Стихотворения - Галактион Табидзе

135. Мировые бури. Перевод В. Леоновича

Что мы именуем так пышно…                                          А это —Легчайшие прикосновенья богини:Гармония тайная мир поверяет.За всё         я спокоен —                          и бунту подобноСпокойствие духа в миру помраченном,И ясность покоя                       людей соблазняет.Но солнце восходит. И — солнце за солнцем —Над миром идут чередою свободной,Не ведая вовсе цепи арестантской,Сего вожделенного звона и блеска…И ты будь свободен, как шествие это:С тобой говорила Гармония-дева.

136. К свободе. Перевод В. Леоновича

Когда ты послала на казнь Робеспьера,Улыбкой кривой улыбнулась Химера.

Он шел, чтобы кончить то самое дело,Что в нем завершилось и окаменело.

Туда — сквозь толпу — к эшафоту — к началу,—Как мастер безумный, как мастер усталый.

И площади всей барабанную шкуру,Взойдя на помост, оглядел он понуро.

Скопленье живого, подвижного людаОпять справедливости жаждало люто

И воли — из рук самого фараона,То бишь императора Хамелеона.

Превышена, мастер, возмездия мера,И тянется всласть и зевает Химера

На фризе старинном, где время клубится.О, бедная дева, о самоубийца!

137. Видение города. Перевод В. Леоновича

Черная морось и полночь морозная —Полночь святая во имя любви.Кровь переулками хлещет венозная:Город недаром стоит на крови.

Шорох обоев — как будто тишайшаяВ доме разбитом слышна лития.Резкая, трепетная, высочайшаяНад Петроградом — звезда бытия.

Шаг торопливый и тень соглядатая.Дом полумертвый — с ружьем часовой…Всё это видел и помнил когда-то я.Воля — бездомный прерывистый вой.

Даром ли вызнала голь перекатнаяПтичье — такое короткое — «пли»?Даром ли — помнишь — бутоны гранатныеНа гимназических блузах цвели?

В небо взлетает видение Города —Огнеобъятого — в тучах ночных.«Стой, кто идет?» О, как знобко и молодоУ парапетов твоих ледяных!

138. По Брюсову. Перевод В. Леоновича

Уэллс и Джек Лондон — и лучшей                                                  оснасткиЮности шхуна на всех парусах,Мачты согнув, вылетает из сказки —Прямо на рифы — и небо в глазах.

Из огня — в полымя!                              Что же, я выпьюЧашу, Россия, — и в путь роковой.Всё раскачал колоссальною зыбьюМарш       петербургский                            трагический                                              твой —Будто исконные связи нарушаКосного камня и гибкой воды.Сердца восторг и потайная стужа.Цвет облетит — и созреют плоды.Роза ветров — на дыбы —                                     и пожаромИскры мятежные ввысь взнесены.Над ледяным и ночным полушаромСвета полоска — кромка весны.

139. Очи у мертвого солнца открыты. Перевод Г. Маргвелашвили

Солнце в июне — затменье, затменье!Умерло солнце, очей не смежив!Гаснет июньское солнце в смятенье,Гаснет светило, а я еще жив!

Очи у мертвого солнца открыты!Господи, очи открыты в гробу!Дух испустив на враждебной орбите,Солнце в глазах затаило мольбу!

Ловят глаза за событьем событье,Болью и мукой полны голоса.Очи у мертвого солнца открыты!Светят у мертвого солнца глаза!

Господи, что же творится? ОткудаТраурных скрипок прощальный азарт?Но надрываются струны, и чудомСветят у мертвого солнца глаза.

Боже, откуда доносится пенье,Словно отходную солнцу поют?Рухнув у паперти в изнеможенье,Тихо шепчу я молитву свою.

А серафимы тревожней запели,Болью и мукой полны голоса.Очи у мертвого солнца прозрели!Светят у мертвого солнца глаза!

Я ухожу. Переполнена мера.Падают тени на бархат полян.Где-то беззвучно рыдает Церера,Сонные рощи укутав в туман.

Гиблый июнь неживая истомаЗаволокла у осенней межи.Снова я в Грузии, снова я дома,Но для чего, моя радость, скажи?

Но для чего предвещает тревогуНовая жизнь у родных берегов,Если пора собираться в дорогуТорною тропкой средь чуждых гробов?

140. Заброшенный балкон. Перевод Е. Квитницкой

Хан-петух у платана                     вострит свои шпоры гусарские,Там, где некогда царствовал                     я — в хлебосольном кругу.Не к нему ль — по балкону —                     горянка, гордячка, цесарочка?Ах, да что вы, да что вы,                     она ведь спешит к роднику!..

Нынче сущая сушь:                     всё повыжжено и обезвожено.Огород как гербарий,—                     бескровные листья и пыль.Остается одно:                     безнадежно просить невозможного,Припадая к тебе,                     в кукурузной соломке бутыль.

Был красив мой балкон,                     пестроткаными юбками метеный.Ныне он обветшал!..                     А вдали над рекою Курой —Франты-олухи шаркают,                     шлепают пулями меткимиИ возводят курки —                     пир горой, пир горой, пир горой.

Здесь я плачу один,                     отгороженный старыми стенами.В захолустье дремучем                     октавы мои не в чести.Только кислый сосед                     гостепринят в моем запустении:Вашлованский князек                     горе мыкать ко мне зачастил.

Заходи, дорогой!                     Есть вино недурное по осени.Я стишок отложу,                     над которым прилежно тружусь.А в Тифлисе — дворец шоколадный,                     засиженный осами…(Я горжусь тобой, Грузия!                     Я, безусловно, горжусь!)

Ай да рыжие осы в Тифлисе —                     с заморскими жалами!Горожане все в жалобах:                     лакомки входят во вкус…Заходи же, любезнейший!..                     Милости просим пожаловать!(Просим милости мы…                     Я горжусь, безусловно, горжусь!..)

141. Хоть ты одна. Перевод Г. Маргвелашвили

На родине моей хоть ты однаНе скажешь так, как говорят другие…И будешь даже к Каину нежна,Раз он поэт и баловень стихии.

И будут мной еще совращеныТе, что кадят передо мной кадилом,Хотя не им, увы, посвященыТревоги предзакатного светила.

Прими мой дар. И строго не суди,Как не судила ты мой первый выход.И пусть твоя улыбка пощадитДарителя и дарственную прихоть.

142. Виновато всё вино. Перевод Г. Маргвелашвили