Стихотворения - Галактион Табидзе

123. На площади. Перевод В. Леоновича

Шут на площади,Где твоя нищая труппа?Выпал птенец из гнезда — рот разевает —Белая ниточка тянется — крик одинокий…Брось балалайку:Не видишь — колышется площадь под нами?!Еле ноги уносит пустынник босой — егоПуля-пчела догоняет —И так в переулок загнули.А вон бежит барабанщик и костью берцовою                                                                  машет,И барабан сам собоюТрепещет, трепещет, трепещет.А вон бежит и визжит, убегает мясник —Так от него убегал недорезанный боров.Площадь колышет Алкея.В его челноке — я.«О госпожа, госпожа!» —Госпожу догоняет служанка.«Деньги мои!» —Врассыпную                 всех                       догоняет                                    торгаш —Десятью десять пальцев широко растопырил…«Кто тут бубнит и чья тут посудина?» —Интересуется некто.Отвечать ему некогда.Пусто на площади вмиг.Выпуклая брусчаткаБлещет теперь янтарями початка.Я опускаю прозрачное веко,Чтобы кругом разлилось ханаанское млеко.Посланы мнеПраздник и бедствие —Бредни мои наяву.С красным полотнищем узкое шествиеДвижется через Москву.Были записаны в книгах великихСоединившие разноязыкихНеслыханные слова:БЛИЖНИЕ — БРАТЬЯ — БРАТИШКИ — БРАТВА!

124. Битва колоколов. Перевод В. Леоновича

Эти легкие руки слепцаНад осенним простором…                                     Родная!Что ж заплаканного лицаЗапрокинутого                     не узнаю?Я вовек — над твоею судьбой —Вдаль прозрачнолетящая бездна…Ты ли, солнечная невеста,Стала черной рабой?Слезы выстудит стужа-зима.Вся — сиянье и тьма,Подойдет — пропадет.Подкрадется.Белый траур накинет — фату.И тогда я умру на летуНад простором твоим —                                   где придется.На снега оседая, как мгла,Среди мраморных плачущих ветелЯ коснусь голубого чела,Стану одаль — и сгину.                                 Я, ветер.Все оплывы снегов и литье…Всё, от века чему научилосьСлишком нежное сердце мое,Возросло, как волна —                                 и разбилось.Я всегда. Я везде.                           Но теперьТолько дайте две теплых ладони —И спасите меня от погони —Отворите мне дверь!Был достоин спасения Каин,Погибающий между людьми…Ты сначала спаси,А потом пойми —Здесь        причастие таин.Я летаю — я прахом лежу.Всё земное в себе совмещаю —Лишь себе ничего не прощаю,Лишь тебя никогда не сужу.Умираю,            об дверь разбивающий лоб.О, прекрасные ваши ладони!Голубые снега,И взрывают сугробБлагородные кони.И летим — поверхСнеговых дубрав,И заря — аах! заря! —Миндальный цвет, —Смертью смерть поправ.И печали нетУ застылых вод,У заснувших трав.Зашатался и всталАлый лес знамен.Колокольный звонРазделяться стал.Колокольный стан,Перед ним — другой.Стой!Пока разбиваются колоколаИ земля расстилается, пенно-бела, —Не забуду, пока я живу,—Вся равнина в холмах                               разошлась по шву.И шатнулись и охнулиСнеговые леса,Будто уши оглохли,Ослепли глаза…А потом            шел поток                           без дорог,                                          наповалВсё топил              и за валом выкидывал вал.То — Свобода. Такая…ЕЕ ты пророк —Не узнал? Ну еще бы!                               Гляди не гляди,Дай ей душу,Хоть сам пропади,У начала дорог.Это так разрешилосьСредь белого дняМолодого столетьяНа чистой заре.Это в горлеСтояло тогда у меня.Позовите, пожалуй, Гюстава Доре…Я же должен облечьЭто месиво плечИ голов —Целомудрием слов.Колокольная молвь.Колыбельная мгла.А свобода выходит из волн,Как наяда бела.То обычай ее —О зареОмываться в крови…Будем сказки рассказыватьО добре,О воздушной любви.Это слишком вблизи.Дай, судьба, отдохнуть.На глаза наложи мне ладонь.Вытри кровь кто-нибудь,Отгони огонь.                    Снегу дай кто-нибудь —Долог совести путь.А никто не открыл,Не приветил.Пусть орел засыпаетПод кровлей насупленных крыл.Засыпаю. Я, ветер.

