Каникулы - Ирина Анатольевна Кавинская

Су А, – сказала я, щелкая по пиктограмме последнего снимка. – Я сохраню его как память о нашей встре…

Снимок, появившись на экране, заставил меня замолчать. Пальцы мгновенно стали липкими и предательски скользили, когда я пыталась убрать их от картинки. Даже касаться того, что я увидела, было противно.

На фото мое лицо, расплывшееся в неестественной от уха до уха улыбке, соседствовало с чем-то странным. Су А получилась размыто, ее лицо проглядывало как будто сквозь марево и выглядело зловеще. Мертвенно-бледная кожа в обрамлении черных волос, застывшие глаза и полностью смазанная нижняя часть лица, выглядевшая уродливым месивом, как будто ее облили кислотой.

Я не заметила, как мать Су А приблизилась ко мне. Видимо, ее насторожило то, как долго я пялилась в экран. Взглянув на него, она тут же выхватила мобильник из моих рук.

– Это не она! Я говорила тебе – это не она! – закричала женщина, словно в исступлении. – Это не она, а Ри Ю! Это Ри Ю!

Она размахивала телефоном так, что он точно разлетелся бы на части, задень она стол или дверной косяк. Я не могла больше здесь находиться. Все внутри меня кричало: «Беги! Беги отсюда!» и я сбежала.

В несколько прыжков преодолела расстояние до собственного ханока, но, вместо того чтобы войти туда, бросилась в лес. Да, в лесной чаще, там, куда еще несколько дней назад я ни за что не отправилась бы в одиночку, я теперь чувствовала себя спокойнее. Дальше, дальше от этого проклятого лагеря, пока глаза не перестали различать постройки с загнутыми кверху крышами.

«Они обе безумны – и мать, и дочь», – шепнул внутренний голос, и я раз за разом повторяла про себя эти слова, усмиряя стук сердца, которое колотилось как бешеное, отдаваясь болью в висках.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. И еще раз. Вдох-выдох.

Они тут все ненормальные – я уже давно это знала. Эта мысль укрепилась во мне, и теперь я испытывала сомнения лишь по отношению к Ю Джону. Мне хотелось верить, что он другой. Такой, как я, а не как они. Пусть головой я понимала, что врала самой себе, и все же… Что-то внутри заставляло меня тянуться к нему.

Из-за чего он подрался с Чан Мином? Неужели тот вызвал его следом за Тэк Бомом и начал делать то же, что и со мной? Или… Он вызвался сам. Может быть, он хотел защитить меня? Нет… Я видела его пустой взгляд, когда Чан Мин издевался надо мной. Ему не было до меня никакого дела. Ему плевать на меня. Их драка ко мне не имеет отношения.

Впереди ждал обед, и нужно было возвращаться. Объяснять Джи Хе, что я перепугалась селфи с Су А так, что сбежала в лес, мне не хотелось. Идя обратно, я то ускоряла шаг, то замедляла, надеясь, что, когда вернусь, Су А уже не будет в лагере. Но… Даже если она исчезнет, что еще ждет меня там?

Я вспомнила про эсэмэску, отправленную маме. И как только я не подумала – ведь она может позвонить матери Су А! Вот же я идиотка – надо было написать ей, чтобы не звонила! Конечно, она должна приехать, должна помочь нам… Но знает ли она, где мы? Действительно ли Джи Хе сообщила ей об этом?

Мне вдруг захотелось сбежать прямо сейчас. Идти наугад через лес, куда глядят глаза, до тех пор, пока не выйду к людям. Но Катя… Сбеги я, и что они сделают с ней? Я вновь поймала себя на мысли, что стою, замерев, посреди чащи. Надо идти. Надо возвращаться. Но ноги не слушались.

На низком кустике прямо у моих ступней сверкали нити паутины. Я присела на корточки: тонкие, но до чего прочные! После ночного дождя они, словно стеклянные бусы, были унизаны прозрачными сферами капель, но ни одна не порвалась. Паука нигде не было видно. Такой маленький, а сумел сплести такую крепкую сеть. Где же ты спрятался?

«Куку-куку» – раздалось откуда-то сверху. Я поднялась на ноги. «Сколько мне осталось жить?» – вдруг ни с того ни с сего мелькнуло в голове, а сердце замерло, как будто от ответа зависело все. Мгновение молчания, а потом: «Куку-куку-куку-куку-куку…» и снова, и снова, пока я не ушла так далеко, что голос птицы затерялся среди деревьев. Я выживу. Что бы вы ни делали. Я выживу.

С этой мыслью я вышла к лагерю. Как раз вовремя для того, чтобы заскочить к себе и отправляться на обед. Другие уже подтягивались к столовой. Ха Енг, озираясь по сторонам, шла через двор: видимо, искала меня. Мне снова очень хотелось есть, но спешить не было смысла. Пока все не соберутся, начать будет нельзя и придется сидеть с переполненным слюной ртом, пока не соблаговолит явиться «сонбэнним».

Я подошла к ханоку и дернула дверь. Какое счастье, что Ха Енг нет! Хотя бы глотнуть воды можно спокойно. Но, прежде чем войти, я услышала странный стук по ступеням, как будто выпала какая-то металлическая мелочь – невидимка или мелкая монета. Странно, ничего такого с собой у меня не было.

Я присела на корточки, оглядывая крыльцо, но отшатнулась, едва не свалившись со ступеней. Крыльцо, порог и даже деревянный косяк были утыканы иглами. Острыми и длинными, как сосновые иголки. У меня перехватило дыхание.

«Это Ри Ю! Она расправится с тобой!» – в мозгу звучал надрывный голос полоумной сектантки. Я подскочила и бросилась к прачечной. Схватив метлу и совок, прибежала обратно к ханоку и принялась сметать иглы с крыльца. Мне не хотелось касаться их, но некоторые были воткнуты так глубоко, что мне не удавалось справиться метлой. Разозлившись, я отбросила ее и начала одну за другой выдергивать глубоко всаженные иглы. Собрав в совок все до одной, я направилась к медпункту.

У меня не было сомнений, что их воткнула мать Су А. Весь этот бред про какую-то Ри Ю, которая утыкала иглами ее порог, – это все она придумала, чтобы запугать меня! Ее дочка обозлилась, потому что ревнует меня к Ю Джону, и они придумали план мести. Что ж, отлично сыграно!

Я ворвалась в медпункт, для того чтобы застать его опустевшим. Они уехали. Со злости я швырнула совок на пол, и иглы со звоном рассыпались. Разлетаясь по сторонам, они забивались в щели между досками, заставляя меня пожалеть о своем поступке. Теперь вытащить их будет непросто, а корейцы, привыкшие в помещениях ходить босиком, могут ненароком уколоться… Пришлось заморочиться, чтобы собрать иглы заново.