Том 2. Стихотворения 1917-1922 - Велимир Хлебников

Велимир Хлебников

Полное собрание сочинений

Том 2. Стихотворения 1917-1922

Приносим глубокую благодарность В. П. Григорьеву, М. А. Дудину, Вяч. Вс. Иванову, М. С. Киктеву, М. П. Митуричу-Хлебникову, Н. Н. Перцовой, Н. В. Перцову, А. М. Ушакову, Н. С. Шефтелевич, а также всем сотрудникам рукописных и книжных фондов ГММ, ИМЛИ, ИРЛИ, РГАЛИ, РНБ, оказавшим помощь в подготовке настоящего тома ценными материалами и благожелательным содействием.

В. В. Хлебников за работой (10 апреля 1922 г.). Рисунок П. В. Митурича.

Стихотворения 1917-1922

«Народ поднял верховный жезел…»*

Народ поднял верховный жезел,Как государь, идет по улицам.Народ восстал, как раньше грезил.Дворец, как Цезарь раненый, сутулится.

В мой царский плащ окутанный широко,Я падаю по мраморным ступеням,Но клич «Свободе не изменим!»Пронесся до Владивостока.

Свободы песни, снова вас поют!От песен пороха народ зажегся.В кумир свободы люди перельютТот поезд бегства, тот, где я отрекся.

Крылатый дух вечернего собораЧугунный взгляд косит на пулеметы.Но ярость бранного позора –Ты жрица, рвущая тенёта.

Что сделал я? Народной крови темных снегирейЯ бросил около пылающих знамен,Подругу одевая, как Гирей,В сноп уменьшительных имен.

Проклятья дни! Ужасных мук ужасный стон.А здесь – о, ржавчина и цвель! –Мне в каждом зипуне мерещится Дантон,За каждым деревом – Кромвель.

10 марта 1917

«Свобода приходит нагая…»*

Свобода приходит нагая,Бросая на сердце цветы,И мы, с нею в ногу шагая,Беседуем с небом на ты.Мы, воины, смело ударимРукой по суровым щитам:Да будет народ государемВсегда, навсегда, здесь и там!Пусть девы споют у оконца,Меж песен о древнем походе,О верноподданном СолнцаСамосвободном народе.

19 апреля 1917, 1922

«Вчера я молвил: Гулля, гулля!..»*

Вчера я молвил: «Гулля, гулля!»И войны прилетели и клевалиИз рук моих зерно.И надо мной склонился дедер,Обвитый перьями гробов,И с мышеловкою у бедер,И с мышью судеб у зубов.Крива извилистая остьИ злы синеющие зины,Но белая, как лебедь, костьГлазами зетит из корзины.Я молвил: «Горе! Мышелов!Зачем судьбу устами держишь?»А он ответил: «СудьболовЯ и волей чисел ломодержец».И мавы в солнечных одеждах,И сзади кожи лишены,И с пляской конницы на веждах,Проходят с именем жены.Кружась волшебною жемчуркой,Они кричали: «Веле! Веле!»И, к солнцу прилепив окурок,Они, как призраки, летели.

1917, 1922

Союзу молодежи*

Русские мальчики, львамиТри года охранявшие народный улей,Знайте, я любовался вами,Когда вы затыкали дыры трудаИли бросались гуда,Где львиная голая грудь –Заслон от свистящей пули.Всюду веселы и молоды,Белокурые, засыпая на пушках,Вы искали холода и голода,Забыв про постели и о подушках.Юные львы, вы походили на морякаСреди ядер свирепо-свинцовых,Что дыру на котлеПаров, улететь готовых,Вместо чугунных втулЛоктем своего тела смело заткнул.Шипит и дымится рукаИ на море пахнет жарким – каким?Редкое жаркое – мясо человека!Но пар телом заперт,Пары не летят,И судно послало свистящий снаряд.Вам, юношам, не раз кричавшим«Прочь» мировой сове,Совет:Смело вскочите на плечи старших поколений,То, что они сделали, – только ступени.Оттуда видней!Много и далёкоУвидит ваше око,Высеченное плеткой меньшего числа дней.

<1917>, 1921

Огневоду*

Слово пою я о том,Как огневод, пота струями покрытый, в пастушеской шкуре из пепла, дыма и копотиТемный и смуглый,Белым поленом кормил тебя,Дровоядного зверя огня.Он, желтозарный, то прятался смертьюЗа забор темноты, то ложился кольцом, как собака,В листве черного дерева мрака.И тогда его глаз нам поведал про оперение синего зимородка.И черными перьями падала черная ветвь темноты.После дико бросался и грыз, гривой сверкнув золотой,Груду полен среброрунных,То глухо выл, пасть к небу подняв, – от холода пламенный голод, – жалуясь звездамЧерез решетку окна звезды смотрели.И тебя, о огонь, рабочий кормилТушами белых берез испуганной рощи,Что колыхали главами, про ночь шелестя,И что ему всё мало бы,А их ведь не так уж много.О приходе людей были их жалобы.Даже на вывеску «Гробов продажа»(Крик улиц темноты)Падала тихая сажа.

