Призрак кургана - Юхан Теорин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что-то с Клоссами?
– Отомстить хотел. Хотел, чтобы люди их поганый «Эландик» за версту обходили. Они на этом миллионы потеряют. У него план был…
Возвращенец выслушал ее, поднялся, кивнул и сухо улыбнулся.
– Так и сделаем, – сказал он, не спрашивая деталей.
Герлоф
В начале июля на остров пришла тропическая жара. Солнце появлялось над горизонтом в начале пятого, и к семи утра от ночной прохлады не оставалось и следа. В девять в альваре стояло такое пекло, что даже птицы переставали петь и прятались в тени кустов можжевельника.
Жара. до этого лето было просто очень теплым, а сейчас пришла настоящая жара. Так, во всяком случае, сформулировал для себя Герлоф. Острые, раскаленные лучи словно пригвоздили к земле все, что могло двигаться, – люди искали тень, птицы не летали, над горизонтом дрожало белое марево. И ни ветерка. Разве что на берегу, где над водой все-таки проносился иногда легкий морской бриз – и тут же умирал, наткнувшись на скалистые откосы.
Тут, на берегу, Герлоф и предпочитал проводить время, да и не только он – все жители Стенвика тянулись к воде. Иногда сюда приходи и Ион – лениво водил скребком по бортам лодки или менял подгнившую рейку.
А Герлоф в такую жару работать не мог. Он сидел в тени рыбарни на матерчатом пляжном стульчике, нахлобучив свою старинную соломенную шляпу.
– Мне недолго осталось, – сказал Герлоф.
– Это я слышу от тебя последние тридцать лет.
– Не… я не о том. Дочери приезжают с семьями. Тесновато будет. Придется перебираться в Марнес, в дом престарелых.
– Когда?
– В следующие выходные. Не в эти, а в следующие. Через десять дней, короче.
Ион окинул «Ласточку» критическим взглядом:
– Так быстро не успеем. Еще конопатить надо, шпаклевать, шкурить, красить…
– Знаю, – сказал Герлоф. – Жары бы такой не было… И непонятно, как часто я смогу сюда вырываться. Но мысленно я с вами.
На самом деле мысленно он был совсем в другом месте. Он думал о двух подростках. Арон Фред и Юнас Клосс.
Арон, конечно, уже никакой не подросток, если вообще уцелел в Советском Союзе. Но Герлоф почему-то представлял его подростком.
Хлипкий мальчуган у открытой могилы. Тоже чуть с ума не сошел от страха, услышав стук из гроба. Наверняка. Герлоф вспомнил, как за Ароном пришел отчим – высокий, худой парень. Свен, убежденный коммунист.
И еще один перепуганный мальчишка – Юнас Клосс. Тоже стал свидетелем каких-то сверхъестественных событий. Но Герлоф не был уверен, что единственной причиной страхов были померещившийся ему призрак могильника и жуткие события ночью на корабле. Нет, там было что-то еще. Что-то неладно у него в семье.
Герлоф вернулся в сад – после полудня даже в тени жарило немыслимо. Поставил с помощью внуков большой зонт. Аля него, конечно, хватало, но весь сад не укроешь. Газон уже начал желтеть, трава пожухла. Не уцелеть газону.
Он вытер лоб платком и посмотрел на термометр. Тридцать один. Лаже животные прячутся в такую погоду.
Но не все. Он заметил тень на траве и поднял голову – коршун. Летает кругами над поселком, выискивает грызунов в траве. Лаже не летает – расправил крылья и парит, медленно и беззвучно. Олицетворение абсолютной свободы.
Интересно, радуется ли коршун своей свободе? Никакая это не свобода. Коршун не свободен. Он просто-напросто голоден.
Сформулировав эту философскую мысль, Герлоф понял, что тоже проголодался, и пошел в дом – попить любимого кислого молока с корицей.
И тут зазвонил телефон. У Тильды появились новости.
– Лайбу нашли? – быстро спросил Герлоф.
– Нет… лайбы как не было, так и нет. Ищем. Но в проливе всплыл еще один труп. Судя по одежде, рыбак.
Жара… Вода в проливе теплеет, и утопленники всплывают.
– Из экипажа «Элии»?
– Возможно… им занимается кальмарская полиция. При нем лаже документы нашли.
– Хорошо, – сказал Герлоф. – Я тоже кое-что проверяю. – Он предпочел не заметить осуждающий вздох Тильды и продолжил: – Пробую разыскать того старика с лайбы… американца.
– Шведский американец. Так сказал Юнас Клосс.
– Вот-вот. Только если это тот, про кого я думаю, он в Америке никогда не был. Он эмигрировал в Россию. И зовут его Арон Фред.
– Скажи пожалуйста… мне это имя незнакомо. Лай знать, если найдешь.
– Легко сказать… на острове народу как на ярмарке.
– Это не новость. – В голосе Тильды мелькнула нотка раздражения. Или ему показалось? – Но теперь, когда в деле появился утопленник, мы должны допросить Юнаса Клосса. Допросить по-настоящему, а не так, как тогда.
