Правда о Портъ-Артуре Часть I - E. Ножинъ

Позиція представляла изъ себя точку, на которой сосредоточивался все усиливающійся огонь, и должна была отвечать огнемъ веерообразно. Телефоны, связанные воздушными проводами, были испорчены въ самомъ начале боя, и управленіе артиллерійскимъ огнемъ стало немыслимымъ. Каждая батарея, осыпаемая снарядами спазматически отвечала. Стреляли потому, что нужно было стрелять, но результатовъ своей стрельбы не видели. Никто не корректировалъ, никто не могъ поправить стрельбы. Комендантъ позиціи, полковникъ Третьяковъ, сидя на батарее No 13, лишенный возможности отдать нужное распоряженіе по телефону, посылалъ ихъ съ охотниками, большинство которыхъ не доходило до места назначенія. Сама же батарея подвергалась столь интенсивному огню, что до 10-ти часовъ немыслимо было приступить къ орудіямъ. Лишь съ появленіемъ "Бобра", отвлекшаго на себя огонь некоторыхъ батарей, стало возможнымъ открыть огонь.

Къ 10-ти часамъ наши батареи уже сильно пострадали. Штурмующія колонны, несмотря на меткій ружейный и пулеметный огонь, неустрашимо шли впередъ. Местами останавливались, залегали, опять подымались, все приближаясь къ стрелковымъ окопамъ.

Кроме того, въ обходъ нашего леваго фланга, по мелководію Киньчжоуской бухты, шла со щитами японская колонна. Ее очень удачно обстреливалъ изъ Тафашинскихъ высотъ подполковникъ Лаперовъ {Здесь можно отметить интересную подробность, характеризующую японцевъ. Колонна, шедшая по воде, установивъ щиты, по грудь въ воде, двинулась на наши береговые окопы роты капитана Стемпковскаго 2-го. Лаперовъ заметилъ эту хитрость, оставилъ щиты въ покое и въ четверть часа уничтожилъ колонну, не давъ ей добраться до берега, а затемъ перенесъ огонь на канонерки, ужъ больно близко подошедшія къ заливу. Огонь былъ настолько действительный, что канонерки немедленно отошли. На одной изъ нихъ былъ замеченъ взрывъ.}.

Когда штурмъ былъ въ полномъ разгаре, когда наши батареи начали постепенно стихать подъ невероятно сильнымъ, сосредоточеннымъ и действительнымъ огнемъ непріятельской артиллеріи, когда сотни людей покончили свои счеты съ жизнью а другіе мучались отъ ужасныхъ ранъ,- начальникъ отряда генералъ-маіоръ Надеинъ получилъ отъ кого-то донесеніе, что японцы отбиты и бегутъ. Немедленно телеграфируетъ въ Артуръ генералъ-лейт. Стесселю о победе.

Съ быстротою молніи разнеслась эта радостная весть по городу. У Стесселя собрались приближенные, и шампанское полилось.

Начальникъ раіона, сидя въ Артуре, въ разстояніи почти 100 верстъ отъ места перваго серьезнаго боя, успехъ котораго решалъ дальнейшій ходъ событій, въ томъ числе и участь Артура, лихорадочно готовящагося къ обороне, пилъ шампанское и радовался победе!

Можетъ быть генералъ Стессель былъ опасно боленъ?

Нетъ, я утверждаю, что онъ былъ совершенно здоровъ.

На Киньчжоу же было не до шампанскаго.

Артиллерійскій огонь противника, все время поддерживающій штурмующія колонны, дошелъ до крайняго напряженія, – вся позиція была окутана черно-бурымъ дымомъ.

Наблюдая за боемъ съ Известковой батареи, я ясно различалъ, какъ одна батарея умолкала за другой.

Въ 10 часовъ 30 м. батареи киньчжоуской позиціи, где были еще люди, достреливали последніе снаряды. На другихъ раздавались взрывы бомбовыхъ погребовъ.

Когда огонь на батарее штабсъ-капитана Баранова дошелъ до крайняго напряженія, когда почти вся прислуга была выведена изъ строя, когда орудія съ высоко поднятыми хоботами умолкали одно за другимъ, когда везде валялись убитые, а раненые уносились еще способными къ передвиженію, но то и дело падавшими подъ градомъ рвущихся снарядовъ, канониръ Петраченко вернулся къ уцелевшему орудію и, управляясь одинъ, выпустилъ последніе снаряды. Покончивъ съ орудіемъ, онъ бежитъ къ оставленнымъ въ овраге тяжелораненымъ, утешаетъ, даетъ пить, помогаетъ санитарамъ выносить ихъ и, доставивъ последняго раненаго въ более безопасное место, возвращается на батарею, беретъ винтовку и, въ какомъ-то остервененіи, бежитъ въ стрелковые окопы, где и остается до общаго отступленія.

На батарее штабсъ-капитана Высокихъ наводчикъ Коваль, сильно раненый, не обращая вниманія на страданія, слегка перевязанный, шатаясь, съ лихорадочнымъ блескомъ въ глазахъ, плетется изъ блиндажа къ своему орудію, заменяетъ только что на глазахъ убитаго наводчика, взбирается на прицельную скамейку, прикладывается и… падаетъ, какъ подкошенный. Очнувшись, взбирается опять, наводитъ орудіе разъ, другой; после третьяго выстрела обращается къ подошедшему командиру штабсъ-капитану Высокихъ и, какъ бы въ бреду говоря:

– Черныя, большія мухи въ глазахъ, ваше высокоблагородіе, не могу,- падаетъ въ предсмертной агоніи.

