Метаморфозы - Публий Назон

35   Руку едва удержав, раздраженье лицом выражая,

        Речью Арахна такой ответила скрытой Палладе:

        «Глупая ты и к тому ж одряхлела от старости долгой!

        Жить слишком долго — во вред. Подобные речи невестка

        Слушает пусть или дочь, — коль дочь у тебя иль невестка,

40   Мне же достанет ума своего. Не подумай, совета

        Я твоего не приму, — при своем остаюсь убежденье.

        Что ж не приходит сама? Избегает зачем состязанья?»

        Ей же богиня, — «Пришла!» — говорит и, образ старухи

        Сбросив, явила себя. Молодицы-мигдонки и нимфы

45   Пали пред ней. Лишь одна не трепещет пред нею Арахна.

        Все же вскочила, на миг невольным покрылось румянцем

        Девы лицо и опять побледнело. Так утренний воздух

        Алым становится вдруг, едва лишь займется Аврора,

        И чрез мгновение вновь бледнеет при солнца восходе.

50   Не уступает она и желаньем своим безрассудным

        Гибель готовит себе. А Юпитера дочь, не противясь

        И уговоры прервав, отложить состязанья не хочет.

        И не замедлили: вот по разные стороны стали,

        Обе на легкий станок для себя натянули основу.

55   Держит основу навой; станок — разделен тростниковым

        Бёрдом; уток уж продет меж острыми зубьями: пальцы

        Перебирают его. Проводя между нитей основы,

        Зубьями бёрда они прибивают его, ударяя.

        Обе спешат и, под грудь подпоясав одежду, руками

60   Двигают ловко, забыв от старания трудность работы.

        Ткется пурпурная ткань, которая ведала чаны

        Тирские; тонки у ней, едва различимы оттенки.

        Так при дожде, от лучей преломленных возникшая, мощной

        Радуга аркой встает и пространство небес украшает.

65   Рядом сияют на ней различных тысячи красок,

        Самый же их переход ускользает от взора людского.

        Так же сливаются здесь, — хоть крайние цветом отличны.

        Вот вплетаются в ткань и тягучего золота нити,

        И стародавних времен по ткани выводится повесть.

70   Марсов Тритония холм[240] на Кекроповой крепости нитью

        Изображает и спор, как этой земле нарекаться.

        Вот и двенадцать богов с Юпитером посередине

        В креслах высоких сидят, в величавом покое. Любого

        Можно по виду признать. Юпитера царственен образ.

75   Бога морей явила она, как длинным трезубцем

        Он ударяет скалу, и уж льется из каменной раны

        Ток водяной: этим даром хотел он город присвоить.

        Тут, же являет себя — со щитом и копьем заостренным;

        Шлем покрывает главу; эгида ей грудь защищает.

80   Изображает она, как из почвы, копьем прободенной,

        Был извлечен урожай плодоносной сребристой оливы.

        Боги дивятся труду. Окончанье работы — победа.

        А чтоб могла увидать на примере соперница славы,

        Что за награду должна ожидать за безумную дерзость, —

85   По четырем сторонам — состязанья явила четыре,

        Дивных по краскам своим, и фигуры людей поместила.

        Были в одном из углов фракийцы Гем и Родопа,[241]

        Снежные горы теперь, а некогда смертные люди, —

        Прозвища вечных богов они оба рискнули присвоить.

90   Выткан с другой стороны был матери жалких пигмеев[242]

        Жребий: Юнона, ее победив в состязанье, судила

        Сделаться ей журавлем и войну со своими затеять.

        Выткала также она Антигону[243], дерзнувшую спорить

        С вышней Юноной самой, — Антигону царица Юнона

95   Сделала птицей; не впрок для нее Илион оказался

        С Лаомедонтом отцом, и пришлось в оперении белом

        Аисту — ей — восхищаться собой и постукивать клювом.

        Угол оставшийся был сиротеющим занят Киниром[244].

        Храма ступени обняв, — родных дочерей своих члены! —

100 Этот на камне лежит и как будто слезами исходит.

        Ткани края обвела миротворной богиня оливой:

        Как подобало ей, труд своею закончила ветвью.

