Исповедь - Юра Мариненков

– Может быть, всё неспроста? Что если Господь меня видит и слышит? – думал он, ещё больше гневаясь на себя за всё содеянное.

Понимать, что Бог всё видит и что всё то, что случилось, давалось лишь как испытание, было тяжело. Как-то оправдываться в маленькой камере за все те моменты, в которых он лишь струсил, казалось, было самым глупы сейчас, хоть и на самом деле немного хотелось.

Ещё неделю назад, внутри него сидела личность, которая считала себя тем, кто спасает души людей, защищая их от тьмы. Он ощущал себя рабом божьим, прямо и уверенно несущим свой тяжелый крест, дававший ему умиротворение и спокойствие. Конечно, в это тяжелое время многое изменилось, но не его долг к вере. Рома сам прекрасно понимал, что никогда не был таким же сильным и близким к богу, как, к примеру, отец Михаил, но им всегда ощущалась эта близость к Господу, дававшая понять, что он на правильном пути.

Отец… – лишь сейчас становился хоть немного ясным его отказ в постриге, который казался Роме единственным верным путем. А тогдашняя злость на него теперь лишь больше заставляла горевать по тому времени и по тем ошибкам, что сам он не сумел исправить, хоть и под конец хотел. Ведь чуял же как-то настоятель, что испытывает тот злость к нему. Знал это и говорил, но только под конец, так и не дав полностью осознать всё, лишь оставляя на его душе большой и холодный камень скорби.

Монашеский путь… А ведь на самом деле, получается, что никак он не был готов к этому. Все его доводы сводились лишь к одному – невезение. Полнейшая неудача в обычной мерзкой жизни – лишь только она способствовала его выбору, ждать которого пришлось немало лет.

Ничего больше сейчас не оставалось, как молиться. Молиться и просить прощения за все его прегрешения. Стоять на коленях теперь казалось самым простым за всё то, что он сделал.

Не прошло и десяти минут после этого, как снова послышались шаги, обращать внимание на которые, сперва не хотелось. Когда чьи-то ботинки остановились прямо напротив его камеры, он встал с колен, непонятно легко ощущая звуки поворачивающихся ключей. Дверь открылась и за ней стоял невысокого роста человек во всё той же камуфляжной форме, держащий в руках автомат и смотрящий прямо ему в глаза.

– На выход и к стене! – спокойно и холодно сказал он.

Сделав всё так, ему вновь одели наручники и наклонив вниз, повели куда-то по коридорам. На этот раз, правда, путь был куда короче. Лишь пару углов и всего лишь одну лестницу успела заметить его опущенная в пол голова, в какой-то момент снова приставленная к стене.

Следующая, такая же скрипуча дверь открылась и его завели в какую-то новую, но по ощущениям, совсем другую комнату. Первое, что увидел он, это стоящего к нему спиной высокого человека, в черном, военном костюме и всё тех же ботинках. Единственным отличительным признаком от всех остальных была его повязка на плече с надписью «НСРП». С этой белой полоской его силуэт выглядел куда более устрашающе. После того, как раздался хлопок закрывшейся двери, он сразу же, аккуратным тоном, сказал ему присаживаться. Странная табуретка была посреди комнаты, в которой помимо неё был лишь небольшой стол, одиноко и пусто стоящий в темном углу. Это место никак не было похоже на какой-либо кабинет. Скорее, на такую же камеру, но только более комфортную и с тусклым, но своим светом.

– Как сюда попал? – прозвучал спокойный и никак не грубый голос где-то за Роминой спиной спустя, может, пару минут тишины.

Он молчал. На ум ничего не приходило и приходить, кажется, не собиралось. Даже успев подумать, что может лучше вообще ничего и не пытаться, дабы снова не наделав какой-нибудь ерунды, его лицо всё так же продолжало делать непонимающий вид.

– Как попал сюда, я спрашиваю, – точно в таком же тоне снова спросил мужчина.

– Убежал.

– От кого? Куда?

Снова было лишь одинокое молчание, сопровождавшееся лишь небольшими и тихими шагами за позади него. С каждой секундой волнение нарастало. Он чувствовал, что так просто это не закончится.

Вдруг резкий удар… Он пролетает по бетонному полу подбородком, в кровь рассекая о жесткий холод. В голове появляется нудный звон, сопровождающийся пульсирующими болями. Шаги где-то сзади теперь раздавались не такими тихими и медленными. Каждый новый всё громче ударялся где-то в его голове, будто чья то слоновья нога шагает прямо над звенящим ухом.

– Отвечай, – сказал всё тот же спокойный голос где-то сзади, немного сбавляя обороты и снова начиная медленно ходить из стороны в сторону.

От такого страха даже забылось, о чем собственно его спрашивали? Попытки вспомнить хоть что-то лишь больше заводили в тупик. Он понимал, как теперь в любой момент в него снова может прилететь какой-нибудь удар и как можно сильнее пытался зажмурить свои глаза, ожидая.

Вдруг неожиданно и резко звуки зашагали к голове и ловким движением закрутили его грязные, темные волосы на холодной и шершавой руке, медленно и протяжно начиная тянуть их вверх. Не сказать, что боль была дикая и невыносимая, но слезы сами начинали течь с его глаз, осознавая, что это значит.

Так продолжалось не долго. До того момента, пока этот человек не взялся за бороду и попытался, скорее всего, сделать с ней тоже самое.

– Что вам нужно? – будто бы криком души вырвались из его больного тела эти несколько слов.

– Ты кто такой? Откуда пришел? Отвечай. Ни то я сейчас тебя в порядок быстро приведу, – спокойно и ещё более зверски говорил он. – Ты что, думал тебе всё везде можно? Думал, прибьешься к лагерю и станешь тут ребят молодых вербовать? Да хрен тебе, – плюнул он ему прямо в лицо и несильным толчком ноги прямо под те самые, больные ребра, снова полностью повалил его на пол.

– Я не понимаю, о чем вы? Отпустите меня. Пожалуйста, – через слезы говорил он.

Эти слезы больше были не из-за страха пыток или даже смерти. Они больше были из-за его ощущаемой слабости, преодолеть которую он никак не мог.

Ещё один удар, но теперь прямо в ухо. Снова звон, боль и какие-то шаги. Вдруг они снова остановились напротив его уха и грубая рука резко залезла за его шиворот, шерстя по всей спине, а затем и груди.

– Где крест?

Этот садист сейчас был возбужден как никогда, будто бы выискивая это, как какой-то алмаз. Он рыскал по всему его телу, забираясь