Царская тень - Мааза Менгисте

Деджазмач Кидане, я привел его. Хаилу приближается к его палатке со своим братом Давитом, они идут широкими, твердыми шагами.

Деджазмач, говорит Давит, Хаилу сказал мне, ты оставил эту винтовку для меня. Давит поднимает взгляд, и его лицо заливает краска удовольствия.

Между братьями разница в несколько лет, но они почти неотличимы друг от друга. Хаилу, старший, чуть выше, у него мрачноватый вид, который придает его красивому лицу серьезность и изящество. Из сотни людей, которые отправятся с ним в Данакил, оружие есть у трех четвертей. У очень немногих относительно новые винтовки. Аклилу попросил дать Виджугру Давиту.

Нам придется сражаться с бандитами, которые продались ференджи, начинает Кидане. Они будут вооружены, к тому же ascari знают эту землю. Будь осторожен, говорит он, протягивая Вуджигру, которая, выскользнув из его руки, оказывается в руке Давита.

Одно мгновение они оба держат винтовку, нетерпение молодого человека действует как электрический заряд, который переходит в Кидане, вызывая у него улыбку. Он смотрит, как Давит прицеливается, взвешивает винтовку в руке, а потом чуть ли не инстинктивно находит пять черточек.

Это известная кровь, говорит Давит, кивая. Он легонько, с признательностью подталкивает Хаилу локтем. Наш отец всегда говорил, что винтовка, которая попробовала кровь, захочет еще. Эта винтовка знает кровь ференджи, добавляет он. Нам будет хорошо вместе.

Хаилу хмурит лоб. Хватит, говорит он.

Мой отец всегда говорил, начинает Кидане с улыбкой, что оружие не сохранит тебе жизнь. Эта винтовка предназначена для убийства. Будь осторожен, слушай своего брата.

Я присмотрю за ним, сказал Хаилу. Он всегда был глуповат, еще с детства.

Моему брату следовало стать доктором, говорит Давит. Он привычным и быстрым жестом обнимает Хаилу за плечи. Он мудрец и уже старик.

Ступайте с богом, говорит им Кидане. Он переводит взгляд с одного на другого, оценивает их взаимную привязанность и гордость, представляет себя с сыном, который мог бы остаться в живых, оба они связаны опасностями войны, но сильны в равной мере.

Когда он возвращается по окончании последнего смотра своего войска, Астер ходит туда-сюда перед его палаткой. На коленях ее брюк пятна, оставшиеся от травы, — это его брюки, которые он держал для особых случаев. На ее скулах два угольных пятна, распущенные волосы вокруг головы покрыты тонким слоем пыли. Вид у нее бодрый, помолодевший, более свободный, чем он когда-либо видел.

Я раздала все патроны, говорит она. Деревенские говорят, что в Мекелле направляется колонна журналистов, музыкантов, администраторов из Асмары. Они чествуют этого предателя Гугсу.

Кидане заходит в свою палатку, впускает ее. В тесноте палатки, которую он использует как рабочий кабинет и спальню, он еще раз дивится ее внешнему виду. Ее волосы непокорно расцветают вокруг головы. Она одета по-мужски. Говорит властно. Он берет себя в руки.

Гугса делает прием для высокопоставленных итальянцев. В Мекелле их будет пруд пруди, продолжает Астер. Они фотографируются, все это будет в газетах и на радио. Как это для нас унизительно. Этот человек. Ты помнишь его свадьбу? Она замолкает, погружается в воспоминания о свадьбе Гугсы и дочери императора Хайле Селассие. Бедняга Зенебворк, говорит она. Бедная девушка — вышла за такого отвратительного, испорченного, слабого мужчину.

Этот союз заключался ради семей, начинает Кидане, но останавливается. Это старый спор между ними, катастрофический союз, который должен был привести напряженные отношения между двумя домами к гармонии.

Все всегда ради семьи, со злостью произносит Астер. Она замолкает и, кажется, впервые обращает на него внимание. Ты мало отдыхаешь, говорит она. Она хочет прикоснуться к его лицу, протягивает руку, но роняет ее, когда видит, что он отстраняется.

Ты что хочешь? спрашивает он. Он снова видит швы на плечах ее рубашки, видит мысленным взглядом и изящную вышивку, которая была спорота во время переделки. Он точно знает, что у нее есть другая одежда, платья, которые она не хочет надевать. Есть какие-нибудь новости о кухарке?

Мы тренировались, говорит она, подтягивая рукав рубашки. После еды мы повторяли упражнения, которым меня научил отец. Мы все их знаем. Она замолкает, распрямляется. Позволь кому-нибудь из нас пойти с вами.

Из палатки кажется, что солнце — это блок света, давящий снаружи, освещающий оловянную чашку на перевернутом ящике, который он использует как письменный стол. Она останавливает взгляд на его одеяле. Она спала вместе со своими женщинами на их территории так, словно таким было бессловесное соглашение между нею и мужем. Он начал подозревать, что она не позволяет супругам и любовникам его войска делить палатку. Она сказала нескольким из его бойцов, чтобы те не входили на территорию, которую она объявила зоной ее женщин, и это разделило тех, кто мог бы познакомиться и начать встречаться в традиции мужчин и женщин, идущих воевать: кто-то из пары липнет к другому, кто-то делает жизнь другого удобной, кто-то становится суррогатной женой другого, но без эмоциональных потребностей супругов. Лагеря разделяются теперь таким образом, что он уверен, это еще одно дело, о котором говорят его люди в его отсутствие, говорят о том, что эта женщина, его жена, пришла и изменила то, как оно было всегда, когда мужчины воевали. Но как обсудить с ними этот вопрос, не признавшись, что его собственная жена тоже отделилась от него?

Позволь мне пойти с тобой, говорит она. Некоторые из нас готовы, мы будем вашим подкреплением. Она берет его за руку и не позволяет ему вырвать ее. Она прикладывается губами к его ладони, давление нежное и мягкое, такое приятное, что он чувствует, как его сердце клонится к ней, вспоминает те дни, когда она была какой-то другой, понятной ему.

Он настораживается и делает шаг назад. Ты встретишь нас в долине со свежими припасами, отвечает он. Мы принесем туда раненых, Хирут поможет Хаилу. Я тебе уже говорил об этом.

Он хочет напомнить ей, что она никогда не была на войне. Ее не учили противостоять нападению. Ей не рассказывали с ранних лет о способности тела противостоять насилию. Она не училась ориентироваться в темноте, ходить по холмам и скалистым горам — и все это под видом мальчишеских игр. Да, ей показывали, как нужно стрелять, но знает ли она, как себя вести, если ее атакуют?

Приходи сюда со своими женщинами, говорит он. Я поговорю с ними до вашего ухода.

Она смотрит на него достаточно долго, чтобы негодование разлилось по его лицу. Она позволяет негодованию опуститься между ними, словно занавесу в