Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

—Правильно, — кивнул Мюллер. — Вы умный человек, Хартман. Сегодня служить англичанам — не многим разумнее, чем служить нам. Черчилль недалёк. Победив, Сталин получит историческую фору. Американцы получат Англию с ее колониями и наложат лапу на ту Европу, которую не успеет проглотить Сталин. А что получит Черчилль, скажите на милость? Место возле сапога большого хозяина. — Он вскочил и прошелся по комнате взад-вперед. Остановился и покачал головой: — Черчилль не выигрывает, он проигрывает эту войну. Но хочет предстать в лаврах победителя наряду со Сталиным и Рузвельтом. По-человечески это понятно, но в исторической перспективе выглядит, мягко говоря, глупо. Вы сделали верный выбор, Хартман. Держаться надо того, от кого зависит фасон будущего. Интеллидженс сервис — старомодная организация, в ней традиции превалируют над здравым смыслом. А УСС — молодая, она пышет энергией и долларами. Нашему Гитлеру еще поучиться у них цинизму. — Он умолк на минуту. Отмахнулся: — Я не спрашиваю, чем вы очаровали Аллена Даллеса, что он доверил вам столь деликатную миссию. Мне важнее понимать, чем вы очаруете нас?

—Вы желаете вступить в отношения с мистером Даллесом?

—В отношения, дорогой Хартман, вступают с барышнями. И то только тогда, когда они не против. Во всех иных случаях это — изнасилование.

Хартман подумал, что все эти сентенции вполне в духе Мюллера. Когда-то в Мюнхене он ловил бандитов, потом — нацистов, потом — коммунистов, потом — подпольщиков и агентов разведслужб. Полиция всегда кого-то ловит, говорил Мюллер. Она напоминает кота, которому все равно, за кем охотиться: за мышью, мухой или птицей. Отличие лишь в том, что полиция не решает сама, кого ловить, — ей указывают. А коту — нет.

—Какой же формат взаимодействия вас интересует, группенфюрер?

—С вами приятно иметь дело. Вы ловите на лету. Достаточно, если взаимодействие будет между нами. Пока до- статочно. Надеюсь, вам не надо объяснять суть наших гарантий?

—Нет.

—Это не угроза. Обычная ремарка в договоре. — Мюллер пронзил Хартмана своим тяжелым взглядом и сел обратно в кресло. — Тем более что соглашение с нашей организацией, насколько мне известно, никто не отменял.

Брови Хартмана задумчиво приподнялись:

—Слушаю вас, группенфюрер.

—Вот так-то лучше. — Мюллер уселся в кресле поудобнее, отвалившись на спинку и широко расставив ноги. — Итак, первое, оно же главное: о связанных с урановой бомбой переговорах с людьми Даллеса вы будете исправно докладывать моему сотруднику в Цюрихе. Он сам на вас выйдет. И не вздумайте финтить, мы сможем проверить вашу искренность. Второе: меня интересует всё, что связано с вашим контактером здесь, в рейхе. Точнее — информация о гарантиях, полученных им в обмен на, скажем так, лояльность в подходе к вопросам государственной безопасности.

—Вы имеете в виду…

—Пока опустим фамилии. Мы и так понимаем. Могу заверить, что ваша активность никоим образом не будет зафиксирована в делопроизводстве гестапо, а значит, ни к каким последствиям для вас, ни явным, ни скрытым, не приведет. Будем считать, что это личная моя просьба.

—В том-то и сложность, — заметил Хартман. — Подобные услуги часто оканчиваются пулей в висок, как принято у неудачников, внезапно пожелавших расстаться с жизнью.

—Перестаньте, ваша позиция дает вам поле для маневра. Да и какой резон мне разбрасываться такими источниками? Больше всего вы будете нужны, когда всё закончится.

—Я должен поверить вам на слово?

—Вам мало моего слова?

—Простите, но — да.

—Я тоже наглею, когда меня загоняют в угол, — ухмыльнулся Мюллер. — А что вы можете предложить?

—Прямой выход. У меня должен быть прямой выход.

—Каким образом?

—Сами решите.

—Хорошо. Мы об этом подумаем.

Хлопнув себя по коленям, Мюллер поднялся. Следом поднялся и Хартман. Мюллер смерил его недоверчивым взглядом.

—Возможно, вас удивляет позиция начальника гестапо, — сказал он. — Считаю нужным внести ясность напоследок. Полгода назад я арестовал бы вас, не задумываясь. Однако сегодня, тем более после арденнского провала… Впрочем, разве в нем дело? Мы воюем как чиновники, по инструкции, завизированной Кейтелем. А вот русские дерутся по вдохновению, с безумством пьяницы. Нормативы нашего Генерального штаба не предусматривают партизанщины, самоподрыва под танком. Пока мы занимались евреями и сохранением нордической расы, Советы сжимали кулак. Черт дернул Гитлера идти на Восток, когда была Англия — как курочка на насесте, со всеми ее потрохами! Победителей не судят. Они вскроют нашу консервную банку — и ужаснутся. И ужас свой выбьют на скрижалях. При этом свою оставят в неприкосновенности. Но поверьте: содержимое их консервной банки воняет не свежее нашего, а может, еще и похуже. Собственно, я вот о чем — всё забудут. Сейчас в это трудно по- верить, но забудут всё. Фридрих Второй действовал с неимоверной жестокостью. И что? Кто об этом помнит, кроме горстки историков? То же будет и с рейхом. Не завтра, позже, значительно позже. Так же забудут всё: евреев, «Майн кампф», лагеря. Останется только самопожертвование немецкой нации, истощив- шей свои силы в неравной битве с варварами во имя гегемонии европейца. Идеология национал-социализма не переживет себя. Но кто в Европе откажется от факела первенства? Любая национальная история — это история побед. Поражение — лишь передышка перед новыми победами. Вот ради этих будущих побед нужно сохранить тлеющие угли, из которых разгорится новое пламя. Надеюсь, как профессиональному разведчику вам нет надобности разжевывать эти метафоры? Ведь, несмотря на долю испанской крови, вы все-таки немец. — Мюллер взглянул на часы. — Всё, двадцать минут. Хайль Рузвельт.

В парадном охранник вернул ему пистолет. Выйдя наружу, Хартман на минуту задержался на пороге: в темно-синем небе прямо над крышами повисло золотое брюхо луны.

Шольц приоткрыл дверцу автомобиля.

—Мне проехать с вами? — спросил он.

—Не нужно, — ответил Хартман. — Вылезайте.

Когда Шольц намеревался уже уйти, Хартман удержал его за рукав:

—Только учтите, Шольц, контакт с вами я буду держать через криминальрата Гесслица. Это мое условие. С ним не должно…

Шольц успокоительно перебил:

—Не беспокойтесь. С ним ничего не случится. Как ловил жуликов, так будет ловить их и дальше…

—Этого мало.

—Да-да, конечно, — горестно наморщив лоб, понимающе кивнул Шольц, — ему вернут девочку.

Как только машина Хартмана скрылась за поворотом, в дверях парадного появился Мюллер, застегивающий пуговицы на кожаном пальто. Быстрым шагом он пересек улицу, на другой стороне которой стоял его автомобиль, скромный, но надежный «опель кадетт»: шеф гестапо предпочитал не- броскую модель, в