Про папу - Максим Викторович Цхай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты все бумажки взял?
— Все.
— Точно?
— Папа, если надо — я немец.
Лекарства, выписанного папе, нет в Крыму, когда будет — неизвестно, позвонят, хорошо, что у нас есть запас.
Славный день на улице, не холодно, не жарко. И папа повеселел. Уже в автобусе теребит меня за рукав.
— А что ты в поликлинике не сказал, что у меня разряд по гимнастике?
— В другой раз скажу, нельзя сразу перед женщиной все раскрывать, должна остаться интрига…
— Да какая интрига, глупости еще. Но ты, раз уж тебе так хочется, заходи со мной в кабинет, ладно.
* * *
Собака Белка нашла ежа в траве.
— О! Привет! Ты кто?
— Даотстаньты.
— А ты забавный, давай дру… ох мама!
— Деладеладела.
— Ах ты такой-сякой!
Подхожу.
— Белка, да отстань ты от него…
— Прикинь, сволочь какая!
— Кроссовокуйдисдороги.
— Мой! Хозяин! Пришел! Сейчас он тебе пинка!
— Пофигмневсепофиг.
А я подумал, что еж — это, в сущности, та же крыса, только интроверт, без хвоста и в иголках.
16 июня 2017 г.
Сегодня небо лопнуло, а земля разверзлась.
Потому что мой папа… трам-пам-пам! ПОТЕРЯЛ КОШЕЛЕК!!! Вы не в состоянии оценить масштаб катастрофы и концентрацию яда в этих словах.
Вслушайтесь! Папа. Что такое мой почти восьмидесятилетний папа, вы уже знаете. Так вот — папа потерял. Не нашел, не выхитрил и не сэкономил. Он потерял…
КОШЕЛЕК!
Судьба имеет чувство юмора и обращается с ним, как Тиль Уленшпигель, — оборжет что угодно, если это может быть смешно. Ни капли жалости нет.
— Я покупал творог… доставал… может, мимо кармана положил… в туалете на Москольце он выпал! Вот тетери-ятери…
Я снаряжен обследовать каждый сантиметр дома, хорошо, что хоть объявления о пропаже на фонарных столбах папа не догадался заставить меня клеить.
— Кошелек… я потерял кошелек… маленький такой, кошелечек…
Папа еще не пережил потрясение. Почему бы не потерять старые очки, например. Или потертую шляпу? Все это теряется дома и рано или поздно находится. Нет, надо было потерять кошелек. Навсегда.
А в нем целых двести рублей. Новеньких совсем. Двумя бумажками.
Папа сердито смотрит на кусок творога. Творог — предатель.
Я, хихикая, ношусь по дому в поисках того, чего в нем нет, и радуюсь, что папа не требует ехать в туалет на Москольцо, выламывать закрытые двери в клозетах и допрашивать сидящих орлами мужиков. Вот наложили бы кирпичей.
— Папа, не переживай, ну потерял и потерял. И хрен с ним.
Папа в минуты душевных потрясений становится очень внушаем. Поэтому он тихо внимает мне и не кричит уже полдня.
Всего-то за двести рублей куплена долгожданная тишина в доме.
* * *
А кошелек я нашел. Да. Обыскал весь дом и обнаружил его в кармане папиных брюк.
Папа, решив забыться от горя сном, уже лег на кровать, накрывшись с головой, спрятавшись от этого жестокого мира, забравшего у него самое дорогое.
— Танцуй!
— Чего? Отстань.
— Я твой кошелек нашел.
Папа разом садится в кровати, обнажая свой могучий торс.
— Ко-ше-лек??? Где?
— Вот.
— Где он был?!
— В твоих брюках.
Папа недоверчиво рассматривает кошелек.
— Это мои брюки, точно?
— А чьи еще.
Вы думаете, папа обрадовался? Ну, три секунды он был рад. Но потом он открыл кошелек и обнаружил там не двести, а целых семьсот рублей. Папа выдерживает потрясенную паузу.
— Смотри, тут еще больше денег! Папа, ты богат! Почему ты такой грустный опять?
— Ох, ни фига себе, это сколько же я мог потерять…
Папа снова сокрушенно падает в кровать и накрывается с головой.
17 июня 2017 г.
Все мечты моего детства исполнились. Так странно — наверное, это счастье. Помню, моя тетка дала нам с двоюродным братом задание — написать на листочке все свои желания. Одно из моих было: «Хочу понимать язык животных». Так и получилось. Понимаю даже воробьев во дворе.
Лучше бы я тогда про женщин написал.
* * *
Вечерний разговор отца с сыном за чаем.
— Ты отец или истеричная баба? Папа, ты пойми, мне сейчас и так непросто, и если ты еще меня долбать будешь…
— Между прочим, в твоей Германии родители выпихивают из дома своих детей в восемнадцать лет и забывают о них, вот так.
Это очень трогательно, когда разные вредные деды, которые по молодости лет даже на танке в Германию не въезжали, начинают мне рассказывать, как живут люди на Западе.
— Я уехал — плохо, я приехал — еще хуже.
— Да, а у тебя отец — сволочь.
— Нет, это дети у тебя сволочи.
— Нет, это я сволочь получаюсь!
— Тебе обязательно надо кого-то сволочью обозвать?
Это еще что, папа в сердцах, когда мы с ним душили блох последний раз, назвал меня продуктом жизнедеятельности. Я охренел и, сорвав респиратор, попросил дополнений и разъяснений. Я вроде так не выгляжу. И если и пахну, так только дихлофосом.
Папа понял, что брякнул лишнего, и стал врать, что ему послышалось, как я в свою очередь назвал его «раздолбай».
А я просто выл через маску, что они с матерью дом раздолбали.
— У-у-у, ты молодой, а какой злопамятный.
— Да, у меня хорошая память, я помню, как ты родного сына назвал дерьмом.
— Не называл!
— Называл!
Папа делает вид, что давится хлебом, откашливается, но по хитрым глазам вижу, что он просто тянет время, подыскивая аргументы.
— Ты пойми, в дерьме нет ничего страшного, подумаешь, это же не мат. А вот раздолбай…
— Я тебя не называл так! Это ты меня назвал…
— Нет, это я теперь сволочь получаюсь!
— Нет, я! Ты так сказал.
— Память хорошая?
— Хорошая.
— Вот и книжки пиши тогда! Писатель, блин…
То сволочь, то писатель. Не могу же я папу назвать писателем, он конструктор.
— Вот ты бы лучше маму так контролировал, когда она дом ломала.
— Ты знаешь что! Надоел!
— Не трепи мне нервы.
— Ты чего опять весь стол стаканами заставил! Опять на компьютер опрокинешь.
— Воду на ноутбук опрокинул ты!
— С тобой говорить, как в дерьмо нырнуть.
Бескомпромиссный тон беседы начинает доставать. Беру очередной стакан с чаем и ухожу.
Папа садится за свой ноутбук. Через минуту начинает хихикать, кино смотрит. «Тихий Дон» — прекрасная комедия, видимо.
Есть люди, которым все как с гуся вода и без разборок как без пряников. Писатели не такие. А вот конструкторы — это просто жесть.
18 июня 2017 г.
Самая большая трудность в том, что в моем мозгу кэш не слишком вместительный. Слишком много информации, которую надо обработать, найти решение и уже, не дай
