Царская тень - Мааза Менгисте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что здесь написано? спрашивает Аклилу.
Кидане быстро просматривает статью. Французская газета подчеркивает военную шумиху и теплый прием, устроенный Гугсой, но статья поменьше говорит о бомбежке ближайших деревень, где, по сообщениям, есть убитые женщины и дети. В одной строке говорится об эфиопском восстании, сорванном итальянцами близ Мекелле. Другая строка посвящена тому, что газета называет небольшим столкновением близ Гондэра, где итальянцы были вынуждены отступить.
Резкий запах пороховых газов смешивается с запахом костра, царапает Кидане горло. Он кашляет и на секунду снова видит его: Давит, великолепный и бесстрашный, атакует врага, в руках у него старая Вуджигра, его глаза сверкают ненавистью такой беспримесной, что на мгновение ascaro подается назад и только потом поднимает винтовку и целится. Кидане задерживает дыхание, пока длится это видение: с каждым разом оно становится все четче.
Были времена, когда он не стал бы уклоняться от воспоминания, сразу переходя к боли, которую оно вызывает. Всегда смотри на пролитую тобой кровь, пусть это будет тебе уроком на будущее, держи женщину, пока она дрожит в твоих руках, чтобы ты мог почувствовать собственное могущество. Так сказал ему отец в день его, Кидане, свадьбы. И он поступал так, как говорил ему отец. Он двигался по той большой спальне, как непобежденный и непобедимый человек, и Астер сдалась, а потом научилась любовью отвечать на его потребности.
Нам придется оставить их, тихо говорит Кидане.
Мы не можем трогать Давита, он долго не протянет, деджазмач Кидане, говорит Аклилу. Он явно потрясен. Хаилу настаивает на том, чтобы мы взяли его с собой, отнесли вниз. Я пообещал, что мы это сделаем.
Тени прорезают глубокие морщины вокруг рта Аклилу. Бо́льшую часть дня он провел в пещерах, проверяя раненых: кого-то отправлял домой вместе с деревенскими, кого-то хоронил. На его рубашке все еще остаются кровавые пятна и полоса поперек груди — след неудачного удара винтовочным штыком. У него круги под глазами, а худоба придает его красивым чертам торжественность монаха. Три дня, прошедшие со времени атаки, оставили на нем бо́льший след, чем само сражение. Ему кажется, что он за это время постарел на годы.
Мы тронемся завтра, говорит Кидане. Оставаться здесь слишком опасно. Самых слабых придется оставить. Он чувствует боль в сердце, готовящую место для нового чувства вины. Он ерзает на своем месте. Он предал нечто большее, чем этого молодого солдата.
Я поговорю с Хаилу, говорит Кидане.
Аклилу встает, подбрасывает топливо в костер, и на мгновение вся его скорбь расцветает перед ними, резкая, как стенания плакальщицы.
Хаилу сидит ссутулившись, укутанный темнотой, возле погасшего костра. Он вскакивает на ноги, увидев приближающегося Кидане. В предрассветном полумраке Кидане различает изящную и высокую фигуру, густые черные кудри, выросшие в непокорные космы. За его спиной раскрывается небо, отодвигая пласты ночи и обнажая глубокую голубизну гор.
Хирут ждет нас в пещере, говорит Кидане. Может быть, у нее есть что-нибудь от того, что оставила кухарка.
Морщины на лбу Хаилу становятся глубже, переходят на откосы лица. Мне уже нечем ему помочь. Он показывает на корзину у своих ног и откашливается.
Я бы хотел его увидеть, говорит Кидане.
Зачем?
Резкий тон Хаилу пугает Кидане.
Хаилу берет корзину и открывает ее. Внутри несколько маленьких пакетиков, зашитых намертво. Между ними натолканы рулоны бинтов. Он роняет корзинку на землю, ее содержимое едва не вываливается.
Я бы знал, что нужно делать, будь у меня средства. Кухарка, перед тем как уйти, показала всякие новые штуки, говорит Хаилу. Он с вызовом смотрит на Кидане. Этого не должно было случиться, тихо говорит он. Винтовка была старая, нельзя было давать ему ее.
Кидане только кивает, не доверяя своему голосу. Потом, не сказав больше ни слова, он проходит мимо Хаилу и шагает по тропинке к пещере Давита.
Хирут притулилась к камню у пещеры, смотрит на солнце, пробивающееся сквозь завесу тумана. Ее почти тошнит от усталости и запаха из пещеры: безошибочно узнаваемого запаха смерти.
Ты не входила туда, не помогала ему?
Хирут поворачивается. Это Хаилу, следом за которым на некотором расстоянии идет Кидане. Недужный утренний свет отражается от гор и обволакивает людей.
Хаилу проходит мимо нее и в пещеру. Кидане у входа прижимает лоб к камню, упирается в него ладонями, его потрясение настолько очевидно, что Хирут подается назад.
Из пещеры доносится голос Хаилу: Деджазмач, входите, он в сознании.
Не оставляй его одного, говорит ей Кидане.
Давит представляет собой истерзанную плоть, удерживаемую в прежней форме лишь грязными бинтами. Он лежит на груде одеял, измаранных старой кровью. Одна его нога завернута в слои плотной хлопковой материи и в бинт, измазанный каким-то светло-желтым лекарственным средством, со следами свежей крови. Хаилу открывает корзинку. Давит шевелится, его веки вспархивают, но тут же быстро закрываются.
Принеси куркуму, говорит Хаилу, глядя на Хирут и вытаскивая горсть сушеных листьев. Потом он достает маленький кувшин с медом, завернутый в бинты. Он наливает мед на листья в своей руке, склоняется над Давитом.
Прости, говорит Хаилу. Ничего другого нет.
Хирут вынуждена отвернуться и затаить дыхание. Куркума не помогла ее родителям. И мед не помог. Не помогло ничто — ни один из листьев, принесенных жителями деревни, ни одна смесь, приготовленная странной женщиной, которая целый день провела в пути, чтобы помочь, ни один из священников, которые сначала произносили молитвы шепотом, потом выкрикивали их, потом принимались выть, ни одно из обещаний, которые она давала родителям, а потом богу. Все было бесполезно.
Давит испускает слабый вздох, вопрошающе смотрит на Хирут, но вскоре переводит взгляд на вход в пещеру. Его глаза широко раскрываются. Деджазмач Кидане, говорит Давит. Тело его напрягается, противясь волне боли.
Хирут поворачивается и видит Кидане — он заходит в пещеру, опустив голову. И тут она видит ее — свою Вуджигру, винтовку ее отца. Она стоит, прислоненная к стене, затаившись, словно вор, в темноте пещеры. Спазм скручивает желудок Хирут, ее лоб увлажняется по́том, она быстро переводит взгляд на Хаилу, но его глаза, полные нежности, смотрят на Давита.
Потом Хаилу, разбитый и озлобленный, одолеваемый такой яростью, что лицо его кривится, поворачивается к Кидане.
Я видел такие раны и раньше, тихо говорит Кидане. Я видел рану от пули, которая попала в затылок
