Стихотворения - Галактион Табидзе

167. «Когда в Цицамури убили Илью…» Перевод Д. Беридзе

Когда в Цицамури убили Илью,С ним нехотя век величавый скончался.Но мост феерический в небе качался,Когда в Цицамури убили Илью.Здесь раньше цвели пасторалей луга,В садах пожинали плоды просвещенья.Как трудно найти мне слова утешенья,Как просто я пел и влюблялся тогда.А время войну предвещало садам,И дни, как в театре, меняли обличье,Но славных имен роковое величьеГремело по весям и по городам.Настал год восьмой. Но грядущий примерМаячил мне тенью лишь в снах вожделенных:Плыл «Даланд» по волнам восставшей вселенной,И ветер пророчил мою «Crâne aux fleurs».[21]

168. К Готье. Перевод Д. Беридзе

Вы обитель свою нарекли «Пимодан».Пусть всегда ее красят цветы Деляроша.Нас любви и чудес убаюкал обман,Зеленеющих лавров недолгая ноша.Это время нам светит, как чистый кристалл!В каждом жили Лозенов и Брюммелей грезы,Но куда-то исчезли из праздничных залЖивописцы, поэты и девы-мимозы.А слепые потоки тех памятных дней,А слепые потоки, легки и прекрасны,Нашу жизнь украшали легендой теней,Скромный домик сверкал, словно замок алмазный,В нем мы спорили громко о сути вещей,В рифмах века искали грузинские ноты.Где сегодня игравшие в жерле ночейЭти «крылья валькирий» и эльфов полеты?Завершен этот путь, весь в колючих шипах.С той поры по каким нас путям не носило!А теперь я один, как церквушка в горах,Провожаю предсмертной улыбкой светило.

169. Настает осень. Перевод В. Леоновича

Горит в огне любовный лепет…Слова оставили меня.Клубится мрака черный лебедьНад красным лебедем огня.

Погибли милого былогоНесбывшиеся письмена.Любовь — как поле Ватерлоо.Возмездье. Утро. Тишина.

Взывать к прошедшему напрасно,А будущего — не хочу.Кругом — растерзано пространство.Оглядываюсь и молчу.

Горят безумные посланья —Огнем надежду утоли!Опять — рекой — воспоминаньяНахлынули — и понесли…

170. Ты и осень. Перевод Д. Беридзе

Поэта блажь — он часто вспоминалТебя, и вот сравненье: ты и осень.Напрасно луч я в яхонте искал,Увы, и он пропал, и ты, и осень.

Сегодня ночь бежит, темным-темна,И Вельзевул усердно ветры гонит.А ты сидишь и плачешь у окна,Любовь ныряет, как челнок, и тонет.

Но памяти в беспамятстве служа,Пощады друг у друга мы не просим.Пустыня — сердце, но родник — душа,И снова: ты и осень, ты и осень.

171. Тбилиси. Перевод В. Леоновича

Глициния. Лестница витая.Осыпавшаяся листва,Чеканная и золотая,Лежит воздушно — как слова.

Над городом простерта                                  слабоМерцающая пелена,И ранних сумерек балладаТому причина и вина.

Их бледно-розово-янтарныйМеня тревожит колоритИ больше, чем пожар Верхарна,Воображенью говорит.

Предгорья — караван печальный.Бредет обитель «Саване»Вослед сутулой АрсенальнойНеведомо куда                      вовне.

Страшись метафор, как навета!Стояли обе — а потом —Одни водовороты светаНа месте ровном и пустом.

Открылся берег протяженный,Раскат на северо-восток,И сумрак сизый, свет тяжелыйНа краски города налег.

И ты — единственная милость —Как я тебя уберегу? —Мне на мгновение явиласьСедая — в пепле и в снегу.

Разлад, погибель и сиротство…Не надо!            Боже, ослепи…Прости…            Дай — видеть,                                быть,                                       бороться,Благослови и укрепи!

Мтацминды остов.                           НебосводаСвет уходящий — и тудаВедут ступени эшафота,Как пишут эти господа.

Не поведут их на закланье,И Час Судьбы они проспят —Но, взыскан прежде                              и заране,Пророчествующий распят!

А непосильный крест разладаДавно и строго утвержден.Постой, постой, моя баллада:Не спит мой город,                            верит он…

172. «С мечом кровавая Беллона…» Перевод В. Леоновича

С мечом кровавая БеллонаСтоит на древнем берегу.По всей земле цветут знамена,И время согнуто в дугу.Мы гнали поезда к ТавризуИ воли наглотались всласть,И в жертву новому ФазисуКровь наших братьев пролилась.Кипят Тбилиси и Батуми,Мятеж с природой говорит,И, как высокое раздумье,Орел над родиной парит.

А в дальнем и глухом приделеВ невозвратимой тишинеТонул и плыл СветицховелиПри бледно-огненной луне.В туман окутанная МтквариИдет, влекомая луной,Между домами и церквамиШирокой призрачной волной —И с тихим лепетом безумьяУснувший город залила…Ночь — ни звезды. Луна-колдунья,Вода, кресты и купола.

Мы гнали поезда к Тавризу,Объяты искрами и тьмой,По вдохновенному капризу,По зову вечности самой.Мы вызвали землетрясенье,Раскалывая пласт о пласт,—И мысль о собственном спасеньеПрезренье вызывала в нас.А свечи гасли и горели,И, весь сияющий насквозь,Тонул и плыл Светицховели,Как бы сиреневая гроздь,А там отцы мои святыеБез ропота на божий гнев,Уже по плечи залитые,Поют, светильники воздев.

А мы убитых отпевали,Гнев воссылая небесам…

И вторит литургия ДжвариСвятым умолкшим голосам.

173. Над ретортой, в углу паутинном. Перевод Е. Квитницкой

Кто захаживал к Дьяволу в гости,Пыль будил на шагреневом томе?Здесь бряцали берцовые костиНа потребу каких анатомий?

Над ретортой, в углу паутинном,Кто, как Гёте, искривливал губыИ выкачивал спиритус винныйИз глубин перегонного куба?

Кто подкашивал стебли растений,Роз тепличных, невинных, капризных?Среди молний, ударивших в стены,Год двадцатый распался как призрак.

174. Поэзия — прежде всего. Перевод Б. Ахмадулиной

О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,Прежде времени, прежде меня самого,Прежде первой любви, прежде первой травы,Прежде первого снега и прежде всего.

Наши души белеют белее, чем снег.Занимается день у окна моего,И приходит поэзия прежде, чем свет,Прежде Светицховели и прежде всего.

Что же, город мой милый, на ласку ты скуп?Лишь последнего жду я венка твоего,И уже заклинанья срываются с губ:Жизнь, и Смерть, и Поэзия — прежде всего.

175. Песня девушек. Перевод Д. Беридзе