125. Письмо друзьям. Перевод Г. Маргвелашвили

О, разве я не жажду вместе с вамиПринять наследье предков и сберечьДарованную нам святую чашу?И быть на страже тех обетований,Исполненных достоинства и чести?И разве эта гордость не по мне?Но, верьте, летописец вдохновенный,Счастливый очевидец наших дней,В свои тома многовековой кладки,В страницы неподкупных фолиантов —Иные откровенья занесет.Он засвидетельствует: рухнули громады,Сорвались скалы с мест тысячелетних,Над миром вихрем пронеслись самумы,Достигнув Грузии. И в них,                                       в их сердцевине,Неслыханная зазвучала лира —Души грузинской праведная песнь!О, как же я хочу — хотя бы на деньИ к нам завлечь крылатую свободу,Расправить крылья под ее крылом!Какая злейшая несправедливость,Чтобы такому, господи, уделуНа белом свете, как моя отчизна,Не выпал революции удел!Оркестром вулканическим да грянетМоя мечтой озвученная лира!

126. Несколько дней в Петрограде. Перевод В. Леоновича

Метель!Изменит слово — глаз не выдаст.К Неве от исаакьевских колонн,Колеблясь, шел пирамидальный слонСквозь призрачную взвихренность и взвитость.

ЗатемСеребряная пальма Heine,Едва ступив на черный гололед,Вальсировала — ветви наотлет —Я позавидовал — кому-то — втайне.

Лиловая клубящаяся мгла,Муаром отливая и атласом,Над городом — клянусь вот этим глазом —Летит, срываясь с древка помела!

Свистит и рвется надвое атлас:Расхохоталась — дальше понеслась.Ну, вьюга! Все на воле — каково им?Загнем за угол, постоим, повоем:Изменит слово — горло не предаст.

Там,Во главе всего —Крючок басовый.Там Ладоги просторные меха,И дышит города орган суровыйДыханьем петербургского стиха,Послушным геометрии Петровой.

Знакомый горький иней на губах.Простоволосая, о чем ты, ива?Уже враждуют мертвецы в гробах —Безмерна грусть твоя и сиротлива.

Как море перехвачено проливами,Так кольцами бессонниц — эти дни.О, если б мог я плакать с вами, ивами,Молиться мог: Спаси и сохрани…Напрасно всё. В рыдании органаУже предуготована осанна.

Идущий с миром — явится с мечом.О скрипка ивы — над моим плечом!

Спасите!Протащите сквозь теснину!Всегда найдется дюжий костолом.Куда же я? Сойду с ума и сгинуС моим самодержавным ремеслом.

Меня равнина тянет —С ветром свиться.Судьба, я дважды угодил родиться:Здесь,В эту ночь,В ноябрьскую метель —И там, в раю, за тридевять земель.

Что ж —На исходе двадцати шестиИ я прочел бы моего «Пророка» —Да некому… О господи, простиГалактиона — вот еще морока!Порвал на ленточки: лети, лети!

Я стар, как старый шут.Мне одиноко.

Когда над площадью взошла звезда,Я спал в снегу:Тепло, как в колыбели!Чхеидзе досточтимый, Церетели,Вас унесло неведомо куда.

Наутро шелестел молитвослов.Горела в Лавре тихая лампада.Я не забуду звон колоколов,Как били их об камни Петрограда.

Я разорвал последнее кольцо,Когда топтала пьянь жестянки нищихС тем вдохновеньем на одно лицо,С тем оттопыром в рыжих голенищах…

Я к паперти их припечатал:                                        тавры!Потом стоял и плакал в первый раз —За них за всех — не ведавших — молясь.В огне, в слезах раскачивалась Лавра.

…Следил на камне росчерки метели —Движенье оживало без труда.Потом запели: горе не беда —Помолодели и похорошели.

Забуду ли когда?Я был им — брат.Мы родились… Мы понимали — волюС костром, и кипятком, и хлебом-солью,С звездой ноябрьской в 27 карат —Благословеньем нашему застолью.

Расплакался младенец — за негоПерепугался: не помри с натуги…Однако раздышался, ничего…Но это в поезде, там, у Калуги.

И думал я: мне больше не распеться.И были помыслы мои чисты:Пустить себе обойму в сердце —Иль продавать                     лиловые цветы.

127. Город на воде. Перевод В. Леоновича