Про папу - Максим Викторович Цхай

Любовь — это когда совсем уже пожилой папа, до старческого безумия обожающий вареники, дождавшись, пока ты отвернешься, старается подложить тебе на тарелку пару вареников из своей чашки.

5 июня 2017 г.

Папа уронил на пол полную кастрюлю бульона собаки Белки, и дело даже не в том, что Белка поужинала всухомятку, а в том, что, если бы на кухне разорвался фугас, папа кричал бы меньше, поскольку это были бы виноваты враги. А тут виноваты оказались все, включая табурет и спящую на нем Котасю, просто всемирный заговор предателей какой-то.

Я спасся только тем, что был в этот момент в отхожем месте — алиби стопроцентное, однако не жить же мне там, пришлось выйти и увидеть, что вся кухня залита жирной вонючей жижей с ошметками кожи в желе, и посреди этого болота топчется мой родной отец, снова без тапок, что, впрочем, в этой ситуации даже хорошо.

— Максим! — кричал папа, как брошенный полярник на льдине. — Максим!

Больше он ничего не кричал, так как добавить к картине было уже нечего.

Я схватил из шкафа большое полотенце с целью не допустить проникновения этой плескающейся жижи в прихожую, но чуть не упал, поскользнувшись в бульоне — в другой конец полотенца намертво вцепился папа.

— Ты что! Это же не половая тряпка, а полотенце!

— Не до того — постираем!

— С ума сошел!

— Папа! Жижа сейчас вылезет в прихожую, и всё тогда, под пол затечет.

Секунду жадность боролась в папе с чистоплотностью и, конечно, победила.

— Возьми другое полотенце, пользованное, которое все равно стирать!

Я понял, что спорить с папой бесполезно, ему лишь бы было по его, и, схватив тряпку из бачка для белья, принялся за работу.

Папа мне помогал. Топал босыми ногами в луже, проверял чистоту вымытого, кричал на бульон.

— Папа, лучше уйди.

Надо запомнить эту интонацию, вдруг когда-нибудь в кино убийцу играть буду.

— Ты что сделал? Кто так моет?

Я молча собирал бульон в ведро, вылив туда раствора для мытья посуды.

— Это для посуды, ты что творишь! Ну вот, все перемывать…

Поминая тихим словом частный дом, в котором нужна собака, собаку, которая осталась без привычного ужина, папину старость и свою судьбу, я собрал бульон в ведро и быстро вылил, иначе папа поставил бы ведро на огонь: перекипятить — и вполне можно собаке дать…

Едва отмыл руки от липкого жира, протер пол начисто, сел передохнуть.

И увидел, как папа, достав половую тряпку, поминая мое имя добром, теперь моет пол «как надо».

Ну и фиг с ним, прости господи.

А Белка поест и хрустиков. Я тоже люблю вафельные стаканчики грызть.

6 июня 2017 г.

У собаки среди лета разболелись уши. Купил пипетку и капли.

По ночам зоопарк превращается в цирк.

— Так, ну над моими ушами поиздевались, колбаса съедена, теперь можно немного пошали-и-ить…

Собака Белка обегает веранду по часовой стрелке, потом против часовой. Папу мы уже не боимся, больные уши, в которые я ежедневно закапываю рублей так по пятьдесят в каждое, дали нам одноразовый, но ежедневный пропуск в дом, и мы им пользуемся вовсю. Можно опять громко топать когтями по деревянному полу, радостно фыркать и…

— Да! Котася! Где-то здесь обитает Котася. Сейчас мы ее найде-е-ем…

Котася мирно дремала на старом сундучке, где хранятся сахар и соль, а теперь с недовольством, граничащим с брезгливостью, смотрит на эту собачью карусель.

Собака Белка панибратски наступает на нее ногой.

— Котася! Друг!

— Оставьте меня.

— Котася!!! Ты спишь, а жизнь прекрасна!

— Ну, вашу мать…

Собака Белка бесцеремонно переворачивает кошку носом так, что бедная старушка чуть не падает в ящик с луком. Шипит на собаку из последних сил.

— Я змея, пошла вон, я змея!

— А! Мой белый, то есть, тьфу, желтый господин, наша Котася сошла с ума. Лопни мои глаза, не вру! Смотри!

Белка снова наступает Котасе на живот и торжествующе смотрит на меня.

— Я змея! Ш-ш-ш!

— Вот! Видел? Ее пора в утиль.

— Белка, отстань от Котаси.

— Да кто пристает, кто… вот, опять!

— Ш-ш-ш! Пф-ф-ф! Тьфу, а по сусалам?

— Э? Котася, приди в себя. А что ты ела сегодня, чем щечки пахнут?

— Н-н-на!

— Не попала! Не попала! Потому что я ловкая, хищная зверюга, а ты пыльный мешок!

— Максим Викторович, что вы смотрите…

— Ах, можно же проверить меню и под хвостом.

— Вообще офигела, да пошла ты!

Кошка Котася делает неловкий прыжок, старость ее подводит, и она таки грохается точнехонько в синий тазик с сеткой лука.

— А! Попалась! Теперь ты моя! Облизать…

— Быдло. Тупое быдло.

— Ха-ха! Я быдло-быдло-быдло, мне весело!

— Ничего, переживу. Интеллигенция и не такое терпела.

* * *

После того как я остановил бульонный потоп, я немного вырос в папиных глазах, не зря сына растил. Не то чтобы улыбается, но хоть почти не кричит уже сутки.

Впрочем, может быть, ему просто не хватало приключений, я тоже их когда-то любил, все-таки кровь-то у нас одна.

Хотя, если честно, приключения вроде вчерашних у нас бывают каждый день, пусть и не такого разрушительного масштаба.

У папы возраст. Семьдесят восемь лет не шутка. Плюс эти гадские инсульты… Да и я не слишком молод. Хотя никогда не думал, что все годы работы охранником и в доме инвалидов имели, по сути, один смысл — облегчить жизнь своему отцу.

Вот уж где нужны выдержка и хладнокровие, вот где необходимо быть то лисой, то львом. Знания и навыки, приобретенные за годы работы в Германии, просто бесценны.

Стресса много, конечно, плюс еще ведь и бюрократические процедуры со всеми вытекающими, и, если бы я столько не ржал, тяжко бы мне пришлось.

Чего стоит одна Котася, которая по старости лет постоянно рухается во сне со своего любимого пуфика и, возмущенно вопя, залезает обратно, как и папа, виня в этом всех вокруг.

Вчера обратил на это внимание отца, когда храпящая кошка снова стала разваливаться, хихикали вместе как мальчишки, и никто, грешным делом, Котасю не разбудил, чтобы предупредить падение.

Бац!

«А? Что? Кто из вас это подстроил???»

Такие вот армейские приколы у нас в полуразваленном доме.

* * *

А с утра сегодня я возился с бумагами и приехал только к обеду, пожрать приготовил еще вчера и лег вздремнуть часик.

За это время пришел папа. Как и говорил, после истории с бульоном он до сих пор добрый и даже не стал меня будить радостными криками по какой-нибудь