Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

половине дня. Сам решай, как лучше. Если будешь писать письмо, не забудь вставить в него слово «метель». Это сигнал.

Гесслиц задумчиво почесал подбородок:

—Ну, что ж, обмозгую это дело.

—Обмозгуй. И вот еще: боюсь, Шелленбергу будет недостаточно получить письмо. Боюсь, с ним нужно говорить. Он явно осторожничает. Если что, на него спустят всех собак. Он в смятении. Нужно его успокоить. Понимаешь? Успокоить.

Хартман понимал, риск, которому он подвергает Вилли, смертельно опасный. Но если Шелленберг поверит, то Гесслиц, хоть и обнаружит себя перед ним, будет вне угрозы, поскольку тогда уже Шелленберг окажется заложником ситуации. Конечно, сохраняется вариант, что он попросту ликвидирует Гесслица, но тогда доверие между СС и Даллесом будет подорвано, а это не в интересах Гиммлера. Так рассуждал Хартман.

—Ты где остановился? — поинтересовался Гесслиц.

—Есть одно лежбище.

—Если что…

—Я знаю.

—А как я с тобой свяжусь?

—Я сам, Вилли… И вот еще: сообщи в Центр, что здесь о моем визите знали.

—Сделаю… Когда же мы посидим, поговорим, выпьем?

—Посидим, Вилли. Выпьем. — Хартман улыбнулся. — Потом, друг. Позже.

Берлин, Шмаргендорф, Беркаэрштрассе, 12, VI Управление PСXА, СД,

24 января

Каких-либо вариантов у Гесслица, по сути дела, не было. От идеи письма он сразу отказался: письмо можно было на- писать, но иметь его на руках при личной встрече — неоправданный риск; отделаться же просто отправкой анонимного послания не представлялось достаточным, поскольку у Шелленберга могли возникнуть вопросы.

Утром, прежде чем закрыть за собой дверь, Гесслиц долго смотрел на спящую Сенту. Его завораживала и удивляла светлая безмятежность ребенка, всецело отрешённого от свинцового бремени повседневности, в то время, когда взрослые только тем и занимались, чтобы сделать это бремя еще более невыносимым друг для друга. Через сорок пять минут сюда придет фрау Зукер, и мир маленькой девочки наполнится многообещающими событиями, постичь которые Гесслицу было не дано. «Но где сейчас безопасно?» — спросил он себя в ответ на возникшую мысль о том, что неплохо бы отправить Сенту куда-нибудь подальше от Берлина. Гесслиц поправил сползшее одеяло и, стараясь не скрипеть половицами, вышел из спальни.

Ведомство Шелленберга отличалось от ведомства Мюллера примерно так же, как довоенная Потсдамер-платц с ее раскрепощенной суетой отличалась от деловой чопорности какой-нибудь Адольф-Гитлер-платц. Шелленберг держал своих подчиненных в кулаке, но кулак, если можно так выразиться, был в лайковой перчатке, что давало им волю ощущать себя «белой костью» в иерархической системе РСХА. В глаза бросалась некоторая развязность обитателей Беркаэрштрассе, 12, при соблюдении, разумеется, назначенной каждому звену аппарата СД субординации; это раздражало и вызывало скрытую зависть у сотрудников других управлений «конюшни» Гиммлера.

Сославшись на необходимость встретиться с осведомителем, Гесслиц взял служебную машину и, попетляв по городу, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста», припарковал свой «опель» на параллельной Беркаэрштрассе улице.

Настроение Шелленберга оставляло желать лучшего. В последнее время он часто бывал не в духе, чему способствовало каждодневное знакомство с засекреченными оперативными сводками с Восточного фронта. Как никто другой, он понимал, что время работает против Германии, а значит, и против него персонально. Ему приходилось мириться с мыслью, что феерической карьере шефа внешней разведки самой могущественной страны Европы со всеми ее грандиозными перспективами неуклонно наступает преждевременный финал. Бригадефюрер, генерал-майор полиции, генерал-майор войск СС. Неделю назад ему исполнилось тридцать пять лет. Он только что возглавил Военный отдел РСХА. Его поздравил фюрер… Какая злая ирония судьбы!

Обзорное совещание при участии трех рефератов группы VI D, отвечавших за разведку в зоне влияния США и Великобритании, по сути, не дало никакого импульса к действию. Утраченными оказались многие связи, контакты с целым рядом ключевых агентов в Британии и странах скандинавского региона «провисли» из-за изменившейся внутриполитической ситуации. Ничего неожиданного здесь не было, крысы всегда бегут с тонущего корабля. Целая сеть в Северной Ирландии перешла под контроль Белфаста и ввязалась в контригру с Берлином, но их быстро раскусили специалисты группы VI F, курирующие технические средства зарубежной разведки. Шелленберг всегда требовал от подчиненных не замыливать истинное положение вещей, однако сейчас ему было кисло от их докладов.

После очередной реорганизации (дело, типичное для разведслужбы) то, что раньше выглядело бесспорным успехом, а именно — включение отдела заграничной контрразведки Верховного командования вермахта в структуру VI Управления, — обернулось головной болью: агентурная сеть абвера «посыпалась» на фоне судилищ и казней людей Канариса, вовлеченных в заговор 20 июля. Теперь это стало зоной ответственности Шелленберга. Но Гитлера в последнее время, по счастью, занимали преимущественно диверсии, что позволяло переключать его внимание на секретную службу Отто Скорцени, которая хоть и была частью VI Управления, но действовала независимо с негласного одобрения Шелленберга, который терпеть не мог грубые методы подобной деятельности, — тем более и сам Скор- цени со своими истребительными батальонами с недавних пор безотлучно пропадал на фронте.

Наконец, очередь дошла до гауптштурмфюрера Рёпке, возглавлявшего реферат D3, Скандинавия. К этому моменту Шелленберг слушал вполуха. Рёпке не отличался какими-то выдающимися способностями, но он хорошо прикрывал тыл, безропотно выполняя то, что ему скажут, и выгодно оттеняя фигуру своего руководителя, чем, собственно, бывают полезны серые, неприметные функционеры. Как всегда, основательно подготовленный, он монотонным голосом зачитывал доклад по текущей ситуации, на сей раз дольше обычного: Рёпке разбил очки, а сделать новые в Берлине оказалось проблематично, от- того он то и дело замолкал, с мучительной гримасой то приближая, то отодвигая текст от прищуренных глаз.

Мысли Шелленберга были заняты семьей. Жена Ирене только что сообщила ему о беременности, уже четвертой со дня их женитьбы в октябре 40-го. Эта новость несколько обескуражила его, если не сказать больше. Кто бы мог подумать, что соответствие норме, утвержденной рейхсфюрером, — не менее четырех детей в каждой семье, — вдруг сделается обузой? Шелленберг голову сломал, куда вывезти жену и троих малолетних детей из загородного поместья в Далеме, которое того и гляди накроют английские бомбы. К тому же полуторагодовалая Сибилла, похоже, заболела краснухой. Лучшие врачи «Шарите» успокаивали Ирене, но она только взвинчивала себя до истерических припадков, так что спать получалось лишь урывками.

—Подождите, Рёпке, — прервал Шелленберг гауптштурмфюрера, — этот ваш сто сорок третий, он относится к категории V?

Категория V в системе маркировки источников внешней разведки означала «лицо, пользующееся доверием», то есть персону за рубежом, осознанно взаимодействующую с германской секретной службой.

Тусклый взгляд Рёпке оторвался от бумаги и уставился на Шелленберга:

—Так точно, бригадефюрер, это лицо, близкое к шведской службе