Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

всем бы им подчинялся. Если бы одно из этих правил требовало от него поклоняться ей, стоя на коленях, он бы так и делал. Он и в самом деле надеялся, что так случится.

В страстном желании быть с Розой Макмагон не находил никакого смысла. Он хотел избавиться от него, как от назойливой мухи, как от какой-то странно непереносимой боли. Единственный способ покончить с этим наваждением состоял в том, чтобы с ней переспать.

Она стояла в коридоре, водрузив на голову яблоко, как Вильгельм Телль, – отчаянная до безрассудности. Будто приглашая любого сделать с ней все, что ему заблагорассудится. Он не смог ей противиться. Он взял яблоко и заткнул ей его в рот, чтобы она не могла закричать, когда он в нее вошел.

Макмагон взял ее в детской. Груда кубиков развалилась. Там был огромный кукольный дом. Все маленькие куклы, казалось, уставились из окон на Розу. Они собрались в комнатах, глядя на Розу так же, как сироты собирались и смотрели на падавший снег, на странные чудеса внешнего мира, который им не принадлежал. На подоконнике выстроились в ряд оловянные солдатики. Они были не на ее стороне. Хоть ростом они достигали лишь трех дюймов, это были мужчины. В углу стояла палочка с лошадиной головой. Голова была сделана вручную из оранжевой пряжи, а на месте глаз кто-то пришил лиловые пуговицы.

По сравнению с Макмагоном Роза была очень худенькой. Это сравнение относилось не просто к размерам. Оно было связано с возрастом. Чем старше вы становитесь, тем полнее. А она пока прожила всего девятнадцать лет.

Ей нравилось, что он такой громадный. У нее возникло чувство, будто он был горой, на которую она совершала восхождение. Он поднял ее на руки и пронес через комнату, точно она весила всего десять фунтов. Сестры милосердные никогда не носили ее на руках, даже смеха ради. Просто потому, что не смогли бы противиться своему порыву. Потому, что захотели бы прижать ее голову к своей. Они вообще никогда не брали ее на руки.

Когда он в нее вошел, Роза даже представить себе не могла, какое испытает потрясающее чувство. Ощущение было такое, что ее бросили в озеро. Ей хотелось этого до безумия. И когда он это сделал, у нее вырвался негромкий радостный вскрик. При этом она ненавидела себя за то, что отдалась кому-то другому, а не Пьеро. Но даже эта ненависть к себе дополняла то чувство, от которого ей было так хорошо. Ненависть к себе, которую она испытала перед кульминацией соития, была пределом наслаждения.

«Если настолько приятно совокупляться с тем, кого ты ненавидишь, что же можно почувствовать, когда это происходит с любимым человеком?» – спрашивала она себя. Она всегда подозревала, что относится к типу девушек, которые обожают постельные забавы. Но Роза не могла представить, что ей это будет доставлять такое удовольствие.

Макмагон был тем мальчиком из книжки, который затыкал пальцем отверстие в дамбе. Но вдруг он понял, что больше не может нести это бремя ответственности. Ему захотелось вынуть палец из отверстия и занять жизнь другими делами. Он был узником этого отверстия. В конце концов он убрал палец, и из отверстия хлынула вода. Она все вокруг него разрушила, погубила цивилизацию, и всех смыл жуткий потоп.

И его самого ужасный водоворот поглотил в тот момент, когда он испытывал эйфорию, которую утопающие, как считается, чувствуют перед тем, как их покидает жизнь, – так же, как ребенок отпускает ниточку, к которой привязан воздушный шарик.

Роза быстро шла по коридору, ее продолжала бить мелкая дрожь. Ей очень нравилось влажное ощущение, вызванное Макмагоном у нее в промежности.

А когда на следующее утро Макмагон встал с постели, у него возникло такое чувство, что он восстал из праха.

На следующий день в детскую вошла горничная и увидела там яблоко. Как чудно обнаружить яблоко, которое никому не принадлежало, у которого не было никакого прошлого. Она подняла его и откусила кусок. Это было самое чудесное яблоко из всех, какие ей доводилось пробовать.

19. Ложка, полная мечты

Пьеро приснился сон: он сидит в комнате, где с потолка свешивается тысяча лампочек. Электрический свет такой сильный, что кажется исходящим от Господа сиянием. Ирвинг решил, что это знак свыше. Он инвестировал немалые деньги в «Дженерал электрик». Ирвинг начал вкладывать деньги под влиянием снов Пьеро. Эти капиталовложения приносили прекрасный доход. Он редко прислушивался к словам советников, вместо этого больше полагаясь на Пьеро. Он пообещал ему оставить кое-какие деньги, поскольку тот их честно заработал.

Пьеро воскликнул:

– Не надо говорить о таких вещах!

Но Ирвинг был слаб, годы наложили на его здоровье тяжелый отпечаток. Как-то вечером Пьеро, как обычно, помог старику забраться в ванну. Ирвинг уселся там, зажав в руке стопку бренди, пока Пьеро шампунем мыл ему голову. Смывая шампунь, он вылил мыльную воду на голову Ирвинга, который обратил внимание на то, что у бренди возник мыльный привкус.

Позже Пьеро присел рядом с ним на широкой кровати под несуразно большим балдахином и стал его с ложки кормить супом. Под рукой он постоянно держал салфетку, которой вытирал стекавшие по подбородку Ирвинга капли.

Ирвинг перестал выходить из дома, потому что не хотел, чтоб его видели таким старым и немощным. Он позволял это только Пьеро, который не брался судить людей. Теперь их прогулки ограничивались стенами особняка.

На дворе стояла зима, и Ирвинг переживал из-за того, что не доживет до лета и не увидит свои розы. Пьеро нанял художника-пейзажиста, чтобы тот разрисовал розами стены в спальне. Увидев замечательную стенную роспись, старик заплакал, решив, что уже умер и, к своему удивлению, очутился на небесах.

Как-то утром пьеро повесил свой модный костюм на плечики и убрал в шкаф. На нем были зеленая майка и пижамные штаны Ирвинга, подвязанные на поясе шнурком. Он прошел в спальню, держа в руках поднос, на котором лежали сыр с хлебом и несколько персиков, оставленных бакалейщиком перед входом в дом. При виде старика, застывшего в недвижимости и уставившегося в потолок, Пьеро выронил поднос и вскрикнул.

Над его головой висела люстра, сделанная из восьми тысяч стеклянных подвесок, казавшихся превратившимися в льдинки на полпути к земле каплями проливного дождя.

Пьеро вызвал служителей похоронного бюро. Он сидел рядом с телом Ирвинга, держа его за руку и время от времени шепотом повторяя: «Будет, будет». Приехали люди из бюро ритуальных