Жизнь, смерть и возрождение - Иван Александрович Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, я часто представлял себе эту рану, именно там и была моя рана!.. Как это давно было!, и как это было страшно!, и теперь еще я вспоминаю все это с ужасом!. Сколько я убивал людей, и до и после этого, но это убийство было совсем другого рода, это было страшное убийство!
Все остальное было легко сделать: я сломал замок, взял сокровища, выскочил в окно; в конце сада паслись лошади; я вскочил на одну из них и помчался. Я так мчался, что скоро лошадь моя зашаталась и пала. Тогда я побежал. Сколько я бежал, не знаю и даже куда я бежал не знаю. Я три дня не ел, и только раз напился воды. Но поняв, что теперь меня догнать нельзя, я остановился и стал отдыхать.
Это было в лесу. Проспав, не знаю сколько часов, я проснулся, и первое, что я почувствовать, это — голод. Я пошел медленно, и скоро дошел до селения, и так я пробирался до своего легиона. По дороге я пил сколько мог, и играл в клинок и уже много истратил из того, что у меня было. Я продавал часто за пустяки, чтоб только поскорей от всего избавиться и обратить все это в золото.
Я почти все время был пьян, а когда хмель проходила, я вдруг видел ее, видел ее улыбку и слышал ее голос. Тогда я как сумасшедший вскакивал и бежал, чтоб ничего не видать и не слышать. Но у меня было еще мучение, от которого я не был в состоянии отделаться, я не мог видеть змеи у себя на руке и, представьте, у меня был просто панический страх, когда я хотел снять ее: мне казалось, если я сниму, то со мной должно случиться что то ужасное.
Но будет. Пора кончить на сегодня. Он уже ушел. Ну и солдатик, Бог с ним; увидим, что дальше будет. До свидания.
21 апреля 1900 г.
Здравствуйте! Ваш контроль звал нас на сегодня, вот мы с солдатиком и пришли. Он с нетерпением ожидает вашего разрешения продолжать свою историю. Вы готовы и позволяете начинать?
В. — Очень рады, мы слушаем его.
О. — Наконец я вернулся домой, т.е. в свой легион. Но я вернулся совсем другим, чем был раньше. Я был сумрачен и страшно зол. Глядел я исподлобья, ни с кем не говорил. Вся моя веселость покинула меня, а временами я просто был ужасен. Скоро не только мирные жители, но и товарищи меня боялись, и сторонились. Даже начальство избегало мне делать замечание, так свиреп был мой вид. Я пил с утра до вечера и ко всем придирался. Однажды я подслушал разговор, двух товарищей солдат:
— А я думаю, — если он, — т.е. я, отправился бы к богам, то никто не был бы в претензии. А другой сказал:
— Да, — он, — вероятно, скоро доиграется до чего-нибудь: его все боятся и ненавидят.
Мне было чрезвычайно приятно, что меня все боятся так мне было как будто легче. Но в сущности я стал большим трусом. Я, во-первых, боялся женщин. Я со страхом глядел на каждую женщину, которую я встречал, боясь узнать в ней ее; a затем я ужасно боялся тех людей, которых называли христианами. Мне казалось, что если я встречу такого, он сейчас узнает, что я ее убил. Раз арестовали одного христианина, и я должен был участвовать в его конвое, а когда я увидал, что это старик, я сейчас вообразил себе, что это именно тот, которого она ждала, и я сбежал с караула, хотя за это меня могли казнить.
Да, все это было ужасное для меня время. Конечно, все золото и вещи я спустил очень скоро; да я и не берег его. И странно: меня не смущали мои преступления, т.е. что я убил и обокрал, ведь я столько крал и убивал, но меня мучило, что именно я ее убил. Я почти был уверен, что она не простой человек, но что она богиня; а главное, я очень тосковал, что я ее не увижу.
Так шло время. Я все пил, а силы мои слабели. Я чувствовал, что я уже не тот; часто я не попадал в цель. Глаз мой не стал уже так верен и рука ослабела. Но я продолжал пить. Потому, что когда я был трезв, я испытывать прямо муки.
Но тут послали нас опять усмирять какую-то провинцию. О! — как я был доволен. Я опять рубил направо и налево. Я захлебывался от крови, хотя рука моя уже значительно ослабела. Я с восторгом и увлечением убивал женщин и детей, потому что я был убежден, что я мстил за нее; но кому!., и как!..
В одной схватке меня убили. Случилось это неожиданно, конечно, и я не понял, что умер. Я продолжал драться, но меня удивляло только то, что я никого не убиваю. Да, это было очень странно для меня; я бросался с остервенением, но мои жертвы не обращали на меня ни малейшего внимания.
Я остановился, потому что я увидел, что меня окружили какие-то странная существа, не люди и не тени. Взглянув на них, я удивился их злорадству и это меня немного отрезвило.
Где я? — думаю себе, и что это все значить? Но они подняли: такой шум, что я опешил. Они указывали мне на мое тело и хохотали. Я очень удивился увидя себя проткнутого насквозь. Я ничего не понимал, что все это значить, и наконец, из их крика, я понял, что я убит. Тогда я потерял сознание.
Сколько это продолжалось, — не знаю; но когда я очнулся, то увидел, что меня опять окружили эти духи; о, как они были злы и отвратительны; я старался от них отделаться бранью, но это их только смешило, и вызывало тысячи насмешек надо мной. Это уже было совершенно для меня ново и невыносимо, и опять я терял сознание.
Затем передо мной, как сон, начала проходить в картинах вся моя земная