        А меонийки узор — Европа с быком, обманувшим

        Нимфу: сочтешь настоящим быка, настоящим и море!

105 Видно, как смотрит она на берег, покинутый ею,

        Как она кличет подруг, как волн боится коснуться,

        Вдруг подступающих к ней, и робко ступни поджимает.

        Выткала, как у орла в когтях Астерия[245] бьется;

        Выткала Леду[246] она под крылом лебединым лежащей.

110 Изобразила еще, как, обличьем прикрывшись сатира,

        Парным Юпитер плодом Никтеиды[247] утробу наполнил;

        Амфитрионом явясь, как тобой овладел он, Алкмена[248];

        Как он Данаю дождем золотым, Асопиду[249] — огнями,

        Как Деоиду[250] змеей обманул, пастухом — Мнемозину.

115 Изобразила, как ты, о Нептун, в быка превратившись,

        Деву Эолову взял, как, вид, приняв Энипея,

        Двух Алоидов родил,[251] как баран — обманул Бизальтиду[252].

        Кроткая Матерь[253] сама, с золотыми власами из злаков,

        Знала тебя как коня; змеевласая[254] матерь Пегаса

120 Птицею знала тебя, дельфином знала Меланта[255];

        Всем надлежащий им вид придала, и местности тоже.

        Изображен ею Феб в деревенском обличии; выткан

        С перьями ястреба он и с гривою льва; показала,

        Как он, явясь пастухом, обманул Макарееву Иссу;

125 Как Эригону[256] провел виноградом обманчивым Либер,

        И как Сатурн — жеребец — породил кентавра Хирона.

        Край же ткани ее, каймой окружавшийся узкой,

        Приукрашали цветы, с плющем сплетенные цепким.

        И ни Паллада сама не могла опорочить, ни зависть

130 Дела ее. Но успех оскорбил белокурую Деву:

        Изорвала она ткань — обличенье пороков небесных!

        Бывшим в руках у нее челноком из киторского бука

        Трижды, четырежды в лоб поразила Арахну. Несчастья

        Бедная снесть не могла и петлей отважно сдавила

135 Горло. Но, сжалясь, ее извлекла из веревки Паллада,

        Молвив: «Живи! Но и впредь — виси, негодяйка! Возмездье

        То же падет, — чтобы ты беспокоилась и о грядущем, —

        И на потомство твое, на внуков твоих отдаленных».

        И, удаляясь, ее окропила Гекатиных зелий

140 Соком, и в этот же миг, обрызганы снадобьем страшным,

        Волосы слезли ее, исчезли ноздри и уши,

        Стала мала голова, и сделалось крохотным тело.

        Нет уже ног, — по бокам топорщатся тонкие ножки;

        Все остальное — живот. Из него тем не менее тянет

145 Нитку Арахна — паук продолжает плести паутину.

        Лидия в трепете вся. О случившемся слух по фригийским

        Градам идет, и широко молва разливается всюду.

        Раньше, до свадьбы своей, Ниоба знавала Арахну,

        В те времена, как жила в меонийском краю и в Сипиле[257].

150 Не научило ее наказанье землячки Арахны

        Высшим богам уступать и быть в выраженьях скромнее.

        Многим гордиться могла. Однако ни мужа искусство,

        Ни благородная кровь, ни мощность обширного царства

        Любы так не были ей, — хоть было и это ей любо, —

155 Сколь сыновья с дочерьми. Счастливейшей матерью можно

        Было б Ниобу назвать, коль себя не сочла б таковою

        Как-то Тиресия дочь, владевшая даром прозренья,

        Манто, по улицам шла и, божественной движима силой,

        Провозглашала: «Толпой, Исмениды, ступайте, несите

160 Ладан Латоне скорей и обоим, Латоной рожденным,

        С благочестивой мольбой! Вплетите в волосы лавры!

        Ибо Латона сама моими глаголет устами!»

        Внемлют ей дочери Фив, чело украшают листвою

        И на священный алтарь моленья приносят и ладан.

165 Вот горделиво идет с толпой приближенных Ниоба,

        Золотом пышно блестя, во фригийские ткани вплетенным, —

        Даже и в гневе своем прекрасна и, волосы вскинув,

        Что ниспадали к плечам, величавой своей головою,