Жизнь, смерть и возрождение - Иван Александрович Карышев

О, как у моей богини было хорошо жить! — И как мне — тяжело переходить к тому, что было дальше! Мне очень трудно рассказывать вам, что со мной дальше было. Я уже сказал вам, что все в ней было не так как в других. Голосом ее я заслушивался, и часто сидел я как очарованный, слушая ее, или смотря на нее и любуясь ею.

Не подумайте, что я любил ее как женщину, — о нет, мне в голову не приходило что-нибудь подобное, и если бы что-нибудь подобное пришло мне в голову, очарование прошло бы немедленно и заменилось другим чувством. Я любил ее истинно, как богиню, я обожал и боготворил ее, я считал ее существом выше себя, совсем не таким, как я.

Однажды я пошел ее искать, потому что прошло уже несколько часов, как я не видал ее. Когда ее нашел, она сидела перед каким то ларцом и что то делала; я подошел ближе и вдруг увидал, что она разбирает какие-то сокровища. Это было все золото и другие камни. Я остолбенел. Я так давно не видал золота, что дух сперся у меня и кровь прилила сначала к сердцу, а потом к голове и я почти прохрипел:

— Что это? — Она посмотрела на меня и спокойно сказала:

— Это женские украшения. Но что с тобой? — Я постарался успокоиться и спросил:

— Что же ты с ними будешь делать?

— Видишь, ко мне придет один старик. Он ученик Его, и вот я все отдам ему. Он обратит все это в золото, и раздаст многим нуждающимся из нашей веры. Из них есть очень бедные люди. Многие даже не могут работать, ибо должны скрываться.

— Как, — думаю я себе, — отдать это какому-то чужому старику! — И я положительно задохся. Я опустился пред ней на колени и сказал:

— Отдай мне, я тоже очень беден. — Но она сказала:

— Что ты, разве такие бывают бедные? Ты сильный, здоровый человек, ты не только для себя, но — мог бы работать даже на других. А там, столько нужды, столько бедноты, столько детей, у которых убили и отца и мать!

— Но зачем же им так много золота? — Она грустно улыбнулась и сказала:

— О, если бы, хотя на одну сотую часть из них хватило! Этого золота слишком мало, чтобы помочь всем тем, кому мы должны помочь. A ведь я не знала, что ты так жаден на золото. Вели хочешь, я дам тебе что-нибудь на память. Выбери себе что-нибудь.

Но как мог я что выбрать, если я хотел получить все! Тогда она сама выбрала браслет; это была золотая змея и два драгоценных зеленых камня были вместо глаз и она сама надела мне ее на руку, сказав:

— Змея — мудрость, пусть это будет тебе на память обо мне, и может быть, ты когда-нибудь примешь мою веру, ради меня.

Но что значил этот подарок! — хотя я видел, что она мне не отдаст этого золота, но в моем воображении это было уже все мое. Надо было только придумать, как его взять — силой взять было невозможно, но как же иначе? — как взять? — вот это мне оставалось придумать. Я спросил ее:

— Когда придать этот старик?

— Не знаю, — сказала она, — я жду его или сегодня ночью, или завтра рано утром. Так скоро! — думаю я про себя ,— что, что можно придумать так скоро? Тогда я сказал:

— Ты говоришь, что он старик? Его ведь могут убить, ограбить, — позволь мне его проводить до места.

— О, нет, — сказала она — он не один; с ним идет много его учеников и потом он передаст это другим. Нет, я не боюсь за него.

Я замолчал, но ум мой работал и придумывал, чтоб во что бы то ни стало, но помешать ей отдать такое богатство. Она преспокойно все сложила, передала мне ларец и сказала:

— Помоги мне донести этот ящик. — Я взял ящик в руки; идя за ней я успел вполне осмотреть замок и устройство его. Мы вошли в комнату, где я еще никогда не был. Это была небольшая комната, в которой стояло ее ложе, а в углу стоял крест и на нем было повешено изображение ее Бога. Я спросил ее.

— Ты тут спишь?

— Да, — сказала она; — взяла ящик и заперла его под свое ложе, а там был еще ящик.

Выйдя от нее, я был окончательно пьян, я не мог ни пить ни есть. Голова моя горела, а золото так и стояло в моих глазах. Я постоянно вспоминал с каким-то жадным трепетом, что — вот-вот придет какой то чужой старик, и все мое золото заберет. Я давно считал его своим и уже расстаться с ним я не был в состоянии.

Как прошел день — не помню; но я все бродил по саду около ее окна, придумывая, как его взять.

А она, как нарочно, все сидела в той комнате со своей старухой, и все что то там делали. Только вечером она на минуту вышла из комнаты, а я — немедленно вскочил через окно и спрятался за тяжелой занавесью. Сказать правду, у меня еще не было никакого плана. Я просто хотел видеть, как она опять будет доставать это золото. Она вошла в комнату, опустилась на колени перед крестом и, вероятно, молилась. Слезы струились из ее глаз, но я старался не смотреть на нее, и мне было так тяжело и даже страшно.

Но, наконец, она кончила; я слышал как она близко подошла ко мне; я замер; она открыла окно и как будто прислушивалась. Я не дышал; мне казалось, я не выдержу, но брошусь к ней, и буду умолять отдать мне все это золото, мне казалось невозможным отказаться от него. Но она отошла, разделась и легла. Я стоял и все ждал. Она лежала, но скоро ее дыхание стадо ровно и она заснула. Я вышел из засады, подошел к ней и думал:

Что делать? ведь сокровище под ней; — нельзя, чтоб она не услыхала шума, когда я буду ломать замок.

Я все стоял, и вдруг я взглянул на нее