Судоверфь на Арбате - Владимир Александрович Потресов

— Извините, я нечаянно, — ответил будущий профессор, — вы не помните случайно формулировку предельной теоремы в форме Хинчина?

— Мне бы твои заботы, — вяло отмахнулся Леша.

Не знаю уж, как мы решили все эти заковыристые задачки, но через час, сразив строгое жюри скоростью решения, летели в школу за байдаркой. Конечно, ребята могли бы прихватить ее с собой, но ведь нам следовало догонять их по реке. Перед отъездом Александр Сергеевич показал нам точку на карте Владимирской области, где группа должна расположиться на ночлег, развести на берегу костер и ждать нас.

Мы знали, что Александр Сергеевич непременно отведет ребят к своему любимому храму Покрова на Нерли. Сейчас эта церковь одно из излюбленных мест посещения так называемыми «плановыми» туристами. Благо находится она недалеко от Владимира и описана во всех путеводителях по древнерусским городам центральной России — маршруту, получившему звучное название «Золотое кольцо». А в шестидесятых годах редкие энтузиасты забредали сюда, особенно на майские праздники.

В дни весеннего половодья байдарки могут подойти чуть ли не к самому храму, расположенному в километре от места впадения Нерли в Клязьму.

Удивительна судьба этого сооружения. Построенное в 1165 году, оно на редкость современно. Вытянутые вверх пропорции пронизаны многочисленными вертикальными линиями узких окон, близко сдвинутыми колонками аркатурного пояса. Стремление всего сооружения ввысь подчеркивается неуловимым наклоном стен храма внутрь. Апсиды почти не выделяются из общего объема церкви.

Мы привыкли к изящному световому барабану с длинными узкими окнами, увенчанному куполом-луковицей. Оказывается, до 1803 года храм венчался главой шлемовидной, так называемой «шеломной» формы.

В 1774 году лишь случай спас это замечательное творение от гибели. Игумен Боголюбовского монастыря Парфений предложил разобрать церковь на камни для хозяйственных построек, тем более что ее все равно никто не посещал: далеко она находилась от деревень.

Получили разрешение епископа, собрали мужиков. Двое полезли на купол, начали раскачивать золоченый крест, как вдруг один из них ослеп. Не видит ничего — хоть криком кричи. Обвязали его веревками, спустили на землю, и вдруг — прозрел. Заволновались мужики, зашумели. Что-то не так. Значит, богу не угодно, чтобы церковь разбирали. А на самом деле, вероятно, позолота при раскачке от креста отлетела, да и попала в глаз.

Однако подрядчик покрикивал, торопил. Вдарили по каменной кладке, правда, без особой охоты, а лом не берет. Добротно собирали божьи храмы.

В конечном счете запросил подрядчик по такому случаю вдвое большую цену, ему, естественно, отказали. Вот так и стоит церковь до сих пор.

Байдарка одиноко обоими своими чехлами прижалась к стене почти совсем пустой по случаю теплой погоды школьной раздевалки. Клавдия Петровна, как всегда, подозрительно оглядев, что выносим из школы, дала зеленый и даже прослезилась:

— Куда это вас, родненькие, все носит? И что вам дома-то не сидится? Праздник ведь…

— Ничего, Клавдия Петровна, — бодро улыбнулся Леша, — все в Москве, а мы на свежем воздухе.

— Это-то так. А вдруг этот резиновый мешок — байдарка-то ваша — утонет? Вода-то какая холодная. Чай, лед еще не сошел…

Клавдия Петровна долго причитала, глядя нам вслед из приоткрытой двери школы, и сокрушенно качала головой. А мы, не замечая веса нашего корабля, шагали к метро..

Вот и Курский вокзал, очередь за билетами. Перед праздниками у людей какая-то особая охота к перемене мест. Наша электричка стоит у перрона, который подозрительно пуст. Невольно прибавляем шаг, хотя до отправления еще минут десять.

Все понятно. Вагоны электрички забиты настолько, что публика только что не высыпается из открытых покуда дверей.

— Что же это такое! — растерянно говорит Леша. — Так и не сядем?

В каком-то вагоне показалось, что вроде бы посвободнее. Действительно, в тамбуре буянил здоровый детина лет сорока в измятом сером пиджаке без пуговиц и линялой тельняшке. Из кармана пиджака торчало горлышко бутылки, заткнутое какой-то тряпочкой. В бутылке плескалось нечто, отсвечивающее красной анилиновой краской. Публика образовала вокруг детины нейтральную зону, которую тот поддерживал и расширял посредством довольно однообразного сквернословия, паров этилового спирта и раскачиваний из стороны в сторону.

Люди, торопливо семенящие по перрону, узрев свободное пространство, резко меняли направление в сторону этих дверей, но, столкнувшись с мутноватым отталкивающим взглядом, двигались дальше.

Над головой раздался легкий шелест, закачались провода: электричка подняла токоприемники. Мы, не сговариваясь, одновременно воткнулись в зону возле орла в тельняшке. От такой наглости наш будущий попутчик, кажется, даже перестал благоухать спиртным, но тут же перешел в атаку:

— Эй вы, мешочники, валите отсюда!

Мы промолчали. Это воодушевило парня, и он ухватился за чехол со стрингерами, явно имея намерение выкинуть его из тамбура. Публика обреченно смотрела на нас и молча сочувствовала… Я вырвал мешок и поставил на место.

— Слушай, друг, сейчас вылетишь отсюда, — негромко сказал Леша.

— Да ты… Я тебе… — И красная жидкость в бутылке заметалась по стенкам.

В тот же момент хозяин бутылки, целеустремленной позой, напоминая изящно выгнутый на взлете истребитель, покинул тамбур. Публика одобрительно вздохнула.

Сделав несколько нетвердых шагов по перрону, детинушка боком подбежал к двери, которую охраняли мы с Лешей.

— Ребята, пустите, надо…

— Всем надо!

— У меня там жена с дочкой, пустите!

Леша извлек из кармана парня бутылку, вынул тряпочку и, перевернув ее, под дружное аханье пассажиров вылил содержимое в пространство между вагоном и платформой. Там занялись какие-то химические реакции, и вроде бы запахло серой. Наш орел заглянул туда с сожалением.

— На, — вернул ему бутылку Леша, — сдашь и купишь дочке мороженое.

После этой педагогической процедуры детина лязгнул зубами и молча протиснулся в вагон. Больше мы его не видели.

Захлопнулись двери. Открылись. Где-то зашипел сжатый воздух. Двери опять долго не закрывались. Что-то грозно сообщил хриплый вагонный громкоговоритель. После