Восхождение - Пётр Азарэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юваль почувствовал взгляд Якова и обернулся к нему.
– Случилось что-нибудь?
– Всё ОК, просто мозги перегрелись, пока отлаживал программу. Кажется, теперь всё работает.
– Поздравляю. А вот мой модуль оказался крепким орешком. С ним есть проблемы.
– Желаю успеха. Я выйду на пару минут подышать воздухом.
Яков поднялся с кресла, с наслаждением потянулся всем телом и направился к выходу. Телефон-автомат на улице уже давно стал для него единственным местом, откуда он мог говорить с Рахель. Он набрал номер, в трубке раздались гудки, и металлический жетон с лязгом и скрежетом исчез в чреве аппарата.
– Слушаю.
– Привет, дорогая.
– Яша, ты уже вернулся на работу?
– Две недели назад. Рахель, я очень скучаю по тебе и Давиду. Когда я вас увижу?
– Приходи сегодня часам к пяти в нашу беседку.
– Хорошо, я обязательно буду. Целую.
Яков был счастлив. Сегодня после двухмесячного перерыва он опять встретится с ней. Мимолётный эпизод на военном кладбище он не принимал в расчёт. Там в окружении многих людей они не могли поговорить. Место скорби и упокоения не было предназначено для этого. Согласие Рахель показалось ему хорошим знаком. Она возвращается к жизни и всё будет так, как они пожелают.
Он вернулся в приподнятом настроении, и Юваль не мог не заметить перемену в друге.
– Что с тобой? У тебя с головой всё в порядке?
– В таком порядке, в каком она никогда не была, – улыбнулся Яков. – Я её хорошо проветрил. И ты в этом сейчас убедишься сам. Я решил сделать обрезание. А ещё я проголодался. Как говорил поэт Владимир Маяковский, «слабеет тело без ед и питья».
– Обрезание – твоё личное дело. Я человек светский и для меня оно большого значения не имеет. Ты приехал из тоталитарного государства, и никто тебя не упрекнёт в некошерности. А вот насчёт еды ты прав. Скоро обеденный перерыв, готовься.
– А куда мне обратиться по этому вопросу?
– Поговори с Шаулем. Он между прочим рав, учился в ешиве12. Если хочешь, зайдём к нему.
6
Солнце ещё стояло высоко и его горячие лучи обжигали лицо и руки, когда Яков подошёл к беседке. Здесь по обыкновению никого не было, и прохлада тёплого весеннего дня затаилась под зелёным металлическим навесом. Он сел на скамью и стал ждать, взволнованный новой реальностью и предстоящей встречей. Справа от него за стройными кипарисами и акациями возвышалась на гребне широкого холма громада гостиницы «Рамада Ренессанс»; изумрудные травяные газоны с разбросанными вдоль каменистых дорожек огромными бесформенными валунами по пологому склону спускались к Мамиле, скрываемой от его взора группой раскидистых деревьев. Вскоре он увидел её в очках с чёрным платком на голове, направлявшуюся к беседке и толкающую перед собой коляску. Тёмно-синее платье отлично сидело на ней, облегая её высокую стройную фигуру. Она шла по дорожке, а он любовался ею, не смея нарушить установленное ими правило – не выходить навстречу, чтобы его никто не увидел с ней.
– Ты прекрасно выглядишь, Рахель. Ни роды, ни смерть Ави не отразились на тебе. Траур уже закончился?
– Заканчивается.
– Когда я могу прийти и просить твоей руки? Мне иногда кажется, что ты изменилась по отношению ко мне.
– Просто я ещё не готова, Яков. Мне нужно время, чтобы прийти в себя.
– Я понимаю тебя, любимая. Тебе трудно. Потеря мужа, двое маленьких детей… Я буду ждать, сколько нужно. Я люблю тебя, – сказал он, стоя вплотную к ней и смотря на её бледное лицо и большие сияющие глаза. – Родители очень хотят познакомиться с тобой и увидеть девочку и внука.
Он повернулся к коляске и поднял ребёнка. Сын засопел и доверчиво взглянул на Якова – он ещё не мог знать, какие повороты судьбы готовит ему жизнь.
– Мне пора возвращаться, дорогой. Мама за последние дни очень устала. Работа, Давид, Тамар. Я должна приготовить ужин, накормить детей и уложить их спать… Не звони мне пока. Я потом сама. До свиданья, Яша.
Рахель вышла из беседки и поспешила к выходу из парка, а он смотрел ей вслед, переживая какое-то отчуждение, которое почувствовал по отношению к себе и которому не мог найти объяснение. А Рахель с трудом владела собой, стараясь соблюсти дистанцию. Любовь к Якову, с которой безуспешно боролась, была слишком жива в ней. Она боялась потерять контроль над собой и броситься ему на шею и заплакать, и так выдать себя. Поэтому поторопилась уйти, попросту сбежала. Она устала от бессмысленного сопротивления женской природе, которая безошибочно, как компас в бушующем море, указывала ей единственно правильный путь.
7
Яков не без удивления нашёл в почтовом ящике приглашение в раввинский суд. Он не сразу связал его с разговором с Шаулем несколько дней назад. Но ошибки быть не могло. Инициированный по его просьбе симпатичным ортодоксом процесс вызвал цепочку событий, которых Яков предвидеть не мог. Его повседневная жизнь была слишком далека от будней и забот религиозного иудея, но он всё же сообразил, что брит-мила, с точки зрения Галахи, лишь часть гиюра13.
Родителям он ничего не сказал, не желая их волновать, а на следующее утро показал приглашение Ювалю.
– Ты что-нибудь в этом понимаешь, – спросил он. – Зачем я им понадобился?
– Я знаю не больше тебя. Мне обрезание сделали на восьмой день, а бар-мицву устроили в тринадцать лет. Вот и вся моя иудейская история. Ничего больше от меня не потребовалось. Да и всё моё окружение такое же. Обычная жизнь, не принуждавшая меня к исполнению заповедей. По-моему, проживание в Израиле, а особенно в Иерусалиме – уже мицва14.
– И что же мне делать? Идти на суд или нет?
– Думаю, стоит пойти. Ты еврей и тебе не о чем беспокоиться. Скорее всего, это бюрократическая процедура, которую проводят перед обрезанием.
Довольный собой, Юваль усмехнулся и углубился в работу.
«Назвался груздем – полезай в кузов», вспомнил Яков поговорку, соответствовавшую его нынешнему умонастроению. «Принимай жизнь такой, какова она есть, и ничего не бойся», – решил он и, бросив на друга благодарный взгляд, уставился на мерцающий экран монитора.
В назначенный день он взял отпуск и к дому на улице Хавацелет, где находился религиозный совет, явился заблаговременно. Улица прямой линией сбегала с покатого холма Русского подворья к улице Яффо, где ключом била жизнь, двигались автобусы и машины, магазины были открыты для покупателей, рестораны и кафе зазывали гостей и шли по своим делам люди. А здесь метрах в двухстах было покойно и малолюдно. Лёгкий ветерок шевелил верхушки деревьев и касался его лица, унося с
