Правда о Портъ-Артуре Часть I - E. Ножинъ

Поездъ, наполненный ранеными и умирающими, продолжаетъ стоять. Отъ вагона къ вагону переходитъ пожилая женщина въ форме сестры милосердія и передаетъ раненымъ булки и пирожки, купленные ею на станціи.

– Прикажите принести воды, люди пить хотятъ, у насъ только дистилированная вода для перевязокъ,- возмущенно говоритъ одинъ изъ сопровождавшихъ поездъ докторовъ, обращаясь къ проходившему железнодорожному чину.

– Воды нетъ. Есть только сырая и подозрительная. Большой, неожиданный наплывъ людей. Весь запасъ израсходованъ.

– Но люди пить хотятъ. Я уже не говорю про голодъ; многіе страдаютъ отъ жажды. Мы не можемъ расходовать воду для перевязокъ. Хорошо, что есть маленькій запасъ вина.

– Къ чему мучатъ людей? Сколько времени уже поездъ стоитъ?

– Капитанъ О. не разрешаетъ отправить поездъ.

Я поинтересовался узнать, что мешаетъ отправленію поезда. Противъ станціоннаго зданія вижу группу людей, слышу резкій разговоръ. Подхожу.

– Я прошу, я, наконецъ, требую отправить поездъ. Во имя человеколюбія, раненыхъ нужно торопиться доставить въ госпитали. Для многихъ каждая лишняя минута можетъ стоить жизни. Раздавать больнымъ обратно ружья это абсурдъ, ведь это займетъ массу времени, котораго и такъ уже потеряно достаточно, – горячился старшій докторъ санитарнаго поезда. Докторъ въ статскомъ платье.

Капитанъ О., пользуясь какими-то особенными полномочіями штаба укрепленнаго раіона, доказывалъ крайнюю необходимость въ раздаче больнымъ сваленнаго на дебаркадере оружія.

Обе стороны горячились. Капитанъ О., возмущенный такимъ энергичнымъ противодействіемъ доктора къ предъявленнымъ ему законнымъ требованіямъ, перешелъ въ начальническій тонъ.

– Да, помилосердуйте. Не мучьте больныхъ. Поездъ огромный, переполненный тяжело ранеными, наваленными чуть не другъ на друга. Где тутъ имъ ружья раздавать… молилъ докторъ.

Капитанъ суетился, нервничалъ, очень сердился. Побежалъ. къ телефону. Вернулся назадъ и возобновилъ настойчиво свои требованія.

Докторъ, выведенный изъ терпенія такимъ упорствомъ, категорически заявилъ, что не позволитъ безпокоить раненыхъ и требуетъ немедленнаго отправленія поезда. Начинался скандалъ…

– Если хотите, то даже на основаніи положеній мирной конференціи – больные, отправляемые санитарными поездами, должны быть безоружны, – возвышеннымъ голосомъ говорилъ. докторъ.

– Мне положительно все равно, что написано въ положеніяхъ о мирной конференціи. Я обязанъ отправить оружіе въ Артуръ. Не можетъ же оно остаться японцамъ.

Въ это время на вокзале опять зашумели. Штабсъ-капитанъ Высокихъ строилъ остатки своей 13-ой сводной роты киньжоуской крепостной артиллеріи. Решились, наконецъ, отступать къ Артуру.

Пререканія доктора съ капитаномъ О. продолжались. Кипя негодованіемъ, я не могъ больше слушать этой возмутительной сцены и пошелъ вдоль поезда. Это былъ неимоверно длинный поездъ. Незаметно я отошелъ далеко отъ станціи, шелъ уже по пути и задумался. Слышу какіе-то звуки, не то стонъ, не то ревъ, мычаніе и легкій шумъ. Опомнился. Ночь темная. Рядомъ поездъ. Длинная цепь вагоновъ терялась впереди.

Звуки эти были стонъ и крики раненыхъ…

Случалось-ли вамъ, следуя съ пассажирскимъ поездомъ, глубокой ночью прислушаться на станціи къ стоящему на запасномъ пути скотскому поезду. Если случалось,- то и достаточно. Санитарный поездъ въ Нангалине въ ночь на 14 мая издавалъ такіе звуки.

Я тихо пошелъ вдоль поезда. Въ товарныхъ неосвещенныхъ вагонахъ кучи людей, брошенныхъ где на солому, где прямо на голыя доски,- дышали и мучились.

Тутъ были и подавленные вздохи, стонъ и крикъ, мольба, проклятіе, зовъ о помощи и прямо ревъ отъ простой, но невыносимой, физической боли.

– Пить, пить,- я говорю пить,- жжетъ, настойчиво неслось изъ открытой двери. Съ трудомъ вскарабкался въ вагонъ и – замеръ отъ того, что увиделъ.

Въ тускло-освещенномъ вагоне – безформенная масса людей. Шинели, сапоги, котелки, мундиры,головы, руки и – запахъ крови и легкій запахъ разлагающихся труповъ.

– Баринъ, пить, пить хочу!- отрезвилъ меня крикъ.

Изъ кучи людей, подъ моими ногами вырисовывалась окровавленная голова, бледное лицо, озаренное ярко-горевшими глазами и протянутая ко мне рука. Я далъ походную фляжку.

