Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако тронулись не вдруг. Поезд еще некоторое время шипел, кряхтел, но все же пошел. Мы стояли, прижатые к нашим чехлам.
— Боюсь, как бы фонарь не раздавили, — сказал Леша.
— А зачем ты его взял?
— Мало ли…
— А ты не захватил котелок, кружку, ложку и прочее?
— Как раз я об этом и жалею. Ведь всякое может быть. Вдруг наших не встретим.
За окном мелькают Кусково, Новогиреево. Проезжаем дачные поселки Кучино, Купавна. Ветерок вносит в тамбур свежие весенние запахи проснувшейся земли. Веселые сосенки. Сквозь жухлую осеннюю траву уже просвечивает зеленое, юное. А кое-где, несмотря на тепло, еще снег. Местами почерневший, а местами — сахарный.
Станция Железнодорожный. Это бывшая Обираловка. Сразу как-то вспоминается Анна Каренина. Паровозы с желтыми коптящими фонарями, цилиндры, выпускающие пар, огромные красные колеса, шатуны… Ужас!
А наша элегантная электричка, изгибаясь на поворотах, бежит себе вдоль берега Клязьмы. Платформы Усад, Покров…
Много раз ходили мы в поход на майские праздники. Сколько рек под Москвой, готовых подарить нам радость первого в году общения с природой, освободившейся из-под снега и льда.
Это и Москва-река, спокойная летом, но быстрая во время весеннего половодья, и коварная извилистая Протва, и близкая, совсем подмосковная Истра, и, конечно же, Клязьма.
Клязьму и ее приток Киржач мы исходили, что называется, вдоль и поперек. Можно даже сказать, что эти походы были своего рода эстафетой, проводимой из года в год.
По Киржачу, помнится, мы ходили даже на Ноябрьские праздники, когда вода и днем была кое-где у берега схвачена тоненьким ледком, по утрам оболочка байдарок теряла всякую эластичность и становилась совершенно белой от обильного инея. Берега Киржача очень живописны, однако в ноябре они казались угрюмыми. Светлого времени в обрез, поэтому на ночной привал вставали в сумерках. Погода благоприятствовала, пару раз даже выглядывало солнце, но, когда подходили к конечной точке маршрута — станции Усад, вдруг повалил такой густой снег, что берега этой в общем-то неширокой реки потерялись в белом мареве, а деки всех байдарок стали одного цвета.
Ходили от Усада до Петушков и от Петушков до Владимира. Река здесь спокойная, широкая, а после того как принимает ряд притоков, и особенно крупных — Пекша, Колокша, — становится совсем солидной, степенной.
А вот в этом году Александр Сергеевич предложил пройти от Владимира до Коврова. Маршрут довольно длинный, но у нас в запасе был лишний день, и мы надеялись без напряжения, осмотрев местные красоты, достигнуть конечной точки маршрута.
— Смотри, вон Клязьма, — говорит Леша.
В тамбуре уже почти свободно. Поезд скоро подойдет к платформе Омутище, а там рукой подать до Петушков, где делать пересадку. Прямых поездов до Владимира мало, поэтому мы решили попытаться сесть на поезд Петушки — Владимир.
Справа от железной дороги в лучах весеннего солнца играет Клязьма. Время от времени полоска воды прячется за кустами ивы, покрытыми уже молодой зеленью и белыми «барашками». На противоположной стороне реки и до самого горизонта темнеет лес. Где-нибудь в таком же лесу, только ниже по Клязьме, Александр Сергеевич выбирает, вероятно, место для ночной стоянки.
Приятно сознавать, что тебя где-то ждут. Вокруг ни жилья, ни огонька. А там — друзья, уютная палатка под раскидистой сосной, вкусный ужин.
— Леш, ты есть хочешь?
— А ты как думаешь!
— Хоть бы мороженое…
Мы вспомнили, как, бывало, не успеет тронуться поезд, раздается грохот четырех шарикоподшипников — они почему-то всегда заменяли колесики для деревянного холодильника с брикетиками мороженого и «сухим льдом». Стук перетаскиваемого через порог ящика и громкий, высокий, с легким припевом голос:
— Мороженое, мороженое!.. Эскимо — одиннадцать копеек, пломбир — сорок восемь, сливочное, крем-брюле… Вам два? — двадцать шесть копеек… Мороженое, мороженое…
И опять постукивание подшипников. Публика оживляется. Солидные мужи отрываются от газет, немыслимо изгибаясь, лезут в карманы брюк за мелочью. Женщины раскрывают сумочки. Дети красноречиво заглядывают в глаза родителям… А сейчас не то что ящик провезти — сама мороженщица не пройдет.
Электричка подошла к станции Петушки. На платформе толпа.
Выгрузились. Леша пошел разведать обстановку. Вернулся он через несколько минут с двумя пирожками. Электричка на Владимир только через сорок минут.
Что же делать? Уже сейчас яблоку упасть некуда, а дальше что будет?
Мимо платформы в сторону Владимира медленно тянется товарный состав.
— А что, если?..
— Давай сначала спросим!
Когда тепловоз поравнялся с нами, я окликнул машиниста, благодушно улыбающегося в открытое окно кабины:
— До Владимира доедете?
— А как же, — ответил тот.
— А во Владимире остановитесь?
— А как же!
— А нам можно с вами? — Я уже двигался по платформе вслед за окном кабины.
— Нельзя, конечно. Ну ладно, только садитесь на последнюю площадку. Я разгоняться пока не буду.
Дождались площадки последнего вагона. Леша прыгнул на подножку. Я передал ему вещи, прыгнул сам — и мы едем во Владимир.
Стало заметно холодать. Все же в битком набитой электричке гораздо теплее. Солнце светило прямо в лицо, бодро убегали назад рельсы.
— Ехать все же лучше, чем ждать, — философски изрек Леша.
— Конечно, лучше, только едем чего-то медленно.
— Ну ничего, главное — едем. Кстати, жалко — не взял телогрейку.
— Хорошо сделал! На этой олимпиаде и так вся комиссия косилась на наши кеды, а если б еще и телогрейки…
Лет через десять после нашего путешествия появился мультфильм про Чебурашку и Крокодила Гену. Герои фильма, обездоленные вредоносной старухой Шапокляк, вынуждены были путешествовать на крыше последнего вагона. Мне кажется, что автор подсмотрел эту ситуацию где-то на перегоне между станцией Петушки и городом Владимиром, творчески переосмыслил ее, пересадив своих героев на крышу и вручив Крокодилу гармошку.
Вскоре после Колокши поезд