Том 2. Стихотворения 1917-1922 - Велимир Хлебников

1921

Как по берегу Ирана,По его зеленым струям,По его глубоким сваямХодят двое чудаковСладкой около воды,В лоб стреляют судаков.Они целят прямо в лоб,Стой, морская рыба, стоп!Они ходят, приговаривают,Верю, память не соврет,Уху варят и поваривают.Вот какие речи их,Все умолкло, ветер стих…«Эх, не жизнь, а жестянка!»Ходит в небе самолетБратвой облаку удалому,Гордо режет облака,Не догнать их никак!Где же скатерть-самобранка,Самолетова жена?Иль случайно запоздала,Иль в острог погружена?Верю сказке наперед,Прежде сказка – будет былью.Но когда дойдет черед,Мое мясо станет пылью,И когда знамена оптомПронесет толпа, ликуя,Я проснуся, в землю втоптан,Пыльным черепом тоскуя.Или все мои праваБрошу будущему в печку?[Иль в годах неясной мукиПостареют эти руки?]Эй, черней, лугов трава!Каменей навеки, речка!

1921–1922

Как по берегу Ирана,По его зеленым струям,По его глубоким сваям,Сладкой около воды,Над раздольем судаковХодят двое чудаков.Они целят рыбе в лоб,Эх, ты, рыба, рыба, стоп!Они ходят, приговаривают,Уху варят и поваривают.Верю, память не соврет:«Эх, не жизень, а жестянка!»Ходит в небе самолетБратом облака удалого.Что же скатерть-самобранка,Самолетова жена?Иль случайно запоздала,Иль в острог погружена?Верю сказке наперед –Прежде сказка будет былью,Но когда дойдет черед,Мое мясо станет пылью.И когда знамена оптомПронесет толпа, ликуя,Я проснуся, в землю втоптан,Пыльным черепом тоскуя.Или все мои праваБрошу будущему в печку?Эй, черней, лугов трава!Каменей навеки, речка!

<1922>

Курильщик

Прозрачных улиц сонные трущобыПолны рассказовПро тени и притоны,Успевшие у спавшего отнятьЕго дневного мира разум,Как у простого слова – ять.Где точно выстрел одинокий – стоны,Устами высохшими досуха.Он курит дымный следИ с ядом вместо посохаНа берег сонных грез идет,Чтоб в дыме сладкой думы,В цепях железных дыма,Труд увидал, что им любимы,Забыв пророков суеты,Забыв набор железных шумы,Те степи, где растут лишь цепи!Цветы недавних слов, завядшие вчера еще,И голос улицы, вечерний и чарующий,Где дымный рай к себе звал райю,И вместо народа адамов – Адам.Настанет утро. Блеснет заря.Он снова раб, вернувшийся к трудам.

8 мая 1921

Решт

Я и ты

– Ля! паны! на дереве,Да целуются, сомашечие, гляди!Девочки, девушки, ля!Верочка, что ты?Твоя на воздухе земля?Да лучше спрячьтесь в пещере вы!За поцелуями на дереве охоты?Веревкой слабо опоясавНочной рубашки узкий стан,На вишню старую взошла,Как пятна обнажая мясо,Нарвала утренних запасовВ блюдо без числа.Хохочет черный огонекВ украденных вторых глазах,Где смех, как лающий прыжок,Из окон глаза ищет, как тикать.А я поймал густые тениНа темных радостных ногахИ опоясанные лениЕе груди, где детский страх.И темно-красные краснели ягодыИ уворованное из книг лицо,Оно расчислено вчера и загодя,Дать опрокинуться,А Верою покрыться, как душным одеялом.А Вера иногда кричала сверху:– Раб! иди и доложи придворным особам,Что госпожа уже нарвала вишен.В ней смелость и задор,Победа жизни и добра,И луч божественный –Не в смысле существованья богаПорой мелькал.Но кто-то крылья отрубал…Корзина, полная обеда,Где вишни, яблоки и груши, –Читатель, ты заснул? нет, слушайНесется на руках…