Раненый обеими руками схватилъ ее и черезъ минуту – безпомощно опустилъ ихъ:- голова неудобно легла на чьи-то огромные сапоги.

– Охъ, холодно, прикрой меня.

Раненаго била лихорадка. Я хотелъ прикрыть его шинелью. Пришлось съ большимъ усиліемъ вытащить ее изъ подъ налегшаго на него другого раненаго. Онъ не шевелился, потому что давно былъ уже трупомъ.

Мне было тяжело, обидно и жутко. Я хотелъ-было спрыгнуть, но невольно остановился на улыбающемся лице, на которое падалъ мерцавшій светъ стенного фонаря.

Улыбка! въ такой обстановке?

Перешагнувъ осторожно черезъ несколько раненыхъ, я нагнулся къ улыбавшемуся.

Нетъ! Онъ не улыбался! Это была игра света и теней.

Это былъ второй уже остывшій мертвецъ. Оскаленные зубы, полуоткрытый ротъ и безжизненные, въ точку уставленные глаза. А рядомъ стоналъ другой, тяжело раненый, съ лицомъ близко почти вплотную, обращеннымъ къ застывшему товарищу. Онъ иногда открывалъ глаза, но, видимо, не реагировалъ на окружающее.

Что долженъ былъ почувствовать этотъ страдалецъ, если по пути къ Артуру къ нему вернулось сознаніе.

Прикрывъ лицо покойнаго платкомъ, я оставилъ вагонъ.

Противъ станціи еще шелъ споръ объ отправленіи поезда.

Во мне кипело глухое негодованіе, въ ушахъ стоялъ животный ревъ и стонъ сотенъ людей, заключенныхъ въ вагоны, въ которыхъ еще недавно возился скотъ, оставившій тамъ свой следъ. Вагоны потребовали экстренно. Ихъ не успели очистить.

Проходя мимо одного медицинскаго студента, карабкавшагося въ вагонъ, я сообщилъ ему о только что виденномъ.

– Э! да у насъ много уже умерло. Много умретъ по дороге. Нужно торопить съ отправленіемъ поезда. Не можемъ ничего поделать. Требуютъ, чтобы раненымъ роздали назадъ ружья. Правда, есть легкораненые, да изволь ихъ искать. Люди устали и спятъ.

Я махнулъ рукой и отправился къ строившимся артиллеристамъ.

Черезъ четверть часа колонна тронулась въ путь. Шли форсированнымъ маршемъ.

Лишь только отошли версты две отъ станціи, дорога разветвлялась: одна направо, другая налево. Зашелъ споръ. Оказалось, что не знали, которая изъ нихъ ведетъ въ Артуръ. Невольно мне припомнилась въ детстве слышанная сказка.

Голова колонны взяла неправильное направленіе.

– Стой, стой, остановись,- вопятъ изъ середины.

Оттуда кричатъ: впередъ, впередъ, мы верно идемъ.

Началось пререканіе. Мы остановились, те не идутъ. Кричали, кричали не помогаетъ. Да и у насъ нашлись уверявшіе, что направленіе взято верно.

– Господа, да та дорога крюка даетъ и поворачиваетъ въ сторону Киньчжоу.

Подполковникъ Тахателовъ, очутившійся старшимъ, положилъ, наконецъ, пределъ безсмысленнымъ спорамъ и решилъ идти налево.

Тронулись. Обгоняли обозъ, стада, спешно гонимыя въ Артуръ. Ночь была лунная, ясная, тихая. Полная противуположность минувшей ночи. Проходя тесными улицами китайскихъ деревень, казалось, что оне необитаемы. Китайцы попрятались, ожидая японцевъ. Только десятки собакъ звонко заливались изъ-за высокихъ глинобитныхъ оградъ.

Около часу насъ догналъ лазаретный обозъ одного изъ полковъ 4-й дивизіи.

Онъ несся во весь опоръ.

Мы были въ это время на привале.

– Что. случилось?- кричитъ въ догонку подполковникъ Тахателовъ.

– Японская кавалерія преследуетъ. Все въ безпорядке спешно отступаетъ. Спешите!

Въ стороне железнодорожнаго пути прошумелъ уходившій, наконецъ, въ Артуръ санитарный поездъ.

Подполковникъ Тохателовъ немедленно отдалъ приказаніе строиться, и черезъ несколько минутъ мы, ускоривъ шагъ, быстро подвигались впередъ.

Подымаясь на одинъ изъ горныхъ переваловъ, мы услышали въ стороне Дальняго сильный взрывъ, и яркое зарево осветило дальнія высоты.

Къ разсвету 14 мая, пройдя более 50 вер., мы подходили къ станціи Инченцзы.

Измученные и голодные, не найдя на этапе пищи, улеглись мы на станціонной платформе.

Въ 6 часовъ, по распоряженію прибывшаго инженера Губанова, нижнимъ чинамъ была дана горячая пища. Офицерамъ была предложена закуска въ салонъ-вагоне, въ которомъ я еще третьяго дня, въ полномъ неведеніи, что насъ ожидаетъ въ ближайшемъ будущемъ, прибылъ на Киньчжоу.

Въ 7 часовъ на одномъ изъ поездовъ, подошедшихъ со стороны Нангалина и переполненныхъ ранеными и стрелками различныхъ полковъ, я уехалъ въ Артуръ.

Около 9 я былъ уже въ крепости.