Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

Хасселя давно требовал Чиано, не скрывавший от посла ни своего недовольства, ни его причин: итальянцы хотели, чтобы нацистский режим был представлен в Риме нацистом. Недовольны были Хасселем и в Берлине (Риббентроп не принял его с формальным докладом о завершении миссии), что окончательно толкнуло отставного посла в лагерь оппозиции режиму[37]. Папен не успел пережить изумление внезапной отставкой, как снова был возвращен на свой пост, хотя и временно.

Соблюдая приличия, Нейрат представил преемника на Вильгельмштрассе, заявив, что «искренне рад передать бразды правления более молодому человеку, способности которого доказаны его успехами». Риббентроп заверил: он будет продолжать «традиции Нейрата» и их взгляды на внешнюю политику совпадают, однако 16 февраля устроил полувоенный смотр личного состава, облачившись в эсэсовскую форму и приветствуя подчиненных не только «буржуазным» рукопожатием, но и «германским приветствием»{11}.

От нового министра ждали кадровой революции, но ее не случилось — произошло обычное заполнение вакансий, причем за счет карьерных дипломатов. Ганс Георг фон Макензен отправился послом в Рим. Статс-секретарем стал начальник Политического отдела барон Эрнст фон Вайцзеккер; оказавшись на скамье подсудимых, он оправдывался тем, что хотел оказывать «умиротворяющее воздействие» на рейхсминистра, а также заявлял о несогласии с ним. Возможно, он и не был согласен с генеральной линией, но никак этого не афишировал и в отставку не подавал, по поводу чего бывший шеф заметил: «Как г-н фон Вайцзеккер, так и д-р [Эрих. — В. М.] Кордт бесчисленное множество раз, постоянно, вновь и вновь выражали мне свою преданность и удовлетворение происходившими событиями»{12}.

Преемником Вайцзеккера во главе Политического отдела стал Вёрман, пользовавшийся доверием министра; начальники остальных шести отделов остались на местах. Теодор Кордт стал советником посольства в Лондоне вместо Вёрмана. Эрих Кордт возглавил секретариат министра, куда пристроил и неблагодарного Шпитци. Карьеристы из Бюро ждали повышения, но Риббентроп взял в штат лишь 28 человек, в основном во Внутриполитический отдел и в Отдел печати, который решил возвысить в противовес министерству пропаганды.

Начиналась нацификация Вильгельмштрассе. Только начиналась, ибо министерство сохраняло донацистский и даже довоенный дух и личный состав: 1933 год затронул его не больше, чем 1918-й. Непосредственно в результате прихода Гитлера к власти службу оставили всего два видных дипломата: посол в США Фридрих фон Приттвиц унд Гаффрон и консул в Нью-Йорке Пауль Шварц (будущий биограф Риббентропа и информатор советской разведки), причем только Шварц сделал из этого публичный акт. Несколько человек отправили на пенсию по возрасту. В 1935 году руководство министерства оставалось тем же, что и в начале 1933 года, а назначенцы Нейрата сохранили должности при Риббентропе. Новый министр озаботился приемом подчиненных в партию (к концу 1937 года в рядах НСДАП состояло лишь 33 из 92 кадровых дипломатов верхнего звена) и выхлопотал внеочередной прием в СС Вайцзеккера и Вёрмана.

Дирксен остроумно охарактеризовал отношение Риббентропа к МИДу до и после назначения: «браконьер, назначенный лесничим». Раньше он старался вести собственную игру, максимально свободную от влияния Вильгельмштрассе, теперь взять всю внешнеполитическую активность рейха под контроль и таким образом поднять престиж своего ведомства как можно выше. Для реализации самого амбициозного проекта — выращивания нового поколения идейных нацистских дипломатов История времени не отвела.

2

Назначая Риббентропа министром, Гитлер назвал ему четыре проблемы — Австрия, Судетская область, Мемель (ныне Клайпеда, Литва) и Данциг (ныне Гданьск, Польша), которые он хотел «вернуть в рейх». Все они были наследием Версальской системы, поэтапная ревизия которой являлась целью германской внешней политики и до нацистов.

Австрия, ставшая в результате распада Австро-Венгрии государством с преимущественно немецким населением, уже в декабре 1918 года пожелала объединиться с Германией (так решил ее новый, республиканский парламент), но победители воспротивились этому, закрепив свой запрет в Версальском (ст. 80) и Сен-Жерменском (ст. 88) договорах. Судетская область с тремя с половиной миллионами немцев, которые проживали там более тысячи лет, вошла в состав Чехословакии. Сен-Жерменский договор подробно прописал статут национальных меньшинств и механизм их защиты (ст. 62–69), но не распространил их на немецкое население, оказавшееся на территории других стран. Мемель, принадлежавший Пруссии с 1422 года, был отторгнут от Германии Версальским договором (ст. 99) и передан под управление Лиги Наций. 13–15 января 1923 года, невзирая на протесты Польши и РСФСР, Литва захватила Мемель, что через месяц было закреплено решением Конференции послов Антанты, хотя германское население города в три раза превышало литовское. Данциг, национальная и государственная принадлежность которого Германии не вызывала сомнений, был объявлен «вольным городом под защитой Лиги Наций», а 327 тысяч его населения (из них 97 процентов составляли немцы) потеряли германское гражданство. Вольный город был включен в пределы экономического пространства Польши, которая получила в свое ведение его внешние сношения (ст. 100–108 Версальского договора). Не ограничиваясь этим, поляки по соседству создали порт Гдыня, который со временем должен был перевести на себя все пассажирские и грузовые потоки и таким образом экономически задушить «не совсем польский» Данциг. Новый город был создан на территории Польского коридора — отторгнутом от Германии участке, который соединял исторически населенные поляками земли с морем и одновременно отрезал одну часть германской территории (Восточная Пруссия) от другой (ст. 27 Версальского договора). Данциг и коридор станут основной причиной конфликта двух держав и главным поводом к войне в Европе.

Такие задачи Гитлер поставил перед новым министром. Риббентроп пересказал их Вайцзеккеру, предлагая тому пост статс-секретаря, и поделился с ним глобальным видением ситуации: прежде всего — не допустить коалиции Англии, Франции и СССР против Германии. Собеседник, если и был против, оставил возражения при себе.

Аншлюс («присоединение») Австрии стал дебютом министра, но к его подготовке и осуществлению он не имел никакого отношения, как и Нейрат, поскольку посол Папен сносился напрямую с фюрером. На 12 февраля была назначена встреча рейхсканцлера Гитлера с бундесканцлером Куртом фон Шушнигом, на которой сильнейший из диктаторов готовился запугать слабейшего. Генералы Вильгельм Кейтель, Вальтер фон Рейхенау и свирепого вида Гуго Шперрле были вызваны для устрашения низкорослого австрийца. Папен, которого Гитлер попросил остаться послом, и тайно перешедший на сторону нацистов статс-секретарь МИД Австрии Гвидо Шмидт должны были уговорить Шушнига согласиться со всеми требованиями по «сближению» двух стран. Риббентроп выступил заодно с ними в роли хорошего следователя. «Вся атмосфера на переговорах в Бергхофе была весьма доверительной, а все договоренности с Шушнигом достигались с взаимного согласия и исключали какое бы то ни было давление»{13}. После войны Шушниг, конечно, утверждал обратное{14}.

Затем состоялись первые встречи с послами. Макензен еще в бытность статс-секретарем подготовил записку о взаимных претензиях с французами (запрет газеты «Тан» в Германии, антинацистская выставка «Пять лет Гитлера» в Париже), но Франсуа-Понсе начал с