Когда наступает время. Книга 1. - Ольга Любарская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Там, говоришь?! Уж не Кратер ли нарушает ваше спокойствие и творит беспорядки?!
Кассандр не знал, что ответить. Крупные капли пота выступили на висках, покатились по щекам, теряясь в гуще бороды.
— Верно молчишь! — не выдержал Александр. — Что б ты не сказал, ничему нельзя верить! Убирайся, пока я не посягнул на твою дешевую жизнь! Езжай, скажи Антипатру, что день его недолог, а то, как я вижу, он решил, что я уже отдал ему Македонию!
Выпив пару киликов с Пердиккой и заночевав у Птолемея, Кассандр покинул Вавилон рано утром. Он чувствовал себя уставшим и раздраженным. Ненависть грызла изнутри. Жажда мести уже едва умещалась в нем, вытеснив остальные желания.
Рассвет чуть дрожал, не успев еще сорвать сонные покрывала с ленивого мира.
— Посмотри туда, — почти шепотом сказал Кассандр молодому попутчику.
Лагерь царя неясно проступал вдали сквозь пепельную мглу. Костры почти потухли, и лишь тонкие витиеватые колонны полупрозрачных дымков подпирали тяжелое небо. Очертания предметов разбухшими утопленниками плыли сквозь туманную пенку.
— Спрятался. Думает переиграть судьбу. Зазнавшийся неблагодарный глупец!
Юноша лишь кивнул, пряча в немом ответе горькую усмешку. Ветерок лизнул лицо, пролил в сердце обреченную горечь. Впервые прошлым вечером он увидел царя. Невысокий худой человек с уставшими глазами. Покоритель мира. Великий Александр. Как не похож он на свою славу! Полимах нерешительно оглянулся, когда лагерь остался далеко за спиной. «Кассандр не видит, — почти неподвижно прошептали губы. – Да, хранят тебя боги, мой царь». Юноша на мгновение закрыл глаза, не решаясь кивнуть. «Прими это, как нижайший поклон в знак восхищения», — подумал он, посылая долгий взгляд тающему лагерю.
Пройдут годы. После битв империя осыплется рваными кусками, как дорогая ткань, истлевшая на умирающих углях. Те, кто с детских лет стремились к единой цели, распнут на алтарях дружбу, принеся друг друга в жертву. Годы спустя, описывая в летописях деяния правителя своего Кассандра Македонского, Полимах прибудет в Египет. Следуя за правителем по галерее, он почему-то вспомнит сегодняшнее утро, когда Кассандр, вдруг побледневший и перепуганный, отпрянет от статуи Александра. В улыбающихся глазах, мраморно взирающих свысока, словно скользнет усмешка превосходства. «Что? Ползаешь еще? Ну, ползай и бойся. Я не покину тебя до последнего твоего вздоха».
А сейчас лагерь дремлет позади. Александр — великий и живой, а впереди сутулящаяся спина Кассандра, мелко вздрагивающая от конской поступи, и война, братоубийственная и жестокая.
Даже укрывшись в лагере и посещая Вавилон крайне редко, Александр не избежал ужасающих предзнаменований. Они неотступно настигали везде: на озере, когда он заблудился и плутал почти всю ночь; на Евфрате, когда ветром сорвало с головы царскую диадему; когда случайно залетевшая птица разметала благовонный пепел, ссыпав его с алтаря на землю.
Александр взывал к Гефестиону, но тот молчал, и царь видел в этом дурной знак. Он почти перестал спать ночами, вздрагивая от каждого шороха. Багой ни на мгновение не покидал повелителя, нянча его словно драгоценное дитя, но Александр чувствовал себя все хуже. Известия о стычках Кратера и Антипатра вызывали сильнейшие приступы ярости. Царь чуть не казнил гонцов, что изо дня в день приносили неутешительные известия, и порывался, бросив все, отправиться в Македонию, чтобы немедля наказать виновных. Царица Олимпиада заваливала его письмами с упреками, называя упрямым глупцом. Она сыпала на голову Антипатра столько упреков и нелестных сравнений, что Александр подчас чувствовал себя неловко, прочитывая возмущения матери. Правда, теперь она сочувственно отзывалась о Гефестионе, но царь усматривал в этом неправду.
В конце концов, наступил день, когда Неарх, раскрасневшийся и довольный, явился к царю, шумно заполняя собой пространство. Александр слышал, как страж пытался остановить его, объясняя, что должен доложить о визите наварха, но критянин откинул его, гневно потрясая уже значительно опустевшей амфорой.
— Этого визита Александр жаждет, как голодный зачерствевшей крошки! — захохотал Неарх.
Эхо раскатов заметалось по шатру, зазвенело в металлической посуде.
— Где ты, царь суши?! — гремел наварх. — Я пришел сделать тебя царем морей!
Александр поднялся навстречу другу. Мощная фигура мореходца появилась перед ним подобно скале, что вдруг вырастает при внезапном повороте реки.
