Восхождение - Пётр Азарэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Яков Левин? – спросил он.
– Да.
– Иди за мной.
Вслед за медбратом он вошёл в хорошо освещённый зал, оснащённый медицинским оборудованием и разделённый на части разноцветными занавесями.
– Раздевайся за ширмой и одень этот халат, – мужчина указал на аккуратный пакет на стуле. – Ты сегодня принимал душ?
– Утром.
– Вот и отлично. Потом ляжешь на постель, и я тебя побрею.
Сообразив, что предстоит побрить, Яков снял одежду и, накинув на голое тело халат, растянулся на сияющей чистотой и слегка пахнущей стиральным порошком простыне.
Медбрат вернулся и бесцеремонно взялся за дело. Закончив орудовать бритвенным станком, он обработал кожу спиртом и, подмигнув Якову, скрылся за занавесом. В паху покалывало и пощипывало, а испаряющийся спирт вызвал ощущение приятного холодка. Занавес раздвинулся, и к постели приблизился сотрудник в голубом халате, сопровождаемый медбратом.
– Томер, пациент готов? – спросил тот.
– Раздет и побрит.
– Бери его.
– Беседер, Идан.
Томер, так звали медбрата, покатил его за шедшим впереди врачом. Яков, блаженно растянувшийся на мягком матрасе, пытался проследить, куда его везут. Выехав из большой комнаты, он оказался в коридоре, затем широкая дверь перед ним открылась, и он увидел заполненную сумрачным светом операционную. Его подкатили к стоящему в центре столу, и Томер помог ему перебраться на него. Огромная лампа над ним зажглась ярким голубоватым огнём. К Якову с другой стороны подошёл ещё один человек в таком же халате.
– Молодой человек, как ты себя чувствуешь? – спросил один из хирургов.
– Хорошо.
– У вас нет аллергии на какое-нибудь лекарство?
– Не припомню такого.
– Сейчас мы сделаем тебе укол. Для обрезания нужна местная анестезия.
Яков почувствовал, как тонкая игла вонзилась в мошонку, и содержимое шприца быстро разлилось в паху, сковав его холодом. Врачи склонились над ним и Яков, скосив глаза, наблюдал за ходом операции. Он не ощутил боли, когда один из них срезал кожу, собранную вокруг члена, а другой сшивал образовавшийся разрез. Вся операция продолжалась минут двадцать. Ему сделали перевязку, Томер помог перебраться на постель и выкатил Якова из операционной.
Его доставили в палату с несколькими кроватями, стоящими вдоль белых свеже-покрашенных стен, и положили на одну из них. Он осмотрелся. На соседней кровати лежал мальчик лет восьми, а на других – мужчины в кипах, оживлённо переговаривающиеся между собой. Через некоторое время Яков увидел, что у одного из них обильно пошла кровь, и на простыне показалось большое красное пятно. Он позвал Томера. Тот, взглянув на залитую кровью постель, позвал врача. Мужчину положили на постель и повезли в операционную.
Потом пришёл раввин и стал читать молитвы. В палате появилось несколько человек, наверное, родственников одного из мужчин. Он полулежал на кровати, лицо его светилось радостью, а люди в комнате, образовав круг, танцевали и пели вместе с раввином.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Якова вошедший в палату Идан.
– Неплохо, пока не болит.
– Ну, тогда одевайтесь. Можно тебя уже выписывать. Если будут проблемы, ты знаешь, куда обратиться. Хотя, я уверен, этого не случится. А о девушках, пока не заживёт, не думай.
– Я понимаю. Спасибо, доктор, – поблагодарил его Яков.
Он медленно встал с кровати и подошёл к тумбочке, на которой лежали все его вещи. Одевшись, Яков попрощался со всеми и медленно вышел из клиники. Он спустился на лифте на стоянку и сел в машину.
Яков припарковался возле дома, медленно поднялся по лестнице на второй этаж и позвонил в дверь. Он услышал шаги и чуть настороженный голос.
– Яша, это ты?
– Я, мама.
Он чмокнул её в щеку и удалился в свою комнату.
– Что случилось, сынок? – спросила Ребекка Соломоновна, и Яков уже не первый раз убедился в её необычной женской интуиции.
– Я сегодня сделал обрезание.
Теперь ему нечего было таить. Интрига, которую Яков вёл до сих пор, исчерпала себя и, вместе с нарастающей болью, он почувствовал удивительную внутреннюю свободу и гордость.
– То-то мы с папой вчера говорили об этом, но решили не спрашивать тебя. Как прошла операция? – взволнованно поинтересовалась Ребекка Соломоновна.
– Прекрасно. Правда, побаливать стало.
– А на что ты рассчитывал? Тебя же резали. – К ней вернулось её всегдашнее самообладание. – Тебе нужно сделать тёплую ванночку. Советские евреи, которым посчастливилось сделать обрезание, пользовались простым, но надёжным методом лечения. Они разводили в кипячёной воде марганцовку, обладающую прекрасными антисептическими свойствами. Она убивает любую заразу. Не сомневайся, она там есть, просто мы её не видим.
Ребекка Соломоновна деловито продефилировала на кухню и открыла шкафчик, где хранились лекарства, бинты и прочие предметы первой помощи. Она нашла маленькую бутылочку с розово-фиолетовыми кристаллами, и её лицо зарделось улыбкой удовлетворения.
– Так сынок, снимай брюки. Я помою миску, она должна быть чистой, как первая любовь, и приготовлю раствор.
Яков вздохнул и покорно поплёлся в ванную.
Через час пришёл с работы Илья Зиновьевич. Он сразу же узнал специфически запах марганцовки и почувствовал особую атмосферу дома и приподнятое настроение супруги.
– Чем это пахнет, Рива? – притворно недоумевая, спросил он.
– Марганцовкой, Илья.
– Ты что, порезалась чем-то?
– Это, папочка, наш сын обрезался, – засмеялась Ребекка Соломоновна.
– Ага, значит, революция, о которой твердили большевики, свершилась. Яша, ты живой?
– А как же, папа. Вот только что прилёг.
– Ну, ты конспиратор.
– Не хотелось вас с мамой волновать.
– Молодец, хороший мальчик, – сыронизировал Илья Зиновьевич. – Давай-ка мать, накрывай на стол. Выпьем, закусим. Это событие надо отпраздновать.
Он взглянул на немного смущённого сына и спросил:
– А как ты теперь на работу ходить будешь?
– Завтра позвоню секретарше отдела Хемде и возьму отпуск. Думаю, недели две хватит.
Илья Зиновьевич достал из бара бутылку добротного французского коньяка «Реми Мартен» и разлил его по гранёным хрустальным рюмочкам.
Утром Яков проснулся от не сильной, но вполне ощутимой боли. Родителей уже не было дома, они уходили на работу до семи, минут на пятнадцать раньше него. Обычно они будили его, но сегодня старались не шуметь и ушли, оставив его спящим и полагая не без основания, что и в этом случае сон – лучшее лекарство.
Яков осторожно, стараясь не травмировать рану, поднялся с кровати и направился в кухню, где на столе лежала оставленная мамой коробочка с анальгином. Он запил таблетку водой и взглянул на часы. Время приближалось к десяти, и уже пора было напомнить о себе. Он вошёл в гостиную, сел в кресло, поставил на колени телефонный аппарат и набрал номер секретаря отдела.
– Шалом, Хемда. Это Яков говорит.
– Яшенька, ты где? Почему не на работе? – прогремел в трубке насыщенный баритонами голос.
– У меня вчера была небольшая операция, и
