору гестапо Шольцу.

Берлин, Шëнеберг,

24 января

Шелленберг долго думал, не является ли этот криминальрат частью провокации гестапо. Действительно, узнав о том, что люди Мюллера ждут эмиссара Даллеса, он решил, что Хартман «засветился» и теперь его ждет провал. После ему стало известно, что никого на вокзале не взяли, и выдохнул с облегчением, ибо, окажись Хартман в подвалах Принц-Альбрехт-штрассе, 8, Шелленбергу пришлось бы отвечать на ряд неприятных вопросов, к которым он не то чтобы не был готов, а испытывал осторожное отвращение. Тем не менее от запланированной встречи он посчитал разумным отказаться, предо- ставив Хартману одному выпутываться из сложившейся ситуации. Если бы всё это оказалось спектаклем, думал Шелленберг, то рейхсфюрер непременно его бы предупредил. Или, что более вероятно, он бы уже был трупом под каким-нибудь благовидным предлогом вроде инфаркта или автомобильной аварии.

Предположим, размышлял Шелленберг, гестапо станет известно, что он встретился с человеком Даллеса. И что? Во-первых, для начала надо арестовать этого человека, заставить его действовать в своих интересах, подготовить, придумать легенду — и скрыть это от Гиммлера, рискуя собственной шкурой. А во-вторых, всегда можно подать такое дело как хитрый план СД по выявлению каналов связи с врагом. Но это крайний случай. Вероятнее всего Хартману удалось сохранить инкогнито. И тогда упустить шанс наладить прямой контакт с американской разведкой было бы роковой глупостью. Даллес всегда уклонялся от подобных связей, предпочитая иметь дело с политиками, бизнесменами, военными, на крайний случай, с международными аферистами, которых после легко убрать. От СС он шарахался, как кот от запаха уксуса, хотя поначалу, года два назад, весьма благоволил к ведомству Гиммлера. Од- ним словом, игра стоила свеч.

В тот же день в 16.15 «вандерер 21» Шелленберга выехал с Беркаэрштрассе в юго-западном направлении. За рулем был его постоянный водитель, что интересно, немой. Он отлично знал свое дело и всегда, без лишних напоминаний, следил, чтобы за машиной не было «хвоста». Выйдя на Барбаросса-штрассе со стороны Шёнеберга, автомобиль поднялся до Ландсхютерш- трассе и там остановился, погасив фары.

Ждать долго не пришлось. Из темноты разбитого подъезда выступила фигура человека в кожаном пальто с меховым воротом и быстрым шагом направилась к «вандереру». Шелленберг провернул несколько раз ручку, чтобы поднять стекло, изолирующее задние кресла от водительских.

Они не стали пожимать друг другу руки, но вежливую приветливость при встрече старых знакомых изобразили оба.

—А вы молодцом, — отметил Шелленберг. — Посмотришь, так ранение пошло вам на пользу. Сейчас не время хорошо выглядеть. Это вызывает подозрение.

—Я бы вернул вам ваш комплимент, если бы мы были барышнями бальзаковского возраста, — парировал Хартман. — Впрочем, подозревать вас — себе дороже.

Губы Шелленберга сложились в довольную полуулыбку — он оценил изящность лести.

—Как там Цюрих? Я слышал, швейцарцы уже учатся танцевать гопак.

—Не видел. Но они, кажется, разлюбили шуплаттлер.

—Вот как? Неблагодарные. Мы не тронули их независимость, а они перестали плясать под нашу