Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

грозить ему привязанностью. Но те эмоции, которые он испытывал, глядя на Розу, его явно озадачили. Хотя правильнее было бы сказать, они его ошарашили. Макмагон ощутил то самое очень редкое чувство, которое называют любовью.

Он мог оставить ее у дверей любого из своих борделей. Девушек с таким же прошлым, как у Розы, было великое множество. Все мы совершаем ошибки. Так разве не для того существуют деньги, чтобы расплачиваться за них?

– Права была сестра Элоиза, говоря обо мне, – сказала Роза, обращаясь к небесам. – Мне казалось, нет ничего зазорного в том, чтобы по вечерам кружиться в вальсе и резвиться с выдуманным медведем. Но она знала то, что и мне надо было бы знать, – нет ничего такого, что было бы придумано. Тогда я, должно быть, призывала на свою голову дьявола. Не с медведем я танцевала, а с самим сатаной. И стала проклята.

Но она была просто очаровательна! Ее терзали угрызения совести. И мучило чувство вины. Она считала себя грешницей. Макмагону вспомнились чудесные дни, когда он еще мог испытывать такие же чувства. Это Роза смогла заставить его вновь их ощутить. А он поступил с ней как грубая скотина. Он никогда не позволит другому мужчине так с ней обойтись, особенно какому-то сироте. Он протянул к ней руку и мягко взял ее руку в свою. Она поднялась с земли.

Она спотыкаясь плелась за Макмагоном. Лента, вплетенная в волосы, билась на ветру, как вороной жеребец, не желающий, чтоб его укрощали.

21. Зарисовка человека с обезьянкой

После того как действие героина прошло, Пьеро почувствовал, насколько близко к полу на деле находился тоненький матрас. Он открыл глаза, и мир показался ему более обыденным и жалким, чем раньше. Он взглянул на Поппи, спавшую с широко открытым ртом. Юбка ее задралась поверх трусов. На нее было тяжело смотреть. Он встал, прошмыгнул между матрасами и вышел на улицу. При ходьбе ноги слушались его плохо. Он их с усилием переставлял, как будто шел по мелководью. Какой же неустроенной была обыденная жизнь! Все, что он воспринимал как данность, на деле оказывалось проблематичным.

Он снял номер в совсем дешевой гостинице «Купидон», кирпичная облицовка здания, где она находилась, была покрашена в розовый цвет.

По предложению Поппи Пьеро решил сходить к хозяину кинотеатра «Савой». У «Савоя» была самая неблаговидная репутация в городе. На его рекламной вывеске всегда было несколько перегоревших лампочек. И вообще, «Савой» находился не в том районе, где положено быть кинотеатру. Обычно кинотеатры соседствовали с другими такими же заведениями. А этот втиснулся между зубоврачебной клиникой и магазином, где продавали облицовочную плитку.

Цены на сеансы и воздушную кукурузу были написаны мелом на черной створке распашной двери. На другой ее половине висела афиша идущего сейчас кинофильма. Сюжет картины состоял в том, что мужчина невероятной красоты в течение двух часов пытался в поезде изнасиловать женщину, и в конце концов, к вящему ее восторгу и радости зрителей, ему это удалось.

Внутреннее убранство «Савоя» было не таким аляповатым и безвкусным, как в других кинотеатрах в центре города. Белые стены вестибюля украшала скромная лепнина под потолком, больше там почти ничего не было. В зрительном зале экран закрывал черный занавес с несколькими золотыми кистями по нижней кромке, который плавно раздвигался в стороны, всегда застревая в одном и том же месте. Но черные кресла были мягкими. Еще там имелась оркестровая яма, в которой одиноко стояло видавшее виды пианино.

Хозяин сидел в малюсенькой конторке в дальнем конце помещения. Это был седой коротышка, дышавший через рот. Когда Пьеро сообщил ему, что его прислала Рыжая-с-Небес, он долго смеялся. Потом сказал, что ему нужен запасной билетер и уборщик в одном лице, поскольку прежний подхватил туберкулез. В антрактах, когда зрители выходят перекусить, Пьеро мог играть на пианино. Еще хозяин добавил, что в эпоху немого кино на пианино играла его горячо любимая покойная супруга, поэтому он не смог заставить себя выкинуть инструмент. Но платить Пьеро он будет не больше, чем другим билетерам.

Пьеро переоделся в красную униформу и надел шляпу с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями. Во время киножурнала он ходил туда-сюда между рядами кресел. Потом показали мультик из серии о Бетти Буп – очаровательная полногрудая Бетти устроила себе похороны. Пьеро остановился его посмотреть и посмеяться, но тут же опустился на четвереньки, чтобы небольшой щеткой подмести рассыпанную по полу розоватую воздушную кукурузу. В антракте он плюхнулся на стоявшую у пианино скамью. Ему отчаянно захотелось сыграть какую-нибудь мелодию. Он не садился за инструмент со смерти Ирвинга, и ему надо было как-то дать выход горю.

Не успел он коснуться пальцами клавиш, как из инструмента вырвались звуки. Какое счастливое пианино! Оно выглядело обшарпанным, но душа его была молода. Ему нравилось, когда на нем играли. Оно весело смеялось под пальцами Пьеро. Оно просило его продолжать. Как девушка, которая при соитии подбадривает партнера негромкими стонами и вздохами. В эти мгновения он позабыл о своих горестях и целиком отдался мелодии. Он играл заветную мелодию для Розы, той единственной, кому она была предназначена. Возможно, Роза когда-нибудь окажется в этом кинотеатре с мужем и детьми, и эта мелодия напомнит ей, как и почему она когда-то любила его, Пьеро.

Когда он закончил и настало время для посетителей возвращаться в зрительный зал смотреть кино, к его удивлению, они стали ему аплодировать. Сам хозяин, опершись о перила балкона, пожевывал сигару со слезами на глазах. Девушка в золотистой бескозырке, продававшая билеты, вышла из своей кабинки.

Когда он заиграл в следующем антракте, у Пьеро возникло чувство, что у него вновь отрасли крылья. Им снова захотелось освободиться от сковывавшей их кожи. Теперь они были обескуражены. Особенно потому, что уже познали свободу, и им снова хотелось ощутить это состояние. Они слишком хорошо понимали, что вольность их ограничена, и считали это возмутительным.

Пьеро попробовал не обращать на них внимания, но они продолжали его нервировать. Они не прекращали попыток расправиться. Они пихали друг друга, как два ребенка в школьном дворе или на заднем сиденье автомобиля, вечно недовольные, что один вторгается в личное пространство другого.

Всю зарплату он потратил на героин. Тело его после укола сразу же расслаблялось, как будто он голый лежал в ванне.

Поскольку он спускал весь заработок на героин, ему постоянно не хватало денег платить за жилье. Каждый вечер, когда он возвращался домой, хозяйка требовала