Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов

возле Нескучного сада, а сам повернул до отказа ручку газа и вскоре скрылся за поворотом.

Я повел лодку вдоль берега, мимо отстроенной незадолго до того Фрунзенской набережной. Это было безопаснее, так как на другой стороне, около Парка культуры, катались на прогулочных лодках.

Был чудесный теплый июньский вечер, люди прогуливались по Фрунзенской набережной, а я, начитавшись «Мушкетеров», находился в том счастливом возрасте, когда все девушки кажутся привлекательными, особенно издалека. Поэтому неудивительно, что я стал разглядывать двух фей в легких белых платьицах, облокотившихся на парапет набережной.

Лодка летела вперед. Меня мотало на скамеечке рулевого взад-вперед, вода, попавшая в лодку, металась в шпациях между шпангоутами, весла при заносе «стригли» макушечки небольших волн.

Я ощущал себя капитаном пиратского брига, а эти двухметровые гиганты — мои друзья-матросы.

— Хоп-п-па… Хоп-п-па! — хрипло выкрикивал я темп — сорок пять взмахов весел в минуту.

Оторвав взгляд от пронесшихся мимо раскрашенных дев, я остолбенел, а затем не своим голосом заорал:

— Стоп, все табань!

Я не знаю, откуда он взялся, за секунду до того его вообще не было. Но он — этот человек — шел параллельным курсом на некой посудине в метре перед носом нашей восьмерки. Эта его посудина — шедевр судостроения — называлась на прилавках Спортторга, словно в насмешку, «байдаркой». На самом же деле это было жестяное корыто, к задней и передней стенкам которого на болтах принайтовывались жестяные же треугольные поплавки с крышками, как у скороварок, с болтами «для герметичности».

Услышав шум табанящих весел, пытающихся справиться с инерцией тяжелой тренировочной лодки, человек оглянулся, пытаясь взять влево, но его тут же нагнала восьмерка, и он исчез вместе со своим корытом.

Лодка проскочила еще метров двадцать и остановилась. По днищу проскрежетало железо, и за кормой всплыла «байдарка», а слева весло.

Человека нигде не было видно. Все молчали, только с берега доносился серебристый смех двух красоток. Гребцы, наклонившись к бортам, напряженно вглядывались в мутноватую воду.

Семен — седьмой номер — уселся поудобнее, приподнял весло и опустил его как раз в тот непродолжительный момент, когда точно под ним из воды появилась голова. Она булькнула, что-то хотела сказать, но весло опустилось, и голова вновь ушла под воду.

Вот тут мы испугались не на шутку. Но голова скоро вновь вынырнула, отдышалась и разразилась такими ругательствами, что серебристый смех сразу стих. Были упомянуты мои папа, мама, бабушки, дедушки, а также близкие и дальние родственники всех восьмерых гребцов, восьмерки и особенно весла седьмого номера.

— Ну ты, полегче… — наконец не выдержал Семен.

— Как же мы этот пароход все-таки не услышали? — сокрушался Леша.

— Ничего удивительного. Мы громко плескали веслами, а звук винтов экранировала баржа, идущая впереди толкача. Однако хорошо, что ты взял фонарик.

— Да, без него пропали бы…

— Но надо же! Принять ходовые огни судна за лагерь!

— Это нам урок. Ведь ты вспомни: мы как раз потешались над ребятами, пытавшимися ориентироваться без компаса. И все же нам есть оправдание: мы первый раз идем в майский поход по реке с судоходным движением…

Из-за лесистого мыса вынырнуло зарево большого костра, вокруг которого сновали темные силуэты. Искры от сухих сосновых сучьев высоко взлетали вверх. Ярко освещенные желтовато-оранжевым пляшущим отблеском, стояли палатки.

Байдарка с легким скрипом уткнулась в песчаный бережок, однако течение тут же подхватило и развернуло корму. Но Леша уже выскочил и, ухватив носовой фалинь[3], подтянул лодку к берегу.

Силуэты сначала на секунду застыли в, казалось бы, самых неестественных позах, а потом помчались к нам с радостными воплями.

До чего же приятны эти встречи для тех, кто приходит, и для тех, кто ждет. Конечно, те, кто приходит, в более выгодном положении: они в динамике, у них есть дело, и время бежит быстро. А те, кто ждет, тревожатся, смотрят ежеминутно на часы:

— Уже должны бы быть…

— Ну мало ли. Электричка опоздала.

— Не случилось ли что…

Ну и тому подобное.

Но вот все тревоги и сомнения позади. Несколько мгновений ты герой. Все наперебой спрашивают:

— Ну как там?

— Все решили?

— Как добрались?

— Сколько задач было?

— Электричка не опоздала?

И каждому приятно, что ты ответил именно ему. А потом возбуждение первых минут проходит. Байдарку твою уже, конечно, вдесятером принесли и поставили у палаток.

— Ребята, есть страх как хочется!

Ах, ну да, конечно, они ведь голодные. Скорей, скорей.

А потом тихо подошел Слава:

— Что это там сирена с толкача ревела?

— Так… приветствовали друг друга.

— Александр Сергеевич так и подумал. Еле его убедил, что вы знаете о судоходстве на реке… Впрочем, это нам легко говорить, ведь мы днем-то видели речную обстановку.

Действительно, как я мог забыть! Ведь и мы еще при свете прошли мимо одной вешки, которая здесь как раз обозначает фарватер.

— Ну ладно. Понимаешь, кто его знает почему, но приняли мы эти огни толкача за ваш лагерь. Двинулись к нему, ну а дальше — еле увернулись.

— Да, я понимаю. Вы слишком ждали каких-нибудь огней, и в конечном счете проявили легкомыслие.

— Согласен, однако не говори все же Александру Сергеевичу. Он очень огорчится…

— Нет, конечно, не буду. Но, по-моему, он сам все понял.

Александр Сергеевич ушел в свою палатку, а мы все сидели у гаснущего костра.

— Все же интересно, — нарушил молчание Слава, — сколько лет путешествуем, на каких только порожистых реках, шквалистых озерах, топких берегах не бывали — никогда не возникало трагических ситуаций. Что это — удача, случайность?