Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

и идеей о том, что не сентиментальность, а научные занятия и эксперименты являются достойными ориентирами в воспитании ребенка. Во многом эта философия также совпадала с идеями общественного хозяйства и представлениями о том, что женская способность к материнской заботе обеспечивает ей право участвовать в прогрессивных общественных процессах, связанных с детством и семьей. Находясь в контексте этих передовых представлений об особых материнских качествах, фабрикантки вильгельмовской Германии стали использовать рынок как поле боя с эстетикой внешне правдоподобных кукол[394].

Куклы и кукольная реформа

Во второй половине XIX века куклы ассоциировались уже почти исключительно с девочками. В те времена, когда гендерные представления формировались под влиянием биологии, для многих образованных людей было ясно, что «мальчик» и «девочка» стали разными социальными ролями. Подобные взгляды пришли на смену более свободным воззрениям на игру в куклы, восходившим к началу Нового времени[395]. Мужчины — производители игрушек исходили из того, что куклы помогают девочкам стать хорошими хозяйками. К началу века был опубликован уже целый ряд книг, настаивающих на том, что «дом всегда был и остается миром женщины… никогда не рано начинать учить девочек их истинному призванию [Beruf]»[396]. Использованное тут немецкое слово Beruf означает, что речь идет не столько о Богом данном призвании, сколько о духовной склонности женского ума к материнству, которая и возносит женщину до уровня главы семьи.

Однако некоторые художники, журналисты и педагоги не согласились с этой идеей. В попытке переопределить роль женщины в современном мире они создали более универсальных кукол, с которыми можно было играть множеством разных способов. Поскольку в Германии кукол покупала почти каждая семья, которая могла себе это позволить, то миллионы девочек и их родители, позволяя себе это удовольствие, оказывались перед сложным выбором. Покупая игрушку, они покупали вместе с ней социальную идентичность (точнее сказать, покупались на нее). Споры о месте женщины в современном обществе бушевали здесь так же яростно, как и в реальной жизни. И хотя мужчины — производители игрушек действовали с позиции гегемонии и доминирования, культура потребления все же допускала возможность субверсивных дискурсов[397].

Если мы внимательно присмотримся к рекламе кукол, нам станет ясно, как игра с куклой укрепляла представление, что женщины помогают обществу в роли домохозяек. Газетная реклама универмагов, игрушечные предприятия и специализированные магазины тщательно раскладывали кукол определенным, осмысленным образом. Так, девочки (или взрослые, которые покупали для них) больше не могли выбрать «просто» куклу. Им приходилось выбирать из кукол в разной одежде, кукол с подвижными сочленениями, кожаных и набивных, а также из разных типов кукольных голов (иногда их делали из свинца) и всевозможных аксессуаров[398]. Как правило, красиво одетая и искусно сделанная кукла-миниатюра украшала прейскурант, в котором все модели делились на голых и одетых, двигающихся и цельных, деревянных, фарфоровых и пластмассовых. Игрушку можно было купить и меньше чем за 50 пфеннигов, и больше чем за 95 марок. И хотя дорогие и самые изысканные куклы были дефицитом, родители всегда могли купить 32-сантиметрового голого пупса с двигающимися ручками и закрывающимися глазками всего за 85 пфеннигов в берлинском торговом пассаже, а еще за 85 пфеннигов можно было добыть для него настоящие волосы с заколкой и распашонку[399]. Независимо от того, какую именно куклу выбирал покупатель, к ней прилагалась реклама, перечислявшая и изображавшая множество аксессуаров: одежду, предметы личной гигиены и даже игрушки для кукол. Когда девочка получала куклу-миниатюру, она могла попросить купить ей кукольные вещицы, тем самым следуя идее об игре в дочки-матери и беря на себя роль мамы, которая заботится о своем кукольном ребеночке. Иногда эти сложные миниатюры ломались, в связи с чем появилась целая профессия кукольных докторов: их рекламные объявления с обещаниями починить сломанные ручки и ножки и вернуть на место головы фигурок можно было встретить в большинстве тогдашних газет[400]. И мамы кукол, прямо как настоящие женщины с детьми, относили к доктору на лечение свои игрушки.

Располагаем ли мы свидетельствами того, что девочки играли со своими куклами именно так, как это задумывалось мужчинами-фабрикантами и как им предписывали общественные представления о гендерном идеале? Как вы, наверное, догадались, ответ — да. И все же существует множество автобиографических свидетельств, указывающих на обратное. Мы не можем использовать полевые исследования в работе над «долгим XIX веком», но нам доступны личные мемуары, которые могут быть вполне полезными и информативными. Писательница Тони Шумахер, которая была родом из Штутгарта, из семьи, принадлежащей к среднему классу, вспоминает эпизод из детства: однажды дядя Луис взял ее в игрушечный магазин Гроссхен, чтобы купить ей куклу. Указав на разложенных в ряд кукол, дядя Шумахер сказал ей «выбирать». Девочка с отрешенным видом взирала на куклы и наконец выбрала «самую нелепую [самую яркую и упрощенную] из всех и принесла ее домой к тете». Старшая родственница улыбнулась такому выбору, дала девочке немного поиграть с куклой, а затем отправилась с ней обратно в магазин, чтоб вернуть и купить вместо этой куклы другую — фарфоровую, похожую на живую. Шумахер пишет, как глупо она себя чувствовала, купив куклу без предварительной подготовки. Однако она усвоила, что игра в куклы должна на практике подготовить девочку к роли домохозяйки[401]. Фанни Левальд вспоминает, что иметь покупную куклу было совершенно необходимо для каждой девочки. Левальд жила в Кенигсберге и происходила из еврейской семьи среднего достатка. Она вспоминает, что первые куклы не вызвали у нее «ничего, кроме любопытства». Примечательно, что одну свою куклу она разобрала, чтобы посмотреть, из чего та сделана: это привело в ярость ее мать. Так Левальд быстро уяснила, что взрослые ожидают от нее вполне определенной игры[402].

Крупное социологическое исследование, которое в 1896 году провели для журнала Pedagogical Seminary психолог Дж. Стэнли Холл и педагог Александр Кэсвелл Эллис, подтверждает те же тенденции, которые прослеживаются и в процитированных выше автобиографиях. Холл и Эллис опросили 845 детей, преимущественно девочек, и обнаружили неожиданное: дети портили своих кукол и вымещали на них зло. Пятьдесят четыре девочки назвали своих кукол холодными, еще сорок шесть назвали их ревнивыми, сорок пять — плохими, тридцать восемь — злыми и тридцать шесть — непослушными. Подобное отношение подкреплялось играми, которые никак не предполагались изготовителями кукол: оставить куклу на окне, чтоб она растаяла, отрезать кукле ногу, вырвать волосы, взять куклу на улицу и похоронить. Одна шестилетняя девочка вообще ненавидела кукол и заявила следующее: «все они — девочки, просто помалкивают [и ничего не делают]». Из этого поразительного