– В полиции?
– Не обязательно… можно у него дома, там ему будет спокойнее. А вот это вряд ли, подумал Герлоф, а вслух сказал:
– Я тоже хотел бы присутствовать.
– Это вряд ли, – коротко засмеялась Тильда, а Герлоф вздрогнул: она слово в слово повторила его мысль. Но решил не сдаваться.
– Я же могу быть этим… как ты сказала тогда – понятым на допросе? Я помню, ты даже добавила: «Чтобы не нарушать прозрачности».
Тильда помолчала.
– В таком случае нужно одобрение мальчика.
– Не вижу, почему бы ему меня не одобрить.
– И ты при этом должен молчать как рыба. Ни единого слова! И ни с кем потом не обсуждать.
– Это уж можешь положиться.
– Положиться? – повторила Тильда. – На тебя?
Убежденности в ее голосе Герлоф не почувствовал.
Юнас
– У нас сегодня будут гости, Ю-Ко, – сказал дядя Кент.
Он произнес эти слова, даже не обернувшись к племяннику, – смотрел, не отрываясь, на прибрежную дорогу Уголок левого глаза подергивался. Точно так, как тогда, на ярмарке в Марнесе.
Юнас после того вечера старался не встречаться с дядей. Но попробуй с ним не встретиться, когда полдня горбатишься на веранде с шлифовальной машинкой, а обитатели виллы снуют взад-вперед… Дядя Кент проходил мимо него как минимум дважды в день, утром и вечером. Иногда в светлом льняном костюме, другой раз в шортах и тенниске. Иногда здоровался на ходу а иногда словно бы и не замечал. Но в этот вечер на нем был темный костюм. Тоже льняной, элегантно мятый, но темно-серый, стальной. Он только что подъехал, уже потянул вбок стеклянную дверь, но остановился:
– У нас сегодня гости.
– Какие гости? – спросил Юнас.
Кент резко повернулся и смерил его взглядом:
– Полиция… с тобой хочет поговорить полиция, Ю-Ко.
– Про что?
Дядя Кент опять отвернулся и посмотрел на пролив:
– Про этот загадочный корабль, который ты видел ночью. Ничего другого. Так что отвечай на их вопросы. Я буду рядом.
Юнас посмотрел на дом. В окне гостиной маячили две головы – Мате и Урбан, родной и двоюродный братья. Смотрят телевизор. Они уже знают – он проболтался, что не был с ними в кино. Ни слова ему не сказали, но знают. Это точно. И ничего хорошего он от них не ждал.
– Не возражаешь, Ю-Ко? – спросил Кент.
Юнас пожал плечами и проследил взгляд Кента. Курган на месте, но призрак в последние дни не показывался. Наверное, стесняется – Герлоф ведь рассказал, что курган не настоящий, откуда там взяться призракам?
– И еще одно… – продолжил Кент. – Ты знаешь, что означает слово актер!
Кент подошел поближе. Ворот сорочки был расстегнут, и на Юнаса пахнуло тяжелым, как от коньяка, запахом туалетной воды.
– Тот, кто в театре играет?
– И это тоже… но, вообще говоря, актер – это участник делового процесса. Или крупной игры. Есть большие актеры и маленькие актеры… А ты – маленький актер в большой игре. Понял?
Юнас кивнул, хотя уверенности, что он понял намек дяди Кента, у него не было.
– Хорошо… – Дядя моргнул и понизил голос: – Ты ведь знаешь, что сделал твой отец? Почему его прошлым летом не было с нами?
Юнас снова кивнул – это-то он знал точно.
– Он опять здесь, так что все обошлось. – Кент наклонился к Юнасу почти вплотную. – Но если ты вдруг вообразишь, что ты большой актер, Ю-Ко, если ты захочешь рассказать полицейским про вечер на ярмарке в Марнесе… они могут опять забрать твоего отца. Ты ведь этого не хочешь?
Юнас затряс головой – само собой, не хочу.
– И никто не хочет. Поэтому отвечай коротко на их вопросы про корабль, а про остальное – ни слова. О'кей?
– О'кей.
– Вот и хорошо. Тогда мы эту игру выиграем.
Он выпрямился, похлопал Юнаса по плечу и пошел в дом. Через несколько секунд Юнас услышал, как дядя включил беговую дорожку.
Возвращенец
Хутор был освещен единственным прожектором, укрепленным на столбе над коровником. Собственно, и освещал-то он только коровник, весь остальной двор тонул в полумраке. Но о ночной тишине и речи не шло – со всех сторон слышалось мычание, блеяние, деревянные стены сотрясались от тяжелых ударов: молодые бычки проверяли лбы на прочность. Старая силосная башня устремлялась в небо, как большая, но на удивление корявая ракета.
Ночь на субботу. Конечно, на больших хуторах работа не прекращается никогда, но в пятницу людей здесь куда меньше, чем обычно. Рабочая неделя закончилась, всем хочется отдохнуть.