Дизайн детства. Игрушки и материальная культура детства с 1700 года до наших дней - Коллектив авторов -- Искусство

XX века преобладала идея, что игра является важной для ребенка практикой, вероятно, созданной для тренировки поведения, которое будет необходимо для выживания и решения связанных с ним задач. Идея о том, что игра готовит ребенка ко взрослой жизни, ясно оформилась в текстах немецкого психолога и философа Карла Грооса, в частности в его книге «Игра животных» (1896). Но в общем виде эта идея была распространена и до того, как ее сформулировал Гроос[358]. Ученому принесло известность утверждение, что «само существование юности частично связано с необходимостью игры. Животное играет не потому, что оно юное. Само время детства существует потому, что животное должно играть»[359]. Гроос настаивал на том, что и дети, и животные переживают «восторг от возможности контролировать свое тело и внешние объекты». Этот опыт дает детям возможность познать окружающую среду и возможности нашего в нее вмешательства[360].

В более позднем исследовании, озаглавленном «Игра человека» (1899), Гроос исследует ролевую игру и описывает как раз тот тип игры, который представлен в «Празднике Флоры», — когда фантазия «одушевляет безжизненные предметы, наделяет их способностью желать, иметь характер и чувства». В пример он приводит превращение «щепки в кукольную бутылочку с молоком, превращение торчащих клинышков в деревья и людей, а облака — в величайшее разнообразие лиц». К этому мы можем добавить превращение цветов в прекрасно одетых людей[361]. По мнению Грооса, подобные занятные иллюзии позволяют детям поупражняться в работе мысли. Как и другие психологи и педагоги конца столетия, он подчеркивал важность воображения для экспериментирования и для развития[362]. К примеру, английский философ и психолог Джеймс Салли описывал выдумывание как процесс, в котором «образы памяти… собраны в новый продукт фантазирования», и настаивал на важности воображения в открытии «фактов и истин»[363]. Точно так же в 1887 году американский педагог Джозеф Болдуин утверждал, что «выдумка — это наша способность осознанно создавать новые сочетания», а также что «благодаря фантазированию человек обладает несравнимо большим счастьем и успехами»[364].

И все же эти авторы отличали неумелые детские фантазии от развитой способности к вымыслу. Гроос утверждал, что «саму по себе несвязную последовательность фантазий» «едва ли можно назвать исследованием». В отличие от него, Болдуин тоже отличал фантазии от способности к выдумкам, но считал, что у детей хорошо развито только последнее[365]. Шотландский психолог Александр Бейн видел в воображении совершенную и независимую «созидательную силу» и называл его «величайшим усилием ума»: в отличие от него «обрывки фантазий, вызванные чувством прекрасного — лишь незначительное приближение к этой силе»[366]. Для всех этих педагогов и психологов склонность ребенка к игровому фантазированию в конечном счете должна была быть обуздана опытом. Однако ее можно воспитывать и тренировать, чтобы подготовить ребенка к тому, что Салли называет «серьезным умственным трудом последующих лет»[367].

Хотя Крейн полностью разделял эти педагогические взгляды на важность воображения, его тексты, а также художественные и дизайнерские работы наводят на мысль, что он предпочитал, чтобы воображение ребенка не было специально натренировано[368]. Этим объясняется его тяга к иллюстрации детских книжек. Он говорил, что такие книжки дают современному иллюстратору «чуть ли не единственный выход для свободного полета фантазии»[369]. Крейн очень ценил подобную неограниченную фантазию. Он писал: «освобожденное от уз повседневности, [воображение] находит свой собственный мир», и «дух серьезности в игре… иногда достигает гораздо большего, чем самый серьезный замысел и самая веская аргументация»[370]. В игре выдумывание оказывается полезным не только для подготовки к дальнейшей жизни, оно — ценный инструмент само по себе. Крейн считал, что присущие детям «свежий прямой взгляд» и «быстро разгорающаяся фантазия» дают им преимущество перед взрослыми — так называемый невинный взгляд, часто приписываемый детям модернистскими критиками и художниками[371]. Но все же для Крейна, в отличие от прочих критиков и художников той эпохи, невинность ценна не тем, что она позволяет приблизиться к непосредственной реальности или достичь глубокой духовности[372]. Для него привлекательность детской невинности связана с предполагаемой неопытностью в вопросах промышленного капитализма, который работал на то, чтобы ролевая игра не складывалась. Крейн верил, что раскрепощенные детские фантазии могут стать вдохновением для нового авангарда, в котором будет место озорным экспериментам и новым возможностям и который создаст для нас новые миры.

Современные исследования детских ролевых игр по-прежнему настаивают на их ценности и пользе для ребенка, тем самым продолжая миссию Крейна. В книге «Философский ребенок» (2009) психолог и философ Элисон Гопник поддерживает идею Крейна о том, что «воображение находит свой собственный мир». По ее мнению, игра позволяет ребенку «представить, каким бы мог быть мир, если бы был другим»[373]. Исследовательница считает, что уникальная способность ребенка притворяться в игре является важной частью его задачи в этом мире. Она связывает различение детства и зрелости с различием между исследованием и производством. Другими словами, именно ролевая игра продуцирует новые идеи и возможные миры. А став взрослыми, мы «начинаем разбираться, хотим ли попасть в один из этих воображаемых миров и как нам перетащить туда еще и всю нашу мебель»[374]. Элисон Гопник разделяет убеждение Грооса в том, что игра имеет развивающее значение. Как и Крейн, она видит в ролевой игре способы создания иных миров. По ее мнению, дети — это не просто маленькие люди, которых нужно учить быть взрослыми; наоборот, они могут быть авангардом нашего общества.

Представление о детях как об авангарде должно помочь нам понять, почему «Праздник Флоры» — все-таки не совсем детская книжка. Возможно, Крейн считал, что уроки образного видения, содержащиеся в книге, более важны для взрослых читателей, чем для детей. Ведь именно взрослые, по мысли Элисон Гопник, должны решить, нужно ли воплощать в реальность эти модели альтернативных миров и как это сделать. «Праздник Флоры» дает таким взрослым читателям представление о детском авангарде и эстетическом видении, которым свойственна игра воображения. Но в то же время «Праздник Флоры» — это и детская книжка, в том смысле, о котором говорилось у Роуз. Ведь эта история переворачивает обычные отношения между взрослым — «автором, создателем, дарителем», — и ребенком — «читателем, творением, получателем». Вместо того, чтобы навязывать ребенку идеалы взрослых, книжка пытается навязать взрослому образный, детский взгляд на вещи.

Ребенок как автор, создатель и даритель

Замечание Крейна о том, что «Праздник Флоры» — не детская книжка, было высказано в ходе широкой дискуссии о книгах для детей. В рамках этой дискуссии Крейн объясняет,