Призрак кургана - Юхан Теорин

– А что это такое?

– Национальная романтика? Это… как бы тебе сказать… люди пытаются найти в прошлом, чем бы они могли гордиться сегодня. Если, конечно, сегодня гордиться нечем. Викинги, герои… старинные предания. Все, чтобы доказать, какая у них героическая, древняя и превосходящая всех остальных нация… Вот, значит, братья подогнали штук десять телег с волами и отвезли полкургана себе в поместье.

Юнас молча слушал, хотя и не все понял.

– Вот… новый курган около вашей виллы – никакой не старинный могильник. Декорация. А ты видел бункер в скале? На откосе?

– Видел… там стальная дверца. Ржавая.

– Вот-вот… и ты думаешь, стали бы военные инженеры сооружать бункер прямо под старинным могильником, если бы это и в самом деле был могильник? Никто бы не разрешил, да и у самих совести бы не хватило.

Юнас молча покачал головой – конечно, никто бы не разрешил.

– Ни за что, – еще раз подтвердил Герлоф. – Но поскольку всем известно, что это никакой не могильный курган, а декорация, – пожалуйста, стройте ваш бункер. Хоть три.

Он еще раз посмотрел на невзрачную кучку камней.

– А уж кто боялся привидений, так это я… Старики пугали – дескать, ночью мимо кургана не ходи. Призраки задушат. Схватят невидимыми ледяными руками и стиснут так, что и дух вон.

– А вы и сейчас их боитесь? – тихо спросил Юнас.

Герлоф без улыбки посмотрел на мальчика и покачал головой:

– Сейчас – нет. Думаю, самые жуткие и непонятные вещи можно объяснить. Раньше, например, люди божились – своими ушами слышали, как привидения стонут в альваре, а кто-то набрался смелости и пошел проверить. Оказалось, голодные лисята. Сидят в своей норе и просят, чтобы мать их накормила.

Юнасу стало спокойней. Замечательный старик Герлоф. На все у него есть ответ.

Они вернулись в сад. Юнас по привычке осмотрел штанины – не прицепился ли клещ? На пастбищах они чуть не на каждой травинке сидят.

Герлоф сел в свое кресло и закрыл глаза – хватит на сегодня. Но Юнас не унимался:

– Я точно видел, кто-то там стоял.

Герлоф медленно разлепил веки:

– Я тебе верю, Юнас. Но это наверняка был живой человек. Турист какой-нибудь. А другой его снизу фотографировал.

– Но он был, как вы… очень старый. А потом исчез. Как сквозь землю провалился.

– И как он выглядел?

– Седой, в темной рубахе. Точно как тот… в рубке.

Герлоф выпрямился в кресле и внимательно посмотрел на мальчика.

– Ты себя нормально чувствуешь, Юнас? – спросил он заботливо. – Понимаешь, вся эта жуть, что тебе пришлось пережить… У меня тоже было такое в жизни, когда мне было пятнадцать. Человек умер от инфаркта прямо у меня на глазах. Единственное утешение – все в этой жизни проходит. Становишься старше. И новые, приятные переживания постепенно вытесняют старые… менее приятные.

Юнас понимающе кивнул.

Поскорее бы дождаться приятных переживаний.

Герлоф

Внуки и Юнас помчались на велосипедах в киоск. Герлоф зашел в лом – к вечеру начали буйствовать комары. Вымыл оставленные детьми пустые стаканы из-под сока и тяжело опустился в кресло у телефона. Ничего особенного не делал, а чувствовал себя так, будто весь день мешки таскал.

Ничего не сходится. Во всяком случае, с неожиданной гибелью Петера Майера.

А этот старый американец? Как его искать? Где концы?

Герлоф достал записную книжку, лизнул палец и начал листать. Он ведь что-то записывал – и на ланче с возвращенцами, и пока они пили кофе у дочери могильщика.

Все эти разговоры насчет семьи из Рёдторпа. Свен и Арон Фред… Запись: где они поселились в Америке? Дальше – чистая строка. Ответа нет. Кроме единственной почтовой открытки из шведской гавани, вестей от них не было. Соня, во всяком случае, ничего не знала про своих дальних родственников.

Надеюсь, там им все же полегче было, сказала Соня. Лом – одно название.

Он подумал пару минут и набрал номер Сони.

Она ответила почти мгновенно. Голос запыхавшийся – видно, складывает последние причиндалы.

– Вы еще не уехали?

– Автобус в Каструп через два часа.

Ей сейчас, конечно, не до него.

– Соня, ты сказала одну вещь… значит, семья Фред жила в некрашеном старом доме на берегу и хутор их назывался Рёдторп?

– Да, Рёдторп. Свен Фред взял его в пожизненную аренду у Клоссов. Дом стоял в леске, там, где теперь «Эландик». – Соня помолчала. – Клоссы этот сарай давно снесли, так что и название-то – Рёдторп – мало кто помнит. Все старые хутора исчезают понемногу… один за другим.