На Волковской батарее канониру Штандюку перебило ноги, его перевязали, а онъ ползетъ назадъ къ орудію.

– Я хочу стрелять!

Товарищи отнесли въ блиндажъ. Штандюкъ перешелъ въ обморочное состояніе и затихъ. За суетой не заметили, какъ онъ опять подползъ къ самому орудію и началъ въ изступленіи кричать:

– Если не даете стрелять, такъ убейте меня!

А надъ батареями, при неумолкаемомъ грохоте взрывовъ, выстреловъ, дождя визжащихъ осколковъ, камней, песку, стоновъ и криковъ раненыхъ, суетни прислуги, не разсеивается черный, удушливый дымъ рвущихся гранатъ, вызывая своими ядовитыми газами у борющихся съ врагомъ и смертью головокруженіе и изнуряющую рвоту.

Въ полдень позиція окончательно замолчала {Штабсъ-капитанъ Николай Алексеевичъ Высокихъ, сильно раненый, контуженный въ голову, съ ободраннымъ на левомъ плече погономъ, последнимъ оставляетъ батареи вверенной ему артиллеріи (Высокихъ былъ убить 7 августа).}.Всю силу артиллерійскаго огня противникъ перенесъ на окопы, занимаемые стрелками 5-го полка, отражавшими ружейнымъ и пулеметнымъ огнемъ волны штурмующихъ колоннъ. Жалкіе остатки орудійной прислуги начали отходить за Тафашинскія высоты, съ которыхъ временами открывали беглый огонь наши полевыя батареи.

Японцы артистически управляли артиллерійскимъ огнемъ и движеніями штурмующихъ колоннъ съ высоты 75-ой и горы Сампсона.

Съ 12-ти часовъ наступило некоторое затишье. Лишь часть японскихъ батарей истребляла 5-й полкъ, занимавшій окопы.

Въ полдень уже совсемъ стало яснымъ, что позиція, потерявъ жизнеспособность всехъ своихъ батарей, долго держаться не можетъ, если не будутъ влиты въ сильно пострадавшій 5-й полкъ свежія силы.

Только въ часъ дня къ месту боя въ собственномъ поезде прибылъ, наконецъ, где-то скрывавшійся генералъ-лейтенантъ Фокъ.

Въ 1 часъ 30 минутъ артиллерійскій огонь противника усилился и штурмъ возобновился съ новой силой. Пятый полкъ таялъ, защищая вверенную ему позицію.

Четыре полка 4-й дивизіи стояли за Тафашинскими высотами и были безучастными свидетелями боя и истребленія 5-гополка.

Полковникъ Третьяковъ посылаетъ донесеніе за донесеніемъ съ настоятельной просьбой влить хоть два батальона резервовъ.

Но Фокъ знаетъ, что делаетъ. Онъ не даетъ ни взвода.

Генералъ Фокъ знаетъ, что делаетъ. Онъ прибылъ къ месту боя, когда онъ фактически былъ конченъ, встречаетъ идущихъ по тыловымъ дорогамъ артиллеристовъ, измученныхъ десятичасовымъ боемъ.

– Изменники, все назадъ въ окопы. Бери ружья и стреляй!

Люди, нравственно и физически доведенные до полнаго изнеможенія, бредутъ назадъ и съ винтовками въ рукахъ, после ужасовъ, пережитыхъ на своихъ батареяхъ, на которыхъ не было должныхъ укрытій, возвращаются, чтобы умереть подъ градомъ бомбъ и шрапнелей въ окопахъ.

Измученныхъ не способныхъ ужъ къ активному противодействію людей возвращаютъ назадъ, а 16 тысячъ стрелковъ остаются безучастными зрителями форменнаго избіенія 5-го полка.

Но Фокъ знаетъ, что онъ делаетъ. Онъ не можетъ рисковать дивизіей: еще нужно защищать раіонъ и крепость.

Къ тремъ часамъ началъ слабеть и огонь фронтальной батареи поручика Соломонова. Прислуга на ней быстро убываетъ. Бегутъ двое, подносятъ снарядный ящикъ. Взрывъ отъ упавшей бомбы, еще взрывъ ящика, и вместо двухъ молодыхъ артиллеристовъ – безформенная масса. Некогда разбирать кого убило.

Орудія, то залпами, то въ одиночку, гремятъ.

– Первое, выстрелъ!

Орудіе словно въ судорогахъ, откатывается назадъ. Его накатываютъ, суетятся уже, спешатъ. Налево другое орудіе громыхнуло. А вотъ непріятельскій снарядъ угодилъ въ болванку (по распоряженію предусмотрительнаго генерала Фока было поставлено на батарее три болванки. Мы все хотели перехитрить японцевъ, забывая, что орудія не следуетъ обнажать, (болванками японцевъ не испугаешь) – она слетела съ бруствера, къ ней подбегаютъ, съ целью установить. А прислуга у крайняго орудія хохочетъ, досылая зарядъ.- Надъ японцами смеются.