Линии Леи - Евгений Луковцев

время рабочих совещаний держать шуточки при себе. Вам не нравится бывать здесь? Я тоже считаю, что вас вызывают слишком часто. Напомню: только благодаря вашему таланту вляпываться в истории. Я хотела бы верить, что это случайность, а не вопрос вашей компетенции.

— А, так дело в моей компетенции? — воскликнул я.

Белая пелена снова заволокла глаза. Стряхнуть её, как в первый раз, не было сил и желания. Вместо этого я зажмурился и, потрясая кулаками, начал орать. Не помню, что именно. Кажется, там было про тупые лекции, про бессмысленную практику, про сонные рожи, секретность, внешний вид…

Пришёл в себя я из-за резкого запаха горелого абрикоса. Открыл глаза, тут же снова закрыл и закашлялся. Густой дым вересаевской сигареты бил прямо в лицо.

Какого чёрта? Почему она висит у меня над головой? Или не висит… Кажется, она стоит надо мной, а сам я лежу на чём-то твёрдом. И ещё, кто-то крепко держит меня за руки и ноги.

В голову пришла дикая фантазия, что меня разложили на жертвенном камне, а замдиректора уже заносит кривой костяной нож. Резко, но безрезультатно дрыгнув конечностями, я снова открыл глаза.

— Сфинкс, с ним раньше бывало такое?

— Нет. Я сам в шоке.

— Тогда кто-нибудь, сбегайте в медпункт. Врача сюда, мигом. Да отпусти ты уже его, не побежит. Вроде, всё закончилось.

Я почувствовал, что с моей правой руки сняли тяжесть. Почесал нос. Пальцы тряслись, как у запойного алкоголика в понедельник утром.

— Что это было? — сказал я и не узнал свой голос.

— Ты наорал на Елену Владимировну, — сообщил голос Сфинкса и тяжесть исчезла с левой руки. — Ещё ты пытался дать в морду кадровику, но по сравнению с первым это мелочи.

— Что за выражения? — возразила замдиректора.

Очень странно. Говорила она вроде бы громко, но я едва различил её голос. Надо мной гудели разом штук десять вертолётов. Я открыл глаза и снова закрыл: потолок мелькал так, словно я был привязан к одной из лопастей.

Но Вересаева оказалась права, всё действительно кончилось. Гул в ушах быстро стихал, а через некоторое время я даже сумел оглядеться без приступа тошноты.

Оказывается, я лежал в кабинете начальницы, на её письменном столе. Как я сюда попал из зала для совещаний — без понятия. Но очевидно, очень быстро, если судить по груде письменных принадлежностей, сметённых на пол одним широким взмахом, чтобы расчистить место.

На ногах у меня висели двое ребят из дежурки: справа техник по вооружениям Сергей Червяков, левого я не знал по имени. Вересаева жестом показала им, что меня можно отпустить, и повела к дверям, на ходу давая указания помалкивать о случившемся, если даже спросит кто из непосредственных командиров. Пока она отвлеклась, я воспользовался возможностью прояснить ситуацию.

— Сфинкс, ты это серьёзно сказал?

— Абсолютно. Ты при всех наорал на Вересаеву, — так же тихо ответил он.

— Но как?

— Вот как-то так.

— А что конкретно орал?

— Уууу, много всего. Ладно бы только по службе, но ты и о характере её высказался, и о внешних данных.

— О, нет! А остальные? Что ж вы меня не остановили?

— Не переживай, по остальным ты тоже прошёлся. Особенно по тыловику и штабистам.

— Ох! — я предпринял попытку встать, но голова закружилась, затылок брякнулся обратно на пачку канцелярской бумаги, заботливо подсунутой на край стола.

Шаги мягко протопали по ковру от двери до стола, на мой лоб легла мягкая женская ладонь.

— Стожар, как часто у вас бывают приступы неконтролируемой агрессии? — спросила Вересаева.

— Елена Владимировна, я…

— Как часто? — настаивала она.

— Пока вы не спросили, я даже не знал, что это.

— В приступе ярости вы всегда теряете сознание?

— Я же сказал, у меня не было подобного ещё ни разу. Никогда.

— Какие психотропные препараты вы сегодня принимали?

— Омлет в буфете взял, в ночнушке у Таганской. Гадость, конечно, но насчёт психотропного — это вы загнули!

Пальцы больше не касались лба. Я открыл глаза. Вересаева, прикусив губу, постукивала своим безупречным маникюром по столешнице.

— Чувство юмора, я вижу, к вам вернулось. Спровоцировать новый приступ не получается. Значит, это не пси-приказ и не мозговой паразит. Здесь что-то посложнее.

Я скорчил испуганное лицо:

— Что со мной, доктор?

Она не реагировала. Я вспомнил слова Сфинкса о сути проблемы и решил, что лучшего момента не представится.

— Елена Владимировна, хочу сразу принести извинения…

— Правда? Интересный вы человек. Оскорбляли меня при всех, а извинения приносите тет-а-тет?

Я заткнулся. Кажется, сглупил. Она вовсе не об этом сейчас думает. Оправдываться дальше и ссылаться на неадекватное состояние будет ещё большей глупостью.

— Извинения приняты, — сказала она вдруг. — Убедительно прошу вас не возвращаться больше к этой теме.

— Принято! — заверил я и тут же делово поинтересовался, — Вы знаете, что со мной было?

— Могу только предложить. Пока есть три равновероятные версии, которые мы сейчас будем проверять одну за другой.

— Начните с хорошей, — схохмил я.

— Ладно. Она заключается в том, что у вас банальное нервное перенапряжение. По-научному говоря, стресс.

— Нет, не подходит, — тут же опроверг я. — Для стресса характерна нервозность и упадок сил. Есть несколько явных признаков, я бы их непременно заметил. А тут какой-то истероидный припадок, да ещё и с потерей контроля.

— Признаки уловимы для стресса в обычных, медленно давящих на психику условиях. У вас было, так сказать, форсированное погружение. В последние дни отмечали в своей жизни нечто необычное?

— Нет, что вы! Подрался с хищником, побывал в рабах у гипножабы, провёл спарринг со слизняком — рутина!

Вересаева улыбнулась. Не каменная всё-таки, и её стресс прихватывает. Расслабить непросто.

— Слизняк — это вторая версия. Его выделения токсичны, если попадают в кровь. Уверены, что он вас не покусал?

— Не буду врать, не знаю. Обсасывал, да, было дело. Когда он на меня свалился, я ободрал спину, да и ноги тоже. Контакт со слюной вполне мог быть, если речь об этом.

— Тогда лежите спокойно, мне придётся стянуть с вас брюки.

Я вознамерился пошутить про харрасмент, но как только рискнул открыть рот — открылась дверь. Посетитель охнул, пискнул: "Извините!" — и остановился в нерешительности. Вересаева повернулась к нему, вернее — к ней, не выпуская из рук моих штанов.

— Входите же, Лена! Что замерли, право слово? В этом кабинете вы никогда не встретите ничего, чем можно было бы меня скомпрометировать.

— Да я… — начала было Леночка, наш штатный медик.

— Давайте, давайте! Больше дела, меньше слов. Я как раз подготовила вам пациента.

Лена решилась, подошла к столу и брякнула на пол переноску