1921

Веревкой грубо обвязавСорочку белую на стане,Зажегши девичьи глаза,На вишню старую взошла,Держась за сук ее ствола.Вишневые старые ветки шумят,Качая свой наряд.И вот пророчество о деве –Кукушка простучала девять.Она проворно набралаБагровой вишни два стакана.Вкусны вареники в сметане.С сметаной белою прекрасныТолпы вареников запасы.Но ты, лукавый огонек,В ее глазах бесенком прыгал –Уроки закопченных игол.Свидетель – старенькая книга,Глаза украдены оттуда,И книга глаз – уменья чудо.Я помню ветхое крыльцо,Крыльца старушечье лицо,Где спичкой в копоти с утраБольшие очи БогородицыНаводит добрая сестра,Как вывеска наводится.В святых глазах семейства БогаСкакал безумный огонек.Она сошла, ее дорогаВедет на срезанный пенек,Уселась на пенек,Колени обвила,Склонивши голову.Опять в глазах хохочет огонекИ белой краски темнеет олово.Кто был виновник,Что я был человек?И пел дубровник:– Вер вер виру сексексек.О, доски старые крыльца,Как много раз на вас лежалиСестер тела,Нагие, смуглые,Как невод для солнечного луча,Точно рыбакомРасставленные сети немого <нрзб.>,Казалось, забытого в тиши.Милее чем коровы «му»Теленку взаперти в хлевуЛился огонь.И вдруг, подкравшись сзади,Бросал на тело ветки я,То к солнцу полон ревности,То шутки ради.

1921

Совет старшинЗа вишнями послал.Был медный взят кувшин.Кто звал?Веревкой грубо опоясавНочной сорочки стан –Дал Индостан, –Смуглея девичьим мясом,На вишню старую взошла,Держась за сук ее ствола,Другой рукою сорвалаВисевших ягод – до числаСтряпни вареников запасы.Но ты, лукавый огонек,Как сумасшедший в глазах прыгал.И на глазах семейства Бога –Дела покрытых сажей иголИ трудолюбивых вечеров.Судья – задумчивая книгаС толпой закрашенных листов,Где важно, строго и величавоОко Богородицы написано.В ее задумчивых очах,Откуда изгнан темный грех,Похищенных из писем,Украденных в семействе Бога,Досуга сельского забава.

Как краска на стену наводитсяИ ветхое крыльцо,Где спичкой в копоти с утраГлаза большие БогородицыНаводит добрая сестра.Вы памяти о ней утраты,Где все доходит до порога,В бровях, намеченных полого,Сейчас дрожал безумный смех.Быть может, я стоял внизу немного близко,Быть может, вишни были нежная запискаИ первое «мяу» любви.И, шаловливой мысли прихоть,Какой-то книги обезьяна,Она с ветвей спускалась тихо.А я поймал святые тениЕе языческой красы,<Сорвал> закованные лениИ кос разорванных усы,Волос и кольца и колена.И дух голодный накормивВиденьем тела своего,Великодушная, молчишь,Лишь чуть дрожат концы <губ.>

1921

«И пока над Царским Селом лилось пение и слезы Ахматовой…»

И пока над Царским Селом лилось пение и слезы Ахматовой,Я, нить волшебницы разматывая, –Как сонный труп влачился по пустыне.

Курчавое чело подземного быкаКроваво чавкало и кушало людей.

И, волей месяца окутан, во сне над пропастями прыгалИ шел с утеса на утес.Слепой, я шел, покаМеня рожденья голос двигал.

И бычью голову я снял с могучих мяс и костиИ у стены поставилКак воин истины, и ею потрясал над миром– Смотрите, вот она!

1921

«Три года гражданской войны…»

Три года гражданской войны.Это бойня дела и дула.Гром окаянного гула.Раны чугунных скорлуп.На высокой горе, поджав хвост, безумная мчалась собачка.Воин, целясь в тулуп,Нажимает собачку.Хаты задулись, как серная спичка.Бах! бах! ба-бах! Горит деревня целая.Все задымилось.Брюхом желтая синичкаЗвонко пропела: пинь пинь тарарах!Скажите на милость!Какая смелая.Над этим селом закона опала.Два снарядаВоздушного ядаВ деревню упало.Завтра ни одно не подымется векоНи у одного человека.Напрасно волнуется море желтеющих жит,Просит жнецов.Никто не спасется. Горе тем, кто бежит.Меткая пуля пошлет в страну отцов.

1921