Метаморфозы - Публий Назон

        Через ту птицу — отцом и матерью. Их поздравляла

435 Фракия, да и они воссылали богам благодарность.

        В дни же, когда отдана была дочь Пандиона владыке

        Славному и родился сын Итис — объявлен был праздник.

        Не угадать, что на пользу пойдет! И год уже пятый

        В вечной смене Титан[267] довел до осеннего срока.

440 К мужу ласкаясь, тогда промолвила Прокна: «О, если

        Только мила я тебе, отпусти повидаться с сестрою,

        Иль пусть приедет сестра! Что скоро домой возвратится,

        Тестю в том слово ты дай, — мне ценным будет подарком,

        Ежели дашь мне сестру повидать». Он дает повеленье

445 В море спустить корабли, с парусами и веслами, в гавань

        Кекропа входит Терей, к берегам уж причалил Пирея[268].

        Вот повстречались они, и тесть ему правой рукою

        Правую жмет; при знаках благих вступают в беседу.

        Стал излагать он прибытия цель, порученье супруги,

450 Он обещанье дает, что гостья воротится скоро.

        Вот Филомела вошла, блистая роскошным нарядом,

        Больше блистая красой. Обычно мы слышим: такие

        В чаще глубоких лесов наяды с дриадами ходят,

        Если им только придать подобный убор и одежды.

455 И загорелся Терей, увидевши деву, пылает, —

        Словно бы кто подложил огня под седые колосья

        Или же лист подпалил и сено сухое в сеннице.

        Дева прекрасна лицом. Но царя прирожденная мучит

        Похоть; в тех областях население склонно к Венере.

460 Он сладострастьем горит, и ему и народу присущим.

        Страстно стремится Терей подкупить попечение служанок,

        Верность кормилицы; он прельстить дорогими дарами

        Хочет ее самое, хоть целым пожертвовать царством,

        Силой похитить ее и отстаивать после войною.

465 Кажется, нет ничего, на что бы захваченный страстью

        Царь не решился. В груди сдержать он не может пыланья.

        Медлить уж нет ему сил, возвращается жадной он речью

        К Прокниным просьбам, меж тем о своих лишь печется желаньях, —

        Красноречивым он стал от любви, когда неотступно

470 Больше, чем должно, просил, повторяя: так Прокна желает!

        Даже и плакал порой, — так будто б она поручала!

        Вышние боги, увы, — как много в груди человека

        Тьмы беспросветной! Терей, трудясь над своим злодеяньем,

        Все же как честный почтен и хвалим за свое преступленье.

475 Хочет того ж Филомела сама и, отцовские плечи

        Нежно руками обняв, поехать с сестрой повидаться

        Счастьем молит своим, но себе не на счастие молит!

        Смотрит Терей на нее и заране в объятьях сжимает.

        Видя лобзанья ее и руки вокруг шеи отцовой, —

480 Всё как огонь смоляной, как пищу для страсти безумной

        Воспринимает; едва родителя дева обнимет,

        Хочет родителем быть, — и тогда он честнее не стал бы!

        Просьбой двойной был отец побежден. Довольна девица,

        Бедная, благодарит, не зная о том, что обоим

485 Радостный ныне успех погибелен будет, — обоим!

        Фебу немного трудов еще оставалось, и кони

        Стали уже попирать пространство наклонного неба.

        Царские яства на стол и Вакхову в золоте влагу

        Ставят; мирному сну предают утомленное тело.

490 Царь одризийский[269] меж тем, хоть она удалилась, пылает

        К ней; представляет себе и лицо, и движенья, и руки,

        Воображает и то, что не видел, — во власти желаний

        Сам свой питает огонь, отгоняя волненьем дремоту.

        День наступил; и, пожав отъезжавшего зятя десницу,

495 Девушку царь Пандион поручает ему со слезами.

        «Дочь свою, зять дорогой, — побуждаем благою причиной,

        Раз таково дочерей и твое, о Терей, пожеланье, —

        Ныне тебе отдаю. И верностью, и материнской

        Грудью молю, и богами: о ней позаботься с любовью

500 Отчей и мне возврати усладу моей беспокойной

        Старости в срок: для меня — промедление всякое длинно;

        Ты поскорей и сама, — довольно с Прокной разлуки! —

        Если ты сердцем добра, ко мне возвратись, Филомела!»

