Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

Хартман задержал взгляд на мальчишках, которые, как на железных коньках, гоняли по светлому от снега льду на подобранных среди отбросов свиных косточках от айсбайна, примотав их шнурками к ботинкам.

Вот и вывеска «Картон. Образцы. Фабрика П. Хэнеля». «Фабрикой» называлась мануфактура, разместившаяся в подворотне нулевого этажа пятиэтажного жилого дома, уже не работающая. В поделённых на маленькие фасеты окнах с повсеместно выбитыми стеклами гуляет ветер, дверь висит на одной петле, но откуда-то из глубины доносятся живые голоса. Улица пуста и безжизненна.

Выждав минуту, Хартман вышел из машины, закурил. На сей раз он не стал накладывать на голову повязку. Из черного зева подворотни выступил сгорбленный тип с круглой, покрытой пылающими фурункулами физиономией. Сунув руки в карманы, он быстрым шажком подлетел к Хартману.

—Девочку господину офицеру? — горячим шепотом предложил он. — Отличный выбор. Есть француженка. Девочка чистая, не сомневайтесь. Исключительно для вас. Парижанка. Говорят, настоящая бестия. Сам я не пробовал, не мой уровень. Но за погляд денег не просят, верно?

Хартман выпустил дым через ноздри, хотел уже послать его в дерьмовую кучу, как в эту минуту прямо из-за угла вынырнул патруль орпо. Шансов избежать встречи не было. А сутенер моментально куда-то исчез.

— Хайль Гитлер, господин оберстлейтенант, — приподняв руку, приветствовал его пожилой гауптман с карабином на плече. — Позвольте посмотреть ваш воинский паспорт. И зольдбух. Уж простите, такой приказ.

—Нет проблем. — Хартман сунул сигарету в зубы и достал из нагрудного кармана документы. — Приказ есть приказ.

—Что вы здесь делаете, позвольте узнать? — спросил гауптман, разглядывая бумаги Хартмана. — Ну-ка, Фриц, посвети мне фонариком. Ничего не видно.

—Да вот, решил посетить заведение, — ответил Хартман с ухмылкой. — Слышал, тут одна потрясающая кокотка. Не знаете?

—Ну что вы, господин оберстлейтенант, в Веддинге самые дешевые шлюхи. Француженки — на Курфюрстендам или Юландштрассе. Там они живут. Откуда прибыли?

—Лученец. Восточный фронт.

—А, вижу. Ранение, госпиталь. Да, вот и отметка. Посвети сюда, Фриц. Скажите, ее вам в Чехословакии ставили?

—Да.

—Странно, господин оберстлейтенант. Очень странно. Там отметки ставят красным штемпелем. Иногда розовым, когда чернила заканчиваются. А у вас, взгляните, почему-то синий. Странно, вы не находите?

Сидевший в машине Клас незаметно снял с предохранителя и выложил на колени «вальтер».

—Оставьте оберстлейтенанта в покое, — послышался голос из-за спин патрульных.

Все обернулись. Перед ними стоял щуплого сложения человек в скромном пальто и шерстяном берете.

—Не понимаю, — сказал гауптман.

Человек в пальто раскрыл перед ним серую книжицу гестапо.

— Верните документы оберстлейтенанту и продолжайте свой обход.

—Слушаюсь, господин Шольц, — неуверенно отреагировал гауптман.

—Штурмбаннфюрер Шольц.

—Так точно, штурмбаннфюрер. Прошу простить, темно, не разглядел.

—А там нет воинского звания. Там написано «Криминальный инспектор».

—Еще раз прошу простить.

Гауптман вернул Хартману документы, выбросил перед собой правую руку, и патруль удалился.

—Ну, вот, Хартман, мы и встретились вновь, — сказал Шольц. — Вы, как фантом, исчезаете, появляетесь всегда неожиданно. А вы изменились. Вы изменились. Хотя без усов все равно смотритесь моложе.

—В темноте мы все выглядим моложе.

