Восхождение - Пётр Азарэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С тобой очень интересно общаться, Хаим. Но мне пора возвращаться. Нужно забрать Тамар из детского сада и освободить мою соседку. Давид сегодня остался с ней.
– Я тебя подвезу. Я тут недалеко припарковал машину.
Они спустились к дороге, по другую сторону которой высилась бетонная громада Банка Израиля.
– Не волнуйся, я сегодня весь день свободен, взял отпуск, – сказал он, заметив её нерешительность.
Они сели в машину, миновали здание Кнессета, и, свернув налево на перекрёстке напротив музея, спустились к высоткам микрорайона Вольфсон.
Недели через две он позвонил свахе.
– Добрый день, это Хаим Минц.
– Как дела, Хаим?
– Мы с Рахель уже пять раз встречались.
– И как она относится к тебе?
– Мы хорошо понимаем друг друга. Но я не уверен, что она меня полюбила.
– Дорогой мой, любовь сегодня часто путают с влечением. Но это чувство мощнее и глубже и приходит со временем.
– Наверное, ты права, Хана.
Она замолчала на несколько секунд, обдумывая ситуацию. Совет, который от неё сейчас ждут, должен быть верен и разумен. От него воистину зависела судьба доверившегося ей человека.
– А не пора ли сделать ей предложение? Вот тогда и узнаешь, что она думает о тебе и вашем браке. Тебе нечего терять. Женщинам нравятся смелые настойчивые мужчины. Возможно, Рахель проявляет сдержанность. Религиозная женщина воспитана не проявлять своих чувств к мужчине, пока она не замужем.
– Я так и сделаю. Спасибо, Хана.
На следующий день Хаим ждал Рахель в своей машине возле её дома. Она вышла на улицу и, увидев его «Dayatsu applouse», направилась к нему. Она сразу же ощутила его необычное волнение и спросила:
– У тебя всё в порядке?
– Я не совсем в этом уверен, – озадачил её Хаим. – Поедем в старый город? Мы с тобой вместе ещё ни разу там не были.
– Ну что ж, поехали. Мне нравится там гулять, – согласилась Рахель, полагая, что он предложил это неспроста.
Она решила не нарушать его планы и следовать за ним. Они оставили машину на стоянке у Сионских ворот и двинулись через Еврейский квартал вниз к Храмовой горе. Солнце клонилось к закату, но его ещё яркие косые лучи ложились на стены и плиты под ногами, заполняя насыщенным охрой светом всё пространство вокруг. На площади возле Западной стены мужчины в черных шляпах и кипах молились, стоя лицом к ней, и кланяясь в такт молитве. Немногие туристы и прохожие с интересом озирались по сторонам, осматривая место, где две тысячи лет назад происходили события, имевшие решающее влияние на мировую историю. Но рядом с ними находились мужчина и женщина в предвкушении своей собственной судьбы.
– Рахель, я не просто так привёл тебя сюда. Здесь мы ближе всего к Всевышнему. Я хочу сказать тебе слова очень важные для меня.
Хаим повернулся к ней лицом, и она тотчас поняла, что интуиция её не подвела.
– Я люблю тебя, Рахель. Выходи за меня замуж.
– Но я ещё не очень хорошо знаю тебя. Ты замечательный человек, я это вижу. Дай мне время подумать.
– Я не тороплю тебя. Просто, хочу сказать, что никогда прежде не встречал такой удивительной женщины. Родители мои хотят прийти к вам домой просить твоей руки.
– Хорошо, Хаим, я поговорю с мамой и позвоню тебе.
Рахель посмотрела ему в глаза и увидела в них пламя всепоглощающей страсти.
11
Несколько дней после операции Яков принимал обезболивающие таблетки и делал марганцовые ванночки, которые настойчиво рекомендовала мама. Сильных болей он не испытывал, разрез, хотя и медленно, срастался, запекшиеся сгустки крови отпадали, оставляя розовый след. Это давало ему возможность заняться делами, до которых прежде не доходили руки. Он привёл в порядок одежду и обувь и просмотрел библиотеку, выбросив книги по языкам программирования и базам данных, которые устарели и уже не были нужны. Покончив с этим, Яков принялся за то, что сегодня считал самым важным для себя.
Любовь к Рахель была неизменной доминантой его мироощущения, определявшей его мысли и поступки. Она стала и истинной причиной обрезания, на которое решались немногие из знакомых ему олим18. Он пошёл на него без колебаний, представляя его дальнейшую жизнь только с ней и их сыном. Яков сознавал неготовность к этой жизни среди людей, усвоивших с молоком матери её особый дух и строй. Нынешним он стал бы изгоем, над которым бы покровительственно посмеивались, махнув рукой на его беспомощность в основах еврейской веры и бытия. Путь в религию был для Якова несбыточен – душа его, отравленная агностицизмом, не восприняла бы тонкой материи чувств и образов, свойственных искренно верующим людям. Только путь знания и оставался для него открытым и возможным. Поэтому, рассуждал он, необходимо без промедления взяться за учёбу. Нужно прочесть Тору, Пророков и Письмена, книги объёмные и нелёгкие для восприятия. Но у него нет другого выхода. Иначе он не сможет стать частью большой семьи, корни которой глубоко вросли в традиционную еврейскую жизнь.
Яков поднялся с кресла, подошёл к книжному шкафу и открыл дверцу. Три добротные книги ТАНАХ в обложках синего цвета стояли плотно прижатые одна к другой. Однажды их принесла Роза, сказав, что они распространяются среди репатриантов бесплатно. Яков не раз с тех пор брал их в руки, прочитывал какую-то часть, потом ставил их на полку обратно. Учёба в ульпане19, поиски работы, трудные первые месяцы в компании, куда его приняли с испытательным сроком, не давали ему возможности сосредоточиться на чтении, и он надеялся, что придёт время для постижения еврейской мудрости. И это время настало.
Яков взял Тору, сел в кресло, открыл книгу, выхватил строчку из текста на иврите и был удивлён тем, что понял смысл прочитанного. Он продолжил читать, заглядывая иногда в текст на русском языке, помещённый на левой странице разворота.
«Торе более трёх тысяч лет назад, а я читаю и понимаю её, как будто она написана в наше время. Попытайся я прочесть что-нибудь на русском языке, сочинённое лет триста назад, я бы, наверное, мало что понял. ТАНАХ – это какая-то машина времени», – подумал Яков, удовлетворённый неожиданной способности читать Тору в подлиннике.
Он слышал об Илье Рипсе, сотруднике Еврейского университета в Иерусалиме, известного своими работами по геометрической теории групп. Яков вспомнил, что он совершил попытку самосожжения в Риге в знак
