Том 2. Стихотворения 1917-1922 - Велимир Хлебников

7 декабря 1917, 1919

Улитка столетий

Ты же, чей разум стекал,Как седой водопад,На пастушеский быт первой древности,Кого числам внималОчарованный гадИ послушно скакал в кольцах ревности,И змея плененного пляска и корчи,И кольца, и свист, и шипениеКого заставляли всё зорче и зорчеШиповники солнц понимать точно пение,В чьем черепе, точно стакане,ЖилаРосистая ветка Млечного Пути,Я, носящий весь земной шарНа мизинце правой руки,Тебе говорю – Ты!Так я кричу, и на моем каменеющем крикеВорон священный и дикийСовьет гнездо, и вырастут ворона дети,А на руке, протянутой к звездам,– Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 1920

Ты же, чей разум стекал,Как седой водопад,На пастушеский быт первой древности,Кого числам внималОчарованный гадИ послушно скакалВ кольцах ревности,И змея плененного пляска и корчи,И кольца, и свист, и шипениеКого заставляли всё зорче и зорчеШиповники солнц понимать точно пение,Кто череп, рожденный отцом,Буравчиком спокойно пробуравилИ в скважину надменно вставилДушистую ветку Млечного Пути,Я, носящий весь земной шарНа мизинце правой руки,Тебе говорю: Ты.Так я кричу, и на моем каменеющем крикеВорон священный и дикийСовьет гнездо, и вырастут ворона дети,А на руке, протянутой к звездам,Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 30 ноября 1920

Баку

Ты же, чей разумСтекал, как седой водопад,На пастушеский бытПервой древности,Кого числам покорноВнимал и скакалОчарованный гадВ кольцах ревности,И змея плененногоПляска и корчи,И кольца, и свист, и шипениеКого заставлялиВсё зорче и зорчеШиповники солнцПонимать точно пение,Кто череп, рожденный отцом,Буравчиком спокойно пробуравилИ в скважину надменно вставилДушистым концомРосистую ветку Млечного Пути,Как колос созвездий в стакан,В чьем черепе, точно в стакане,Жила душистая ветка Млечного Пути,А звезды несут вдохновенные дани, –Крылатый, лети!О, колос жемчужной росы!Я, носящий весь земной шарНа мизинце правой руки,Тебе говорю: Ты!Так я кричу,И на моем каменеющем крикеВорон священный и дикийСовьет гнездоИ вырастут ворона дети,А на руке, протянутой к звездам,Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 1921

Ты же, чей разум стекал,Как седой водопад,На пастушеский быт первой древности,Кого числам внималИ послушно скакалОчарованный гадВ кольцах ревности,И змея плененного пляска и корчи,И кольца, и свист, и шипение,Кого заставляли всё зорче и зорчеШиповники солнц понимать точно пение,Кто череп, рожденный отцом,Буравчиком спокойно продырявилИ в скважину холодно вставилРосистый колос Млечного Пути,Могущий, лети!Я, носящий весь земной шарНа мизинце правой руки,Тебе говорю: Ты!Так я кричу, и на моемКаменеющем крикеВорон священный и дикийСовьет гнездо,И вырастут ворона дети,А на руке, протянутой к звездам,Проползет улитка столетий.

7 декабря 1917, 1921-1922

Воля всем!

Вихрем бессмертным, вихрем единымВсе за свободой – туда!Люди с крылом лебединымЗнамя проносят труда.Всех силачей того мираСмело зовем мы на бой,Знаем, слабеет секираУ торговавших божбой.Жгучи свободы глаза,Пламя в сравнении – холод!Пусть на земле образа!Новых построит их голод…Мира ушедшего стоны и корчиНам, вдохновенным, страшны ли?Вещие души к грядущему зорчеСамой божественной были.Мчимтесь дружиною к солнцу и песням,Мчимтесь и мчимтесь – вперед!Если погибнем – воскреснем,Каждый потом оживет!Двинемтесь в путь очарованный,Мерным внимая шагам!Если же боги закованы,Волю дадим и богам!

1918, 1921

«Я видел…»

Я виделВыделВёсенВ осень,ЗнаяЗнойСинейСони.А ты пятыНа мячике созвездияПолет бросаешь,В изгибИз губСвернувСвой локотьБелого излома.Весной улики бога.ПутьПеть.Сосни,Летая,СоснеЛатаяОчи голубыеУзламиСеверных бровейИ голубей.В стаеСто их.

<1918>

«Бросают в воздух стоны…»

Бросают в воздух стоныРазумные уста.Луга цветов, затоны,Белеет край холста.Дивчины три пытали:Чи парень я, чи нет?А голуби летали,Ведь им не много лет.Близкой осени бирючиНа плетне сидят грачи.