23 октября 1917

«На лодке плыли боги…»*

На лодке плыли боги,И подымалась мимо рука,В зеркальные окутана чертоги,Над долом теневого выморока.А сейчас все Временное правительствоОтправлено в острог на жительство.

25 октября 1917

«Воин морщинистолобый…»*

Воин морщинистолобыйС глазом сига с Чудского озера,С хмурою гривою пращура,Как спокойно ты вышел на битву!Как много заплат на одеждах!Как много керенских в грубыхЗаплатах твоего тулупа дышит и ползает!Радости боя полны, лезут на воздухОхотничьи псы, преломленные сразуВ пяти измерениях.

28 октября 1917

Письмо в Смоленке*

Два угломига.И то и не <э>то.Я счетоводная книгаЖивых и загробного света.

Это было, когда, точно окорокТеплый и вкусный у вашего рта,Встал, изумленный, сегодняшнего рока РокИ извинилась столетий верста.

Теплыми, нежными одеяламиПротянулись жирные, черные грязи.Шагали трехгодовалые,Шагами смерть крестя.Трупы морей были вытесаны в храмыРукой рабочих посадов,Столбы и доски речных берегов,Во львов, поворачива<ющих> шар <земной>.Трупы лесов далеких столетийЕли, сопя, паровозы,Резво конюшни свои на столе оставляя,И грубо и не так тонко, как люди,Черною сажей дышали.

Трупы лугов в перчатке коровы,Нет, не в перчатке, в парчеКруторогих, мычащих дрог похоронных –Дрог, машущих грязным хвостом,Как лучшего друга, любовноЛюди глазами ласкали.Клок сена в черныхЖующих губах коровыБыл открытым лицом воскового покойника сена.Труп вёсен и летВ парче из зерна был запрятан,Да, в белой муке и в зернеЗолотучем, как пиво.Знайте, – этоБелыми машут сорочками черные кони –Похороны трупа Красного Солнца.[За это и в окороке и в ветчинеВылез Владимир Красное Солнышко.]И там с грохотом едет телега,Доверху полна мясными кровавыми цветами,У ноздрей бога красивогоЦветками коров и овец многолепестковыми.Знайте, – это второй труп великого Солнца,Раз похороненный устами коров,Когда <они> бродили по лугу зеленому,Второй раз – ножом мясника,Когда полоснул, как поезд из КрымаНа север [в нем за зеркалом стены вы едете],По горлу коровы…

И если ребенок пьет молоко девушки,Няни или телицы,Пьет он лишь белый тоуп солнца.И если в руне мертвых козИ в пышнорунной могиле бобраГуляете вы или в бабочек ткани искуснойНе знаете смерти и тлена, –Гуляете вы в оболочке солнечной тлени.Погребальная колесница трупа великого Солнца:Умерло солнце – выросли травы,Умерли травы – выросли козы,Умерли козы – выросли шубы.И сладкие вишни.

Мне послезавтра 33 года:Сладко потому мне, что тоже труп солнца.А спички – труп солнца древес.Похороны по последнему разряду.О, ветер солнечных смертей, гонимых рокомИ духовенств<ом> – попом мира.[Так едете, будто бы за столом перед зеркалом окна…]– То есть умер, – скажут все. Нет:По морю трупов солнца,По воле погребальных дрогНа человеке проехал человек.И моря часть ведь стала снова им,Тем солнцем снова материк, как пауком, заснован.

Подводи судно,Где стукают мордой тупой разноперые рыбыОбщей породы.Гроб солнца за тканью явленный,За белой парчой обмана.Труп солнца, как резвый ребенок,Отовсюду зовет вас все резче,Смеется хорошеньким личиком.Так, кривой на глаз, может думатьЧеловек, у которого два слова: «прожить» и «труп», –Которому не вольно влиять на письменном столеИ проливать чернила на меня,…на умные числа и мысль.

Баловень мира такой же у матери труп солнца.Так колесницу похорон солнца,Покрытую тысячью покрывал,Как чудовищно-прекрасных зверей,Приближали к ноздрям чудовища.Нюхает та земля, на которой я живу.– Ты не говори, что и время и рок тоже труп солнца.Так ли?Пока же в озвучие людской сажиЛетела б черной букой паровозная сажа.Украденный труп солнца в продаже.– Труп солнца, труп солнца! – кричит земной шар-мальчик.– Гробов продажа,С запахом свежей краски печатной!

1917