Как мы делали реформы. Записки первого министра экономики новой России - Андрей Алексеевич Нечаев

Присутствовавшая в моей делегации опытный специалист МВЭС потом мне сказала: «Андрей Алексеевич, я немало переговоров повидала в жизни, но так жестко и активно себя не вел никто. Снимаю перед вами шляпу». Это был февраль 1992 года, и тогда впервые вопрос был поставлен столь жестко. А разговор шел с одним из крупных экспортеров вооружений. Германский министр экономики Юрген Мёллеман, явно находясь в состоянии шока, пробормотал что-то типа что сейчас не готов обсуждать этот вопрос, что ему нужно посоветоваться с канцлером Колем, и побежал ему звонить. Вернувшись, Мёллеман сообщил, что ФРГ готова к переговорам по предлагаемой мной проблематике. Вскоре после моего демарша немцы расширили свою кредитную линию «Гермес» на Россию. Американцы засуетились с конверсионными кредитами от Всемирного банка, от Экспортно-импортного банка США, пошло прямое выделение средств на утилизацию устаревших вооружений.

Важным событием стало первое авиационное шоу в Сингапуре, где мы участвовали именно как Россия. Там были представлены многие наши самолеты и вертолеты. В частности, там был впервые показан иностранцам новый Ил-96, к тому моменту даже еще не сертифицированный (ирония судьбы, что сейчас, после введения санкций на поставку России импортных самолетов, именно этот самолет с модификациями рассматривается в качестве основы дальнемагистральной авиации России). Причем с нашей подачи их представляли и рекламировали прежде всего сами производители техники. По их просьбе я тоже летал туда на пару дней, чтобы продемонстрировать политическую поддержку со стороны правительства. Честно говоря, наряду с непростыми переговорами я, как мальчишка, с восторгом посидел в нескольких образцах военной техники, включая американскую. Руководитель американской делегации тогда восхищенно сказал мне, что впервые со времен Второй мировой войны русский министр сел за штурвал боевой американской машины. Для него это было нечто почти сопоставимое с явлением Иисуса Христа народу. Последствия холодной войны уходили непросто, даже несмотря на политику разрядки Горбачева.

Не могу не вспомнить первое совещание по оборонному заказу с руководством Минобороны, проходившее у меня в кабинете. Это была моя первая встреча с таким количеством генералов. От обилия людей в форме было зелено в глазах, передо мной мелькало несчетное количество звезд.

В качестве главы генералитета на совещании выступал ныне покойный генерал-полковник Миронов. В союзном Министерстве обороны и в промежуточной структуре во главе с Шапошниковым он занимал пост заместителя министра по вооружениям. Кстати, интеллигентный, думающий генерал. В дальнейшем мы с ним продуктивно работали. Позднее в российском Министерстве обороны, где Грачев двигал наверх своих, Миронов был понижен в должности и стал заместителем начальника Главного управления по закупкам вооружений.

Просили военные, помнится, на закупку вооружений 46 миллиардов рублей. Мои информаторы доложили, что в конечном итоге готовы будут согласиться и на 21 миллиард. Военные всегда запрашивали сначала по максимуму. Но и это было явно за пределами наших возможностей. Я, выслушав заявку Минобороны, сказал: пять миллиардов рублей и ни копейкой больше. Дискуссия закончилась, почти не начавшись. Слишком разными были исходные позиции сторон.

У меня тогда создалось впечатление, что удар был для них настолько сильным и неожиданным, что они просто не в состоянии были обсуждать конкретные детали: что можно закупить на столь мизерные (по их понятиям) деньги. Так мы и расстались, ни о чем не договорившись и даже толком не обсудив тему. И когда совещание так быстро закончилось, генерал Миронов, уходя последним, похлопал меня по плечу и сказал что-то вроде: «Ну, ладно, молодой человек, мы с вами еще встретимся, и вы к тому времени одумаетесь». Мол, парень ты хороший, но многого не понимаешь, и тебя поправят. Повторюсь, впоследствии у меня с Мироновым сложились очень хорошие человеческие отношения, но тогда он ни меня, ни все наше правительство, видимо, всерьез просто не воспринимал. Слишком велико было влияние военных в Советском Союзе даже после горбачевских реформ. Никто и никогда не позволял себе столь резко позариться на святая святых – финансирование обороны и ВПК.

Тем не менее через две недели Миронов сам позвонил мне и сказал: «Андрей Алексеевич, если вы добавите еще миллиард, то мы решим все наши проблемы!» Я, однако, сказал, что дополнительного миллиарда тоже нет. И до сих пор удивляюсь, как нам тогда удалось провести наше решение. Конечно, все это прикрывал президент, но все же… В итоге закупка вооружений была очень резко сокращена. Правда, не на 80 %, как предлагалось нами, но на целых 67 %. Это тоже надо себе представить!

Конечно, армия находилась тогда в трудном положении. Не было решено, что станет с оборонным союзом, будут ли войска СНГ или сформируется чисто российская армия, останется ли министром маршал Шапошников и главное – министром каких вооруженных сил он будет. И все же решение по оборонным расходам было революционное, и, чтобы противостоять монстру советского ВПК, требовалось определенное мужество.

Погоны вручают в бане

В моих отношениях с военными был и достаточно комичный эпизод. После того как генералам не удалось меня переубедить и когда стало ясно, что наверху они тоже поддержки не получат, с их стороны была сделана попытка подружиться с новым правительством. Инициатором, насколько я понимаю, оказался начальник Главного финансового управления Министерства обороны, главный финансист армии Василий Васильевич Воробьев.

Вдруг совершенно неожиданно нам с Гайдаром сообщили из Минобороны о присвоении новых воинских званий. Гайдару был присвоен чин полковника запаса, а мне – подполковника, как и моему заместителю Ивану Матерову, который курировал вопросы оборонного комплекса. Я до сих пор так и не знаю, насколько легален этот документ, который был подписан одним из тогдашних заместителей Шапошникова. Гайдару, который перепрыгнул через несколько ступенек и стал из капитана полковником, потом новое звание подтвердили. А мне так и не довелось выяснить, являюсь ли я, как прежде, старшим лейтенантом или приказ о моем повышении в звании дошел до военкомата. Замечу, что ветераны Госплана сообщили мне, что по советским правилам в случае начала войны я по должности министра сразу становился генерал-полковником. Рад, что генеральских погон именно по такому поводу я не получил.

С очередным свидетельством всеохватной подготовки к войне в СССР я столкнулся несколько неожиданно при посещении известного госплановского пансионата «Вороново». На его территории мне показали запасное место работы Госплана на случай ядерной войны. Собственно, снаружи это был скромный сарайчик, внешне напоминающий вход в деревенский погреб. Но за массивной многослойной дверью довольно глубоко под землей скрывалось целое здание с автономной системой жизнеобеспечения, включая снабжение водой и воздухом и даже собственную электростанцию. Там было несколько больших залов, полностью