Жизнь, смерть и возрождение - Иван Александрович Карышев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько времени прошло — не знаю, но когда я очнулся, я лежал в очень большой, богато убранной комнате, кругом были цветы, зелень, где-то журчал не то фонтан, не то ручей; я лежал на мягком ложе.
Все это меня очень удивляло и я стал приглядываться. Я был раздет, а грудь моя была обмотана полотном. Первую минуту я думал, что у меня нет рук и ног, — я ничего не чувствовал. Когда я сделал движение, я почувствовал, что все у меня цело, но что я страшно ослабел.
Как только я сделал первое движение, ко мне поспешно подошла какая-то пожилая женщина и быстро что-то заговорила. Я не понимали ее; она поднесла мне какое-то питье и потом поспешно вышла. Через минуту с ней вошла другая женщина, и эту я узнал: — это была та самая фигура, которая наклонялась надо мной, когда я был в поле. Это, несомненно, была она, но теперь она была вся в белом, и была чрезвычайно красива. Если бы я имел тогда понятие об ангелах, я бы сказали, что она ангел. Но тогда я решил, что я уже умер, и что около меня была богиня.
Она ласково и нежно наклонилась надо мной; положила свою руку мне на голову и спросила на чистом римском языке:
— Как ты себя чувствуешь? — Мне показалось очень смешно, что со мной так обращаются и я глупо засмеялся. Я решительно не знал, что ей ответить, ибо сказать правду, я не понимал, что такое чувство, а потому сказали ей, что хочу вина. Она очень осторожно перевязала мою рану с другой женщиной, приложила к ране какие-то травы, затем дала мне вина и еду.
Я долго так лежал, а эта богиня ухаживала за мной, поила, кормила, лечила меня. Я скоро поправлялся, но мне не хотелось вставать, и я притворялся, что очень слабь. Мне нравилось, что эта богиня ухаживает за мной, a тем более, что меня кормили вволю; давали вина, правда немного, во меня достаточно опьяняло уже тогда, когда я глядел на нее.
Меня удивляли больше всего — это ее разговоры и слова. Она часто садилась около меня и начинала говорить такую чепуху, что я положительно давился, чтоб не расхохотаться, потому что я заметил, что мой смех как будто ее обижал.
Заметьте до чего я дошел: я уже стал обращать внимание на то, что могу кого-нибудь обидеть. Однажды я спросил у ней.
— Зачем ты взяла меня?
Она ответила, что у ней был муж, которого она обожала, но которого убили где-то далеко, на войне. После его смерти она так скучала и страдала, что желала смерти; но что тут она, будто бы узнала великую вещь, и далее, мне казалось, что она начинает путаться: она говорила, что нашла Бога, что этот Бог дал ей много утешения, что Бог этот жил на Земле, что Он велел всех любить, всем помогать, — одним словом я ничего не понимал. Но когда дальше она рассказала, что ее Бога убили, и что Он — презренный иудей, — я опять чуть не умерь со смеха; но она так нравилась мне, что я прощал ей все эти глупости.
Трудно было моему бедному уму понять, как можно любить иудея, а меня спасти, ничего из этого я не понимал. Это был ее любимый разговор; я скоро привык к нему и слушал покойнее; а когда я увидал, что меня не гонят и продолжают кормить и поить понемногу вином, то я очень скоро поправился; я встал на ноги и стал бродить по дому и по саду.
У ней было очень много людей, работников, но все были такие странные и какие-то непонятные. Оказалось, что кроме меня, она подобрала на том же поле еще двух; один уже выздоровел и ушел, а другой на днях уходил, но прежде она его куда-то отсылала принять ее веру.
Все это было так дико для меня. Я положительно ходил как очарованный и представьте, я даже насколько сил хватало, старался удержаться от диких штук, ругательств и пьянства.
Но довольно на сегодня, — вы устали. Нерос очень огорчился, что не успел сказать всего. Но ничего, теперь он успокоился. Ухожу и я. До скорого свидания.
18 апреля 1900 г.
Здравствуйте! — Я Платон; пришел опять с Неросом. Желаете его слушать? — Он хочет продолжать свою историю.
В. — Очень рады; мы слушаем.
О. — Я Нерос. Я буду продолжать:
Так я жил у своей богини и все мне там казалось странным. Меня удивляло, что все люди окружающее ее, были не похожи на других. Все они были замечательно ласковы, приветливы и мне казалось, что я тут между ними жил всегда. Много было у них странностей. С госпожой своей они обращались, как будто она была им равна; затем почти каждый вечерь они собирались в одну комнату, запирали двери, и что она делали — я не знаю, но они говорили, что молятся этому иудею, и часто оттуда раздавалось пение и особенно прекрасен был голос моей богини. Не скажу, чтоб мне было весело, но отчего то мне не хотелось уходить. Напротив, я с каким-то страхом подумывал, когда же наконец мне скажусь, чтоб я ушел.
Что удерживало меня, я не отдавал себе ясного отчета, вероятно меня притягивала к себе моя богиня. Я постоянно звал ее так, но однажды она сказала мне:
— Не называй меня так, меня зовут Ириза. — Но я просил ее позволения звать ее богиней. Она засмеялась и сказала:
— Если тебе нравится, то называй, но знай, что богинь нет, есть только один Бог.
Часто слушал я ее рассказ о ее Боге, и знаете, я даже начал чувствовать к Нему уважение. Я даже начал прощать Ему, что Он иудей. Однажды, она довела меня до того, что я предложил ей отомстить за ее Бога. Но она сказала мне:
-— О нет, нет, ты не понял меня, не мстить, а прощать Он повелевает вам. Ну, это я уже совсем отказался понимать. Прощать врагам! Это было больше, чем глупо, и я решил, что