– Да… жаль, конечно, но времена меняются. А скажи, откуда такое название – Рёдторп? Красный хутор? Домик-то, ты сама сказала, серый, некрашеный…

Соня засмеялась:

– Уж никак не по цвету… Свен болтал много на мельницах, оттуда и название.

– На мельницах? О чем?

– Как это назвать… агитировал, в общем.

– За что? За что агитировал?

– За социализм. Свен был убежденный социалист, еще с армии. Он срочную службу проходил в Кальмаре, там его и научили всем этим премудростям. Про него даже говорили, что он коммунист.

– Значит, он на мельницах и хуторах занимался агитацией? Политикой?

– Да… можно и так сказать. В тридцатые годы в воздухе куда больше было политики, чем сейчас. Коммунисты, нацисты… дрались беспрерывно, флаги друг у друга рвали. Братья Клосс терпеть не могли все эти политические дела, так что Свен и с ними собачился.

Герлоф прекрасно помнил это время. Он отчасти потому и выбрал профессию моряка – подальше от бесконечных политических лрязг и побоищ. В море не до политики. Ветер, волны и цены на фракт.

– Спасибо, Соня. Извини, что отвлек.

Пожелал хорошо провести время и положил трубку.

С трудом поднялся, взял с полки Сонин альбом почтовых карточек и нашел черно-белую открытку от Арона. Прочитал еще раз, перевернул и посмотрел на белый пароход, стимер, как их тогда называли.

«Кастельхольм» у причала в Гётеборге. Шведские ворота в Америку.

Зрение у Герлофа было получше, чем слух, и он начал внимательно рассматривать картинку. Не столько пароход, сколько сам причал. На заднем плане все размыто – скорее всего, снимок сделан утром, когда еще не улегся ночной туман. Собственно, хорошо виден только сам пароход, несколько деревьев у причала и каменные дома. А где подъемные краны? Он много раз заходил в гавань в Гётеборге и хорошо запомнил поразивший его лес подъемных кранов…

Гётеборг? Нет, это вовсе не Гётеборг. Узнавание пришло мгновенно. Он много раз видел это место.

Он вернулся к столику и набрал хорошо знакомый номер:

– Ну как, Ион, закончил вечерний обход?

– Закончил… Андерс обдирает лодку, пойду помогу. Там работы – сам знаешь.

– А меня возьмете? Я бы тоже помог, если ты меня захватишь.

– Какой разговор?

Герлоф повесил трубку, но тут же поднял опять, поискал в каталоге и набрал еще один номер.

Номер Государственного музея мореходства.

Через четверть часа подъехал Ион. Он торопился, но Герлофу не терпелось рассказать ему о своих достижениях.

Он увлек Иона на веранду.

– Я кое-что обнаружил, – сказал он и потер руки.

– И что же это ты обнаружил?

– Свен Фред, приемный отец Арона, был коммунистом.

Ион поморгал, но не удивился. Слово «коммунист» давно уже не пахло порохом, как в те времена. Скорее плесенью.

– Ты что, не понял? Свен был революционером! И что революционеру делать в США? Там коммунистов не любят. И сейчас не любят, а тогда особенно. И вообще, эмигрантов из Европы в то время не особенно и принимали. После биржевого краха и у самих американцев работы не было, а уж смутьяны и «большевики» им были на дух не нужны.

– Это правда, – сказал Ион. – Но ведь на таможне в Нью-Йорке никто не обязан кричать о своих взглядах?

– Они никогда в Нью-Йорке не были. Посмотри внимательно – разве это Гётеборг? Это стокгольмская гавань!

– Стокгольмская?

Герлоф кивнул:

– Так сразу нелегко распознать… но я пригляделся, и ты посмотри: это же Шеппсбрун! Стокгольм! Старый город. Ни в какую Америку оттуда корабли не ходили.

– Нет. Не ходили. Только в Финляндию. Мы сами с тобой видели, как они стоят под погрузкой.

– Правильно, в Финляндию. Но были и другие направления, подальше…

– «Кастельхольм» челночил в Америку. Лаже на открытке написано: «Шведско-американская линия».

– Шведско-американская линия владела «Кастельхольмом». Это был их пароход. Но это не значит, что он не обслуживал и европейские направления. Я позвонил в Музей мореходства. Пять минут спустя после нашего разговора. Попался какой-то любезный парень, посмотрел в компьютерных архивах – у них же теперь все на компьютерах, старые бумаги пылятся в хранилищах, никто их не трогает. У нас все оцифровано, сказал он. Короче, в начале тридцатых годов «Кастельхольм» обслуживал балтийские направления. В том числе и Ленинград.

Йон внимательно слушал, но вид у него был недоверчивый.