Каникулы - Ирина Анатольевна Кавинская

смочила водой присохшую к коже марлю. Порезы уже подсохли, но выглядели чудовищно. Длинные, глубокие, словно отпечатки острых когтей. Я представила, как она, истекая кровью, продолжала резать собственную плоть. Разве нормальный человек способен на такое?

Страшнее зрелища ее израненной кожи было только ее молчание. Мрачное, отстраненное. Говорила я с ней или не произносила ни слова – ничто не менялось: ни ее выражение лица, ни поза. Словно в комнате со мной был живой труп. Но… Уходить не хотелось. Там, снаружи, у костра слышались голоса сектантов. Они, как обычно, рассказывали друг другу страшилки, от которых их, наевшихся за день этой отравы из столовой, пробирал первобытный ужас. Уж лучше торчать здесь.

Я сидела прямо на полу, среди бурых пятен, въевшихся в доски, как вдруг услышала голос Чан Мина. Он и Тэк Бом утром провожали Катю в «клинику». Они же после ужина ушли за ней. Я вскочила и бросилась к двери.

Оказавшись за пределами медпункта, я побежала к площадке у костра, где теперь собрались все, кроме Су А. Катя стояла за спинами сидевших на бревнах, но, прежде чем я успела подойти к ней, Чан Мин преградил мне дорогу. Я непонимающе взглянула на него. Джи Хе вышла вперед.

– С сегодняшнего дня Катя живет отдельно от остальных в третьем ханоке, – сказала она. – Су А туда не вернется, а Ха Енг переедет к Рае.

Я сделала шаг в сторону, пытаясь подойти к сестре, но Чан Мин шагнул туда же и снова встал у меня на пути. Я посмотрела на Катю, выглянув через его плечо, но она не видела меня. Сестра смотрела прямо перед собой безжизненным опустошенным взглядом. Таким же, какой я только что видела, глядя в лицо Су А. Меня передернуло.

– Дай мне пройти, – сказала я Чан Мину, – мне нужно поговорить с сестрой!

Чан Мин не пошевелился, и я попыталась обойти его, но на моем пути встал Тэк Бом. Я оглядела остальных в поисках поддержки, но все лишь молча пялились на нас. Джи Хе снова заговорила:

– Ваше общение теперь ограничено, Рая. Пожалуйста, прими это как должное. Роль Кати в жизни общины с сегодняшнего дня меняется. У нее будет индивидуальное расписание, и мы должны способствовать тому, чтобы она могла исполнить свою миссию надлежащим образом.

От строгого спокойствия ее голоса, тупого безразличия на лицах остальных, а особенно от отсутствующего взгляда Кати меня начало трясти.

– Тупые сектанты! – заорала я и толкнула Чан Мина, пытаясь прорваться к сестре: – Пустите меня! Это моя сестра! Что вы с ней сделали? Пустите меня!

Джи Хе кивнула, и Чан Мин с Тэк Бомом схватили меня под руки. Я пыталась вырваться, продолжая кричать, но они были намного сильнее.

– Катя! – кричала я уже по-русски. – Что они сделали тебе? Почему ты молчишь? Катя!

Я орала не своим голосом, а Чан Мин с Тэк Бомом волокли меня прочь. Ни Катя, ни Джи Хе – никто – не произнесли больше ни слова. Я же, отталкивая их, фонтанировала ругательствами и угрозами, но сама себе не верила.

Мы ведь должны были сбежать! А теперь все кончено – сестра с ними! Они победили… И почему только я не бросила все еще вчера? Идиотка! Что толку от меня Су А? Ей уже не помочь! Нужно было спасаться самим! Проклятые сектанты! Что же теперь делать? Боже, что делать?!

Я думала так, валяясь на ледяном полу в прачечной, где меня заперли Чан Мин и Тэк Бом. Рыдания распирали грудь, а я в бессильной злобе молотила кулаками по доскам. Проклятая секта! Ненавистная проклятая секта!

«Ты осталась одна, – шепнул внутренний голос. – Теперь тебе не сбежать».

С площадки у костра доносились веселые ритмы кей-попа – в ежевечерней программе ничего не изменилось из-за того, что произошло. Им дела нет до меня и моих криков. Они уже забыли обо мне. В этот самый миг они кривляются у костра, ползая и трясясь в конвульсиях. И моя сестра среди них. Катя даже не смотрела на меня только что. Какая же я идиотка! Как могла отпустить ее в эту «клинику»? Надо было бежать, а теперь… Теперь мы пропали…

Когда раздались звуки гонга и музыка стихла, я уже знала, что меня не выпустят этой ночью. После вакханалии, которая только что была у костра, разве кто-то вспомнит обо мне? Вдруг за окном послышался шорох, и я замерла, прислушиваясь. Катя! Это Катя! Она пришла за мной! Конечно, она только притворялась такой, как они! Она обманула их, чтобы мы могли убежать сегодня! Я подскочила к двери, но услышала лязг цепи и недовольное фырканье. Сальджу. Я ошиблась – в лагере обо мне не забыли. По крайней мере Чан Мин не страдал забывчивостью. Он обещал Джи Хе усыпить пса на ночь, но не сделал этого, чтобы скрасить мое одиночество. Он хорошо знает этот мой страх и не смог отказать себе в удовольствии.

Я забилась в дальний угол между стиральной машиной и корзиной с хлоркой и стиральным порошком. «Уходи! Уходи отсюда!» – повторяла я про себя и, слушая лязг зубов за дверью, ощущала, как капли пота холодили лоб. Как тогда. В тот день, когда родился этот мой страх.

Это случилось теплым летним вечером много лет назад. Мы всей семьей были в парке аттракционов на ВДНХ. Катя с мамой пошли за билетами на карусели, а я стояла в очереди за сахарной ватой, пока папа сидел на скамейке рядом. С ним я оставила Тошу – моего любимого плюшевого медведя. Он появился у нас в день нашего с сестрой рождения и был со мной сколько себя помню. Сидя рядом с папой, он ждал, когда я принесу ему нашу общую порцию липкой и ароматной ваты.

Не знаю, как собака оказалась рядом, не знаю, как ее хозяин умудрился выпустить волкодава без намордника, и не знаю, чем псу так не угодил Тоша. Только когда я, подбежав, нашла медвежонка глазами, он… Превратился в кучку разодранных ошметков. Клочья набивки разлетались по ветру, а на земле лежали обгрызенные лапки и пластиковые глаза. Папа пытался отогнать собаку, защищая меня, а я кричала, видя, что, отступая, пес уносил в зубах моего истерзанного друга. Когда подоспел хозяин волкодава и вырвал из пасти то, что осталось от медвежонка, он показал мне на лоток с игрушками неподалеку и предложил купить любую. Любую взамен моего Тоши.

В тот вечер мы с Катей ревели вместе, помогая маме зашивать его.