Карточная игра в России. Конец XVI – начало XX века. История игры и история общества - Вячеслав Вениаминович Шевцов

мячом (лапта, цари, пироги) и другие, в которые играли «нипочем», то есть «не в деньги»[383], были широко распространены у крестьянских подростков, еще не обремененных в полной мере хозяйственными обязанностями.

Бабки делались из надкопытной кости, необходимо было выбивать бабки противника наиболее тяжелыми (битками) или метать их об стену, чтобы выкатить свою бабку рядом с чужой. Свайкой называли тяжелый железный гвоздь с толстой граненой головкой. Игра заключалась в том, чтобы попасть ею в лежащее на земле железное кольцо. Сделавшие положенное число попаданий несколько раз вбивали свайку глубоко в землю, а проигравший должен был ее вытаскивать и подавать более успешным соперникам[384]. Ловкий и умелый игрок заслуживал авторитет и уважение, ему «отдавали почет»[385] и право быть «заводчиком» в кругу своих сверстников.

Существовали и народные азартные игры, организуемые во время праздников, – чет или нечет, орлянка, зернь, гусек (передвижение фишек по доске с препятствиями), яичный бой и те же бабки. Игра велась на мелкие деньги, орехи, оладьи, пироги, голуби, битки (бабки или битые яйца)[386].

Крестьянское мышление вкладывало в понятие «игра», «играть» первичные природные смыслы – птичьи звуки и возбужденное состояние стаи, что свидетельствовало о понимании этой формы поведения как способа выхода стихийно-природных наклонностей. Повсеместно в России «игрой» обозначали формы поведения молодежи практически во всех бытовых и ритуальных ситуациях. «Игровой цикл» длился один календарный год и должен был заканчиваться образованием семейной пары. Община, предоставляя на этот период беспрепятственный выход асоциальным свойствам молодежного возраста, создавала условия для последу-ющего перехода в полноценное взрослое состояние, связанное с оформлением брачных отношений. В жизни семейной молодежи игра постепенно уступала место таким важнейшим ценностям крестьянского мира, как труд и воспитание детей[387].

Карточная игра, как и другие игры, также была связана с календарными праздниками – Рождеством и Пасхой. В качестве выигрыша выступали традиционные предметы праздничного и игрового обихода – бабки, кости, лодыжки, орехи, пасхальные яйца, но также и деньги[388]. В селе Бобровки Ржевского уезда, кроме игры в дурака, на святках молодежь играла в «любовный листочек»: «…все садятся за стол в кружок; посреди стола кладется колода карт, и каждый по очереди снимает с нее одну карту. Кто снимает пиковую карту, тот ударяет раз, по плечу или по спине, сидящих с ними рядом по левую руку; кто снимет трефовую, тот кланяется соседу с левой стороны; кто червонную – жмет руку, а кто бубновую – целуется все с тем же соседом»[389].

Игра во время праздника, обозначающего критические моменты года (Рождество и Пасха как раз заключали в себе подобную семантику), была призвана в символической форме воспроизвести, разыграть ситуацию борьбы, поединка между старым и новым годом, плодородием и неурожаем, светлым и темным началом, добром и злом. В этом отношении ближе к исходным значениям игры шашки, шахматы и кости, в которых наличие двух партнеров и игровой инвентарь противоположных цветов и сторон подчеркивали бинарное противопоставление. По мнению церковнослужителей, участники праздника вели себя бесовски и рядились в бесовские хари, и это была действительная установка праздника. Обжорство, пьянство, блуд, пляски и песни, кулачные бои, азартные игры – так, по народным представлениям, вели себя черти, лешие, водяные. И осуществление подобного образа жизни людьми на период праздника должно было подчеркнуть ситуацию хаоса, из которого вновь восстанавливался человеческий, христианский порядок. Показательно, что связь игры с праздником в русской традиции обнаруживает общность с узаконениями республиканского Рима, которые разрешали азартные игры только на период празднования сатурналий[390].

Пространственно-временная локализация азартных игр внутри праздника была вызвана и тем, что его участникам предписывалось предаваться расточительству для обеспечения последующего плодородия. Ситуация забвения будничной работы, свободы и снятия социальных различий, предписанная праздничным ритуалом, также в должной мере реализовывалась в форме игры («В игре, что в бане, – все равны»)[391].

От таких настольных игр, как кости, орлянка, яичный бой, карточная игра отличается большей степенью индивидуальности, изолированностью круга играющих и не предполагает присутствия зрителей, поскольку эффективность и эффектность действий зависят в данном случае не от технических навыков владения игровым инвентарем, а от некоторого умственного напряжения, что требовало сосредоточения и отсутствия внешних раздражителей. Кроме того, партнеры по игре стремились скрыть свое игровое положение и процесс принятия решения. Согласно правилам хорошего тона, принятым в дворянском обществе, игровое пространство – это замкнутое пространство: «Мешать игра-ющим разговором или – того хуже – заглядывать в карты, или являться с непрошеным советом следует всегда остерегаться. Многие настолько не любят разговора во время игры, что недовольны даже произнесенным при них словом, хоть бы и относящимся к делу»[392].

В народной же среде карточная игра, согласно сложившейся игровой традиции, продолжала сохранять коллективный, зрелищный характер. Она происходила в шумной, веселой (часто навеселе) компании, советы сыпались наперебой, играющих обступали зрители, которые делились на партии сочувствующих, а могли становиться и участниками.

Соотношение игры с праздником как праздным временем («когда нет дела, нечего работать, свободное», «день, посвященный отдыху, не деловой, не работный», «бездельный, суетный, пустой, в чем нет ничего дельного, полезного») наполняло и понятие «игра» подобным содержанием («шутить, тешиться, веселиться, забавляться, проводить время потехой, заниматься чем-либо для забавы, от скуки, безделья»[393]). За пределами праздника игра утрачивала сакральную санкцию, и увлечение ею в будни рассматривалось как «пустое занятие» (праздный = пустой). Сказочный герой, приняв лишнего, плачет, думая, что будет всегда пьяным: «Как же пахать?»[394]. «Вообще, игры народные совершались в определенные времена; по миновании этих сроков продолжение игр считается если не грехом, то уж безусловно неприличием»[395], – отмечал Н.С. Щукин.

Такое отношение к игре свойственно традиционным обществам, строго очерчивающим игровую вольность и веселье в пространственно-временных рамках и ограничивающим действия играющих интересами коллектива[396].

Крестьянская среда четко и с присущим ей дидактизмом отличала праздного человека, прерывающего трудовой процесс в установленное время («гулящий, ищущий, без дела, ничем не занятый»), и «праздноядца», цель которого максимально расширить время «празднохождения» («гульба, тунеядство, бродяжничество и праздная жизнь, шатанье без дела, без работы»; «Когда орать, так не играть»). Глагол «гулять» в народном языке означал «быть без дела; праздным; ничем путным не заниматься, лентяить»; «пить, пьянствовать»[397]. Под это же определение подпадала и карточная игра: «Нет ли у вас охотника в карты погулять?»[398]; «А давай в карты гулять?»[399]; «Умею красть коней и в карты гулять»[400]; «Гуляли по зеленому лугу»[401], то есть играли в карты. В одной