Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

услуг, положили старика на носилки и вынесли его, переступая через разбросанные в коридоре свитеры и тарелки. Когда большая входная дверь с глухим стуком захлопнулась, в доме стало тихо и пусто. Пьеро толком не знал, что ему делать, но не успел он сообразить, как объявился сын Ирвинга.

Пьеро в спешке оделся, испуганный грозным видом мужчины среднего возраста. Он пытался пригладить торчавшие в разные стороны растрепанные, немытые лохмы. Он рылся в бумагах на ночном столике. Он искал что-то чрезвычайно важное для его будущего. Он нашел это под кофейной чашкой, стоявшей на шляпе, покоившейся на стопке пластинок, кое-как угнездившихся на пустой коробке из-под торта, лежавшей на книге Жюля Верна «Двадцать тысяч лье под водой». Пьеро читал эту книгу Ирвингу три раза. Он показал сыну Ирвинга лист бумаги, служивший дополнением к завещанию его отца.

Тот тут же скомкал его и бросил в печку. Так Пьеро в свои девятнадцать лет остался без единого гроша в кармане.

Но еще хуже было то, что, хотя за последние четыре года Пьеро был самым близким Ирвингу человеком, на кладбище он стоял позади всех собравшихся на похороны. Полные женщины средних лет, одетые ради церемонии во все черное, напоминали футляры для виолончелей, составленные за кулисами на время концерта. Фетровые шляпы мужчин походили на стадо улиток. Жизнь детей Ирвинга должна была несказанно улучшиться со смертью их отца благодаря наследству, которое им предстояло получить. Пьеро был единственным, кто остался при пиковом интересе.

А еще Пьеро был единственным, кому действительно не хватало старика.

Ему хотелось заползти в могилу Ирвинга и выстрелить себе в голову. Тогда его могли бы похоронить вместе с Ирвингом. На небесах они бы встретились вновь, лежа там на одной огромной небесной кровати. Пьеро, спотыкаясь, брел как сомнамбула, не глядя под ноги, и наткнулся на большую статую, стоявшую на его пути к могиле. Он отступил на шаг назад и взглянул на нее. То был огромный высеченный из камня ангел с взъерошенными от исступления волосами. Юноша не мог определить, какого пола был ангел – мужского или женского. Всего одним каменным большим пальцем ноги статуи можно было размозжить ему череп.

Но ангел с огромным каменным мечом преградил Пьеро вход в рай. Ангел, казалось, ясно давал ему понять, что надо идти обратно. Поэтому он повернулся и пошел другим путем.

Пьеро сел на трамвай, идущий к центру города. Там можно было околачиваться сколько душе угодно. Мимо процокала копытами лошадь, как девочка в деревянных башмачках. К кому теперь мог пойти Пьеро? Он вспомнил обо всех людях в детском доме, оставшихся в его прошлом, но теперь у него не было никакой возможности их отыскать. С тех пор прошло слишком много времени. Время было совсем не то, что физическое расстояние. Дорожные карты для путешествий во времени не продавались.

В витрине универмага он заметил пианино. Противиться искушению Пьеро не смог. Ему надо было поиграть, чтобы успокоиться. Он вошел в помещение, поднялся на подиум витрины и стал играть. Инструмент издавал громкий и ясный звук. Как-то подростком Пьеро уже играл на таком своенравном пианино, когда выступал с Розой. Напряженные, уверенные звуки, казалось, делали ее решительнее. Она танцевала, кружась, и притопывала под музыку, как солдат, отплясывающий на могиле врага. Она прикладывала палец к верхней губе, изображая усы. Вспоминая об этом, Пьеро улыбался.

Когда он играл, на тротуаре остановилась молодая голубоглазая женщина в шляпке колоколом, покрывавшей рыжие волосы, и уставилась на него. Потом она исчезла. А потом Пьеро обнаружил, что она сидит рядом с ним на скамье. Ее глаза были необычайно большими, как будто она смотрела сквозь увеличительные линзы.

– Ты кто? – спросил ее Пьеро.

– Я Поппи. А тебя как зовут?

Когда девушка заговорила, он заметил, что у нее нет одного переднего зуба.

– Вообще-то меня зовут Джозеф. Но ты можешь меня звать Пьеро.

– У тебя прикид отпадный.

– Спасибо. Мой отец сшил его на заказ. Сегодня он умер, и я остался гол как сокол.

– Ты очень хорошо играешь на пианино.

– Мне хотелось найти работу пианиста.

– Тебе должно подфартить. Все пианисты играли для немого кино, а теперь нужда в них отпала. Но я знаю один кинотеатр, где нужен человек, чтобы мыть грязные полы. Хочешь, адресок подкину?

– Да, очень. Ты осуществишь заветную мечту такой новоявленной голи перекатной, как я.

– Так тому и быть: дом тысяча триста сорок по улице Сент-Катрин в западной стороне. Скажи им, что тебя прислала Поппи. Хотя лучше скажи там управляющему, что тебя послала Рыжая-с-Небес. Он меня под таким погонялом знает.

– Спасибо тебе. Ты просто ангел.

– Так меня тоже кличут. Слушай, а ты не хочешь прошвырнуться со мной в китайский квартал? Мне не нравится ходить одной, и тебе вроде как надо бы взбодриться.

– Годится.

Они вместе пошли в китайский квартал. Некоторые дома там оказались облицованы красным глазурованным кирпичом. Концы крыш у них были загнуты кверху, как мыски у шлепанцев. Там продавали не такие куски курятины, как те, к которым привык Пьеро, в частности ножки. Там были бакалейные лавки, где торговали всякими деликатесами, например маринованными яйцами. На выставленных в витринах манекенах красовались шелковые кимоно, расшитые золотыми драконами и разноцветными бабочками. Там были небольшие молельные дома, к стенам которых крепились золотые таблички, исписанные иероглифами. И на каждом углу в небольших ресторанчиках посетителям подавали китайское рагу с грибами и острой приправой.

Девушка элегантно перепрыгивала через лужи, в которых плавали куриный жир и всякая другая мерзость. В одной лавке, где торговали китайским угощением, похожим на сахарную вату, в дальнем ее помещении можно было разжиться героином. Оттуда все возвращались домой с замутненным взглядом и розовой картонной коробкой с белой волокнистой сладостью внутри.

Они нырнули в узкий проулок и в конце его зашли в помещение. Там на табуретке сидела у стола девушка-китаянка. На ней были серое платье, серебристые чулки и синие кожаные туфли на высоком каблуке с потертыми мысками. Ее черные волосы были заложены за уши, она читала роман Агаты Кристи. Рядом с ней в глубокой миске с водой на столе кругами плавала причудливая золотая рыбка с черным отливом, как будто по ее бокам провели кисточкой, которую предварительно макнули в черные чернила. Когда Пьеро и Поппи вошли в лавку, девушка позвонила в стоявший на столе колокольчик, даже не взглянув на него. Появился престарелый китаец в