Каникулы - Ирина Анатольевна Кавинская

Ха Енг поручили мыть душевые, и она то и дело шныряла мимо меня с попеременно пустыми и полными ведрами. Жить я теперь должна была вместе с ней – она уже перенесла вещи в наш с Катей ханок, и похоже, Джи Хе велела ей за мной шпионить. Я натянуто улыбнулась в ее сторону, когда она, гремя пустыми ведрами, возвращалась на склад. Ее ответная улыбка вышла такой же неискренней.

За хворостом сегодня отправились Ан Джун и Ю Джон. Вчерашний день полностью прошел в тренингах и мастер-классах, и топлива для костра не осталось вовсе.

Чан Мин с Тэк Бомом вернулись к завтраку. Когда все расселись и Джи Хе именем Пастора благословила нашу пищу, можно было наконец приступить к еде. Притворяться, что ем, в этот раз не пришлось – я была голодна настолько, что съела бы и слона. Конечно, я знала, что придется вытошнить все, но это меня не волновало. Я отложила палочки и впихивала в себя рис и овощи глубокой керамической ложкой, предназначенной для бульона. Чувство сытости, разливавшееся внутри вперемешку с привкусом сладости, казалось приятнейшим из тех, что я испытывала до сих пор.

Катиного активированного угля не осталось, и теперь, избавившись от завтрака, в борьбе с оставшимся в желудке ядом я рассчитывала только на собственные силы. В конце концов, за это время мой организм уже должен бы привыкнуть отличать сектантскую отраву от питательных веществ. Но, даже если это не так, выхода у меня не было – не есть я не могла.

Я перехватила в комнате немного сухого рамена и с ужасом заметила, что запасы его тают. Есть, конечно, еще консервы, но хорошо бы ночью наведаться на склад. Интересно, крепко ли спит Ха Енг?

Су А, к которой я забежала следом, отказалась от завтрака. Она по-прежнему сидела как истукан, уставившись в одну точку.

– Катя теперь первая на утренней церемонии, – сказала я ей, меняя повязки на ранах. – Сегодня снова ушла в «клинику», а вчера Джи Хе объявила, что теперь ее роль в общине изменится…

Мне показалось, или бледное лицо больной вдруг потемнело? Глаза, тусклые и мутные, вдруг засверкали. Руки, до сих пор безвольно лежавшие поверх одеяла, напряглись так, что я испугалась, как бы не вскрылись порезы.

– Расскажи мне, что там происходит, – шепнула я. – Что моя сестра делает в «клинике»?

Но вместо ответа Су А лишь плотно сжала губы и покачала головой. Это означало: «Ни за что не скажу». Кисти ее рук нервно вцепились в края одеяла, а взгляд воспаленных глаз бегал туда-сюда. Мне даже показалось на миг, что, окажись под рукой что-то тяжелое, она набросилась бы на меня.

Говорить с ней было бесполезно. Может, она и завидует Кате, но еще сильнее, похоже, недолюбливает меня. М-да… Вот тебе и мимимишка, распевавшая на весь двор: «Мы так рады видеть вас, вместе мы будем счастливы…»

На лекции в то утро Джи Хе рассказывала нам об истории общины. Оказалось, что она была основана тридцать лет назад, когда Пастору и самому было не больше тридцати. Со слайдов, которые один за другим мелькали на экране, подвешенном к стене в столовой, на меня смотрел молодой, но уже с сильной проседью мужчина с густыми и резко очерченными бровями. Почти на всех снимках его окружали люди. Толпы людей. Это была в основном молодежь, и все они едва не вешались на него и в буквальном смысле смотрели ему в рот.

Их глаза лихорадочно блестели, рты раздвигались в улыбках настолько широких, что казались хищными. Когда он сходил с трибуны после проповеди, они протягивали к нему руки, касались его, подобострастно склоняясь.

Одна из женщин была, похоже, особенно преданной поклонницей. Я видела ее раз за разом на фотографиях с собраний, где Пастора, спускавшегося со сцены, принимали в свои объятия фанатики-сектанты. Он касался их голов с жестом благословения, и они расступались, пропуская его. А потом я увидела ее еще раз. На групповом фото Пастора с членами главной общины, сделанном, как уточнила Джи Хе, чуть больше двадцати лет назад. Оно походило на снимок школьного класса с учителем по центру. Только желающих попасть в кадр было так много, что, помимо стоявших радом с Пастором, были и те, кто сидел прямо на полу у его ног.

Среди сидевших была и она. Молодая красивая кореянка с длинными густыми волосами, собранными в толстенную косу. Она выделялась среди них. И на этом фото, и на предыдущих я без труда нашла ее… По родинке на левой щеке. Точно такой же, как у Ю Джона. Неужели это… его мама?

Я поняла, что не ошиблась в своей догадке, когда взглянула на Ю Джона. Он, не мигая, смотрел на экран, по которому скользили, сменяя друг друга, слайды. Его руки, спрятанные под столом, сжимались в кулаки так сильно, что костяшки пальцев побелели. «Мой отец убил мою мать!» – прозвучал его голос в моей голове.

Уж не за то ли, что связалась с сектой? Или… Он и сам был фанатиком-сектантом? Но, если так, почему Ю Джон все еще здесь? Почему не бросил секту, если трагедия в его семье случилась по вине общины?

Джи Хе закончила свой рассказ на рубеже двухтысячных – новейшей истории секты было решено посвятить следующую лекцию. Подготовить ее она предложила нам. Прежде чем кто-то успел вызваться, я подняла руку. Джи Хе удовлетворенно кивнула. Остальные оглядывали меня с недоумением, похоже удивляясь моему рвению.

Для подготовки к лекции Джи Хе должна будет дать мне материалы, из которых я смогу узнать подробности об их культе. Я понимала, что без этих знаний мне не вытащить сестру. И даже если для этого мне придется полтора часа с подобострастным видом вещать о Пасторе и его чудесном учении, я их добуду.

Я была так воодушевлена предстоящей возможностью покопаться в бумагах секты, что забыла о расписании и оказалась не готова к тому, что после лекции нас ждал мастер-класс по единоборствам с Чан Мином. У него был черный пояс по тэквондо, и он обещал научить нас основным техникам самообороны, которые легко освоить новичкам без спортивной подготовки.

Однако для отработки приемов ему потребовался доброволец. Сперва я чувствовала себя в безопасности, учитывая, что только что уже проявила инициативу, а значит, вполне могла рассчитывать занять место наблюдателя. Но, когда желающих ассистировать Чан Мину не нашлось, и он с пунцовым от злости