1919

Горные чары

Я верю их вою и хвоям,Где стелется тихо столетье сосныИ каждый умножен и нежен,Как баловень бога живого.Я вижу широкую вежуИ бусами звуки я нежу.Падун улетает по дань.И вы, точно ветка весны.Летя по утиной реке паутиной,Ночная усадьба судьбы.Вилось одеянье волос,Одетое детскою тенью.И каждый – путь солнца,Летевший в меня,Чтоб солнце на солнце менять.И вы – одеяние ивы.Но ведом ночным небосводомИ за руку зорями зорко ведом,Вхожу в одинокую хижу.Уколы соседнего колоса,Глаголы соседнего голоса.Вы север, вы вестник себя!Свирели даны, и звенелиИз юного камня изъяны.

1919

«Сумасшедший араб…»

Сумасшедший араб,С глазами сапога под черной щеткой,Забытый прекрасным писателем ПушкинымВ записанном сне,Летит по дороге с добычей,Пронес над собой ЯрославнуС глазами бездны голубой и девичьейВ стеклянном призракеИ станом туго-голубым.Хрю! – громко хрюкнул в ухо толп.Дальше на площадь летит.

1919

«В зареве кладбищ, заводских гудках…»

В зареве кладбищ, заводских гудках,Ревевших всю ночь,Искали Господа смерти.«Верую» пели пушки и площади.Хлещет извозчик коня– Гроб поперек его дрог.Господь мостовой большими глазамиВчерашнею кровью написан.Глядит с мостовой.Образ восстанья камнями булыжнымиЯвлен народу среди тополей.На самовар егоНе расколешь.  Утро, толпы. Люди идут  Подымать крышки суровых гробов,  Узнавая знакомых.– Мамо! скажи!Чи это страшный суд?– Нет, это сломалась гребенка у деточки,И запутались волосы.Кладбищем денегВыстрелов веникУлицы мел.В мать сырую землю заступ стучит.Дикий священник,В кудрях свинцовых,Сел на свинцовый ковер.Ветер делДул в долГолода дел,Ветер свинцовый.Это смех смерти воистину.Пел пуль пол.Пуля цыганкой у табораПляшет и скачет у ног.Как два ружейные ствола,Глаза того, кто пел:«До основанья, а затем».Как сжатая обойма – рука.

<1919>, 1921

Слово о Эль

Когда судов широкий весБыл пролит на груди,Мы говорили: видишь, лямкаНа шее бурлака.Когда камней бесился бег,Листом в долину упадая,Мы говорили – то лавина.Когда плеск волн, удар в моржаМы говорили – это ласты.Когда зимой снега хранилиШаги ночные зверолова,Мы говорили – это лыжи.Когда волна лелеет челнИ носит ношу человека,Мы говорили – это лодка.Когда широкое копытоВ болотной топи держит лося,Мы говорили – это лапа.И про широкие рогаМы говорили – лось и лань.Через осипший пароходЯ увидал кривую лопасть:Она толкала тяжесть вод,И луч воды забыл, где пропастьКогда доска на груди воинаЛовила копья и стрелу,Мы говорили – это латы.Когда цветов широкий листОблавой ловит лёт луча,Мы говорим – протяжный лист.Когда умножены листы,Мы говорили – это лес.Когда у ласточек протяжное пероБлеснет, как лужа ливня синего,И птица льется лужей ноши,И лег на лист летуньи вес,Мы говорим – она летает,Блистая глазом самозванки.Когда лежу я на лежанке,На ложе лога, на лугу,Я сам из тела сделал лодку,И лень на тело упадает.Ленивец, лодырь или лодка, кто я?И здесь и там пролита лень,Когда в ладонь сливались пальцы.Когда не движет легот листья,Мы говорили – слабый ветер.Когда вода – широкий камень,Широкий пол из снега,Мы говорили – это лед.Лед – белый лист воды.Мы воду пьем из ложки.Кто не лежит во время бегаЗвериным телом, но стоит,Ему названье дали – люд.Он одинок, он выскочка зверей,Его хребет стоит, как тополь,А не лежит хребтом зверей.Прямостоячее двуногое,Тебя назвали через люд.Где лужей пролилися пальцы,Мы говорили – то ладонь.Когда мы лёгки, мы летим.Когда с людьми мы, люди, лёгки,– Любим, любимые людьми.Эль – это легкие Лели,Точек возвышенный ливень,Эль – это луч весовой,Воткнутый в площадь ладьи.Нить ливня и лужа.Эль – путь точки с высоты,Остановленный широкойПлоскостью.В любви сокрыт приказЛюбить людей,И люди – те, кого любить должны мы.Матери ливнем любимец –Лужа дитя.Если шириною площади остановлена точка – это Эль.Сила движения, уменьшеннаяПлощадью приложения, – это Эль.Таков силовой прибор,Скрытый за Эль.

1920