Шольц приблизил часы к глазам.

—Как быстро темнеет. Но хотя бы уже не так рано. — вздохнул он. — Хорошо, что вы пунктуальны. Полагаю, мы продолжим разговор позже, в другой обстановке, а сейчас я попрошу вас пройти в третий подъезд. Там вас встретят и проводят.

—Замечательная идея, — с каменным лицом заметил Хартман.

—Не беспокойтесь. Я сяду в вашу машину, вон в ту, с номерами ОКХ, фальшивыми, конечно. Водитель, думаю, вооружен. Я буду с ним до тех пор, пока вы не вернетесь — целый и невредимый. Своего рода гарантия, что с вами ничего не случится. Могу даже проехать с вами пару кварталов после. Оцепления нет.

—Ладно. — Хартман отбросил недокуренную сигарету.

—Да, и помните: у вас ровно двадцать минут, чтобы всё осознать.

Хартман зашел в темное парадное. В неосвещенном вестибюле его встретил широкоплечий верзила. Не проронив ни звука, он включил фонарик и, держа его в одной руке, другой обыскал Хартмана, попутно вынув из его кобуры пистолет. Затем проводил его на второй этаж, постучал в дверь и сразу открыл ее. Хартман зашел внутрь, дверь закрылась, верзила остался снаружи.

Пройдя по коридору, Хартман очутился в просторной столовой. Окна занавешены плотными шторами. На столе и буфете — подсвечники с горящими свечами. Мебель — старая, красного дерева, в популярном в конце прошлого века стиле бидермайер. Очевидно, хозяевам нравилось сочетание простоты и изящества. Однако ощущения, что здесь кто-то живет, не возникало. Хартман провел пальцем по крышке комода.

—Вот именно — пыль. Все уехали.

В дверях появился коренастый человек лет сорока с непропорционально крупной головой и широкими ладонями крестьянина с сильными, короткими пальцами, в мундире группенфюрера, активно вытирающий полотенцем раскрасневшееся лицо и выбритый затылок.

—Вы Хартман, — сказал он. — А я? Кто я, знаете?

—Догадываюсь, — ответил Хартман.

—Удивительно, но здесь есть вода. Если хотите, можете умыться.

—Спасибо. Не стану впустую тратить свои двадцать минут.

—Да, да, уж такой он человек, этот наш Шольц, даже для немца чересчур пунктуален. И ладно бы пруссак, а то ведь самый что ни на есть чистокровный баварец. — Группенфюрер повесил полотенце на спинку стула и устремил на Хартмана пронизывающий взгляд: — Я Мюллер.

Вероятно, он ожидал какой-то впечатляющей реакции со стороны Хартмана, но тот лишь вежливо склонил голову.

—Мы не встречались. Однако давно знакомы, — продолжил Мюллер, усаживаясь в кресло и жестом предложив Хартману занять место напротив. — Времени и правда мало, так что уважим педантизм Шольца, который мерзнет в вашей машине, и будем предельно конкретны.

Хартман молча сел на стул. Мюллер достал платок, высморкался и, не переставая вытирать нос, продолжил:

—Я бы мог вас арестовать. Исполнить, так сказать, служебную обязанность… Что у вас с конспирацией? Расслабились на швейцарском шоколаде? Вас на вокзале чуть не оркестром встречали. — Он лукаво погрозил толстым, как сарделька, пальцем: — Но вы улизнули. Что сказать — молодец. Обставил наших олухов.

Хартман вынул из кармана пачку «Оберста», вопросительно посмотрел на Мюллера. Тот одобрительно кивнул и сказал:

—Одолжите сигарету. Я свои все выкурил.

Хартман протянул ему пачку, затем дал прикурить от своей зажигалки.

—Вы, верно, задаетесь вопросом: чего ему от меня надо, этому Мюллеру? Должно быть, ему нужны связи, явки, шифры, пароли?

—Не думаю, — ответил Хартман, затянувшись табачным дымом. — Об этом я бы говорил