Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

гегемонии, которой были отравлены все попытки мужчин сделать удачные игрушки. В автобиографии Крузе Макс, помимо прочего, предстает еще и метафорой насквозь мизогинного общества Германской империи — общества, которое препятствовало как саморазвитию женщин, так и их попыткам изменить его[415].

То, как Кете Крузе переосмыслила женственность и куклу, не оставило равнодушными представительниц среднего класса (как и в случае с Марион Каулитц несколькими годами ранее). Анна Плотов[416] писала для женского обозрения (Frauen-Rundschau) газеты Berliner Tageblat: «И художники, и простые люди останавливаются при виде этих чудесных кукол»[417]. В записях Крузе читаем, что те самые берлинские матроны, которые раньше всеми силами избегали ее из-за сомнительной репутации, поднимались теперь в ее квартиру на три лестничных пролета, а добравшись, просили продать им таких кукол, «как те, которых они видели на выставке». Вслед за дамами из высшего общества в квартиру заглянули и заинтересованные фабриканты. Крузе вспоминает их холодные взгляды и вопросы: «Что эта за кукла, которая всех так взбудоражила? Как она делается? Кто ее делает? А мы можем ее делать? Или она запатентована?» В ее описании предприниматели предстают идиотами, которым никто в здравом уме не доверил бы столь важную задачу, как создание игрушек для детей[418]. Даже производственной прессе пришлось иметь дело с Кете Крузе, хотя они выставили ее дилетанткой[419].

В любом случае, показать свое рабочее место лишь нескольким жителям Германской империи, «одному проценту» всего населения — это еще не бизнес-стратегия. Широкое производство реформированных кукол Крузе развернула благодаря массовой выставке, основному символу потребительской культуры XIX века. Благодаря огромной выставке, на которую шли сотни тысяч людей в столице, женские роли и игрушки оставались в фокусе внимания. На выставке «Женская жизнь и призвание» (Die Frau im Leben und Beruf), проходившей в Берлине с февраля по март 1912 года, провозглашалось, что «отныне нужно ценить не только тот женский труд, который осуществляется под руководством мужчин»[420]. Выставку организовала глава движения немецких женщин среднего класса Хедвиг Хейл. Ее посетили императрица, несколько немецких женщин-профессоров, глава Федерации женских союзов Гертруда Боймер. Выставка провозглашала, что женщины — важные деятели культуры, занятые в сугубо женской сфере. Среди знаменитостей, пришедших на выставку, была королева Румынии, царица Болгарии, множество немецких принцесс, герцогиней и аристократок. Там побывали представители политической и военной элиты: супруги Бетман-Гольвег, фон Тирпиц, Дельбрюк, Ратенау, фон Сюдов и фон Бюлов. Выставка открыто требовала больше прав для женщин, но без радикализма и с акцентом на особые женские качества матерей и жен. Организаторы утверждали: «по нашему мнению, настало время показать, что женщины, работая в доме, в поле и воспитывая детей, своими усилиями достигли уровня профессионализма [Beruf]… и теперь они вносят свой весомый вклад в благосостояние нации [Volkswohlfahrt]». Выставка требовала внимания к роли женщины и признания этой роли, но она воплотила в себе не протест против политической системы Германии, а торжество ценностей среднего класса[421].

В представленной на выставке модели детской комнаты находилось много художественных игрушек. В программке утверждалось, что «женщина, работая в доме и в детской [Kinderstube], естественным образом находится в близких отношениях с игровыми привычками детей». И потому неудивительно, что «художественно одаренные женщины привнесли в мир ребенка множество удивительных вещей… среди которых куклы Марион Каулитц и Кете Крузе»[422]. В благожелательном репортаже газеты Berliner Morgenpost говорилось, что «женщины облагородили культуру своей любовью», но их вклад невозможно ясно выразить ни с помощью мысли, ни с помощью технологий. «Они стали создательницами и домашними педагогами нового поколения» и поэтому заслуживают титулов «гражданок» и «служительниц общему благу»[423]. И хотя сами по себе реформированные игрушки занимали на ярмарке лишь небольшой уголок, идеи, вдохнувшие в них жизнь, по меньшей мере привлекли внимание широкой публики среднего класса[424].

Положительный отклик прессы изменил ситуацию на рынке, но не так, как надеялась Крузе. Некоторые ловкие предприниматели умудрились наладить массовое производство харáктерных кукол, продавая их под видом художественных, не фабричных игрушек. Искушенные представители игрушечной индустрии увидели в реформированных куклах новый шанс для зарабатывания денег. Они обновили эстетику куклы, но сохранили связь с традиционными представлениями о мире девочки и домашнем хозяйстве, свойственными куклам XIX века. Другими словами, они совместили эстетическую реформу и общепринятые гендерные представления. Это свидетельствует об удивительной способности потребительской культуры допускать проникновение субверсивного дискурса, а затем стремительно включать его в общепринятый. Все закончилось тем, что авторитетные изготовители игрушек постепенно поглотили куклы Крузе и сделали их полностью частью своих линеек.

Ни Крузе, ни Каулитц не получали патентов на свой дизайн, тем самым оставив двери открытыми для более предприимчивых фабрикантов. В 1909 году журнал Rundschau über Spielwaren, специализирующийся на детских игрушках, напечатал статью об историческом развитии куклы. Первым пунктом говорилось: «Сегодня кукла, пережившая в последнее время значительные преобразования, является маленьким произведением искусства». Таким образом, журнал Rundschau не только не видел в реформированных куклах угрозы, он считал их просто новейшей стадией развития этой игрушки, перспективой новых рынков сбыта и больших денег. В контексте международной ситуации, с сокращением экспорта из-за растущих цен на сырье, забастовок и экономического спада, «немецкая кукольная промышленность сохраняет свои главенствующие позиции [благодаря постоянным инновациям] и гарантирует, что скоро во всем мире не будет такого места, где не покупают немецких кукол»[425]. Берлинский журналист Эрик Вульф, писавший о промышленности, признавал, что фабричное производство харáктерных кукол открывает перед фабрикантами заманчивые перспективы: присвоить тот вызов домашнему хозяйству, который был брошен Крузе и Каулитц, и включить его в существующий дискурс внешнего правдоподобия. В результате получилось, что «больше половины, но меньше трех четвертей всех немецких кукол — это „улучшенные“ харáктерные куклы. У них настоящие волосы, улыбающиеся рты и закрывающиеся глазки. Остальную часть производства занимают фабричные куклы старого образца. [Старые куклы] явно и неявно выиграли. Очевидно, что женщины хотят покупать красивых кукол… как и дети». Как писали в журнале, немецким покупателям нравятся некоторые черты реформированных кукол, например, индивидуализированные лица, но в то же время они по-прежнему предпочитают закрывающиеся глазки и подвижные сочленения традиционных моделей[426].

Свой патент на изготовление кукол Крузе продала тюрингской компании Kämmer & Reinhardt за очень небольшую сумму. Пока она тратила деньги на обустройство мастерской, эта компания начала массовое производство харáктерных кукол, но при этом добавила им волосы и глаза, которые могли открываться и закрываться. От этого очевидного потворства покупательскому вкусу широких масс Крузе пришла в ярость. Она не хотела иметь ничего общего