        Так поручал он ее и дочь целовал на прощанье,

505 И порученьям вослед обильные капали слезы.

        Верности брал с них залог: потребовал правые руки,

        Соединил их, просил его дочери дальней и внуку,

        Отчий привет передать и сказать, что крепко их помнит.

        Еле последнее смог он «прости» промолвить, со словом

510 Всхлипы смешавши, боясь души своей темных предчувствий.

        Лишь Филомела взошла на корабль расписной, и от весел

        Море в движенье пришло, и земли отодвинулся берег,

        Крикнул Терей: «Победил! со мною желанная едет!»

        В сердце ликует уже наслажденья не может дождаться

515 Варвар, взоров своих с Филомелы на миг не спускает:

        Так похититель орел, Юпитера птица, уносит,

        В согнутых лапах держа, в гнездо свое горное — зайца;

        Пленник не может бежать, — добычей любуется хищник.

        Вот и закончился путь; суда утомленные снова

520 На побережье своем. Но царь вдруг дочь Пандиона

        В хлев высокий влечет, затененный лесом дремучим.

        Там, устрашенную всем, дрожащую бледную деву,

        В горьких слезах о сестре вопрошавшую, запер и тут же,

        Ей злодеянье раскрыв, — одну и невинную, — силой

525 Одолевает ее, родителя звавшую тщетно,

        Звавшую тщетно сестру и великих богов особливо.

        Дева дрожит, как овца, что, из пасти волка седого

        Вырвана, в страхе еще и себя безопасной не чует.

        Иль как голубка, своей увлажнившая перышки кровью,

530 Жадных страшится когтей, в которых недавно висела.

        Только очнулась, — и рвать разметенные волосы стала;

        Точно над мертвым, она себе руки ломала со стоном;

        Длани к нему протянув, — «О варвар, в деяньях жестокий!

        О бессердечный! Тебя, — говорит, — ни отца порученья,

535 Ни доброта его слез, ни чувство к сестре, ни девичья

        Даже невинность моя не смягчили, ни брака законы!

        Все ты нарушил. Сестры я отныне соперницей стала,

        Ты же — обеим супруг. Не заслужена мной эта мука.

        Что ты не вырвал души у меня, чтоб тебе, вероломный,

540 Злоумышленье свершить? Что меня не убил до ужасных

        Наших соитий? Тогда была б моя тень не повинна.

        Все ж, если Вышние зрят, что сталось, коль что-нибудь значат

        Чтимые боги и все не погибло со мною, заплатишь

        Карой когда-нибудь мне! Сама я, стыдливость откинув,

545 Дело твое оглашу: о, только нашлась бы возможность!

        В толпы народа пойду; и, даже в лесах запертая,

        Речью наполню леса, пробужу сочувствие в скалах!

        То да услышит Эфир и бог, коль есть он в Эфире!»

        Тут от подобных речей возбудился в жестоком владыке

550 Гнев, и не меньше был страх. Двойной побуждаем причиной,

        Высвобождает он меч из висящих у пояса ножен.

        Волосы девы схватив, загнув ей за спину руки,

        Узы заставил терпеть. Филомела подставила горло, —

        Только увидела меч, на кончину надеяться стала.

555 Но исступленный язык, напрасно отца призывавший,

        Тщившийся что-то сказать, насильник, стиснув щипцами,

        Зверски отрезал мечом. Языка лишь остаток трепещет,

        Сам же он черной земле продолжает шептать свои песни.

        Как извивается хвост у змеи перерубленной — бьется

560 И, умирая, следов госпожи своей ищет напрасно.

        Страшное дело свершив, говорят, — не решишься поверить! —

        Долго еще припадал в сладострастье к истерзанной плоти.

        Силы достало ему после этого к Прокне вернуться, —

        Та же, увидев его, о сестре вопрошала. Но стоны

565 Лживые он издает и сестры измышляет кончину.

        Было нельзя не поверить слезам. И Прокна срывает