— Дай килик! — бушевал Неарх. – Нет! Лучше кратер! Выпей со мной за добрую весть, что я принес!
— Флот?! — воскликнул Александр, уже слыша ответ.
— Он самый! Девочки мои! Богини!
Неарх сжал Александра в объятиях. Запах теплого вина, брызги слюней лавиной опрокинулись на царя. Он тряпичной куклой забарахтался в огромных руках.
— Тихо ты, слон водоплавающий! Все кости переломал!
— Что кости! Ерунда! Не беспокойся! Мои мастера такие выточат, каких ты и во сне не видел! Какие изгибы! Какие формы! Александр! Пей же!
— Пей?! Отпусти, наконец, а то я, разве, что с твоей бороды капли слизну!
Неарх принялся наполнять килик. Вино перелилось, окрасив подол царского одеяния.
— Кровишь! — пошутил Александр.
— Пусть лучше так! Идем же!
— Погоди, дай оденусь.
— Брось! Заточил себя сам, и сидишь в этих тряпках, потеешь! Идем! Как раньше! Я разжижу твою кровь! Тебе ветер нужен! Жить начнешь!
Новенькие корабли горделиво покачивались в гавани, кокетливо сияя золотом и медью. Аккуратные ряды весел чешуей покрывали крутобедрые борта. Пестрые змеи парусов увивали реи, отбрасывая на воду изломанные тени. Солнце развлекалось, взмывая по новеньким доскам корпусов и после стекая с каплями воды. Неарх не мог устоять на месте, топтался без остановок, обходя Александра, то справа то слева.
— Ну?! — в нетерпении спрашивал он, пока царь рассматривал свой новый корабль. – Ну?!
— Правда, — загадочно произнес Александр.
— Что, правда?!
— Правда, говорю. Аристотель не лгал.
— Аристотель?! Какой Аристотель?! К Аиду твоего Аристотеля!
— Который говорил, что морской ветер выдувает из тебя все мозги. Мы еще на таком расстоянии от моря, а он уже свищет в твоей голове.
— Да, пусть свищет! Лучше скажи, как тебе?!
— Седлай, дружище, — улыбнулся Александр, — своего воздушного коня. Я отдаю приказ к отплытию!
— О-о-о! — заорал Неарх во все горло. — О-о-о! Скажи! Скажи еще раз!
— Отплываем! — крикнул царь, подтянувшись к самому его уху.
* * *
Вавилон гудел. Дома содрогались от пира. Сотни лет древние стены чинно возвышались над миром, но сегодня… Сегодня он был пьян. Растеряв где-то величие, царь городов тонул в смехе, огнях и вине. Он качался перед глазами подвыпивших гуляк, и они, то и дело, валились с ног, не в силах противостоять беспрестанной качке. Александр отдал приказ к началу сборов.
Казалось, царский дворец вот-вот рухнет, не выдержав веселья. Его раздуло от народа, разгоряченного и веселого. Хмельные гетеры барахтались на мокрых от пота и вина простынях, оседланные хохочущими наездниками. Мальчики-рабы, едва высвободившиеся из липких объятий, тут же оказывались распятыми вновь. Музыканты спотыкались, привирая мелодии, но этого уже никто не замечал. Танцовщицы в изодранной одежде сбивчиво выписывали танцевальные фигуры.
Александр лежал головой на скрещенных ногах Багоя. Перс склонился для поцелуя и прошептал:
— Желает ли мой повелитель любовных игр или танцев от своего раба?
Царь помурлыкал, размышляя, и загадочно произнес:
— Желает.
Багой хищно улыбнулся. Он умел настраивать столь тонкий инструмент желаний. Пусть Александр думает, что сам захотел этого, Багой умеет стать желанным. Всякий раз, возбуждая в царе страсть к себе, хитрый перс завладевал им безгранично. Будучи теперь весьма состоятельным человеком, Багой не скупился на дорогие наряды и благовония, не переставляя удивлять Александра безграничностью воображения. Соединяясь с повелителем, перс правил им, на мгновения выкрадывая и у империи, и у мечтаний, и у тщеславия. Сейчас, после смерти Гефестиона, Багой окончательно потерял всякий стыд, стремясь лишь к одной цели — быть необходимым своему Искандеру. Его дворец пустовал. Присутствие в жизни Александра занимало почти все время, и Багой редко посещал свою обитель. И хотя прислуга без устали вылизывала сияющие залы, появившись, хозяин находил, к чему придраться, щедро раздавая пинки. В лучших апартаментах, предназначенных только для царя, каждый день меняли простыни из тончайших тканей, натирали полы и ставили свежие букеты. Статуя Гефестиона утопала в благовониях и цветах, и ему наравне с остальными богами возносились молитвы.
— Идем.
Александр проворно соскочил с кушетки, но оступился, оказавшись в объятьях перса.
— Ну,
