Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

за то, что спала с ними, она отдавала мистеру Макмагону за еду и жилье. У нее самой не оставалось ни гроша. Ей хотелось выброситься из окна.

– Все они как рабыни. Они сами уже не знают, живы или нет. Одна из этих девушек весь день вообще глаз не раскрывала.

– Почему? Почему она это делала?

– Ну, прежде всего, потому что и впрямь была на марафете, а когда человек под кайфом, ему бывает трудно открыть глаза. Мне кажется, на самом деле она совсем не плохой человек. Во всех и во всем ей хочется видеть только хорошее. А потом до нее дошло: в том мире, куда она попала, одно уродство. Поэтому она весь день глаз и не раскрывала. Ей даже краем глаза не хотелось смотреть на мужчин, занимавшихся с ней любовью.

Розу завораживали эти рассказы о Макмагоне, но еще больше ей нравились грязные истории, связанные с сексом. Они заставляли ее думать о Пьеро. Это были ее любимые волшебные сказки. Ей нравилось, когда женщины ими делятся. Когда какая-нибудь гувернантка рассказывала что-то в этом духе, остальные слушали ее, затаив дыхание. Вокруг них на траве валялись сосновые шишки, как окурки сигар, выкуренных какими-то божками.

Ее согревала мысль о том, что она не единственная в мире девушка, которую подобного рода рассказы приводят в восторг. Она закрывала глаза, и перед ее мысленным взором, как короткометражное кино, прокручивался сюжет, в котором мужчина кругами бегает за женщиной по комнате.

В приюте сестра Элоиза отводила в сторону маленьких девочек и говорила им, что они – дети женщин, которые были не в силах противиться искушению. Это у них в крови. Они унаследовали эту свою слабость от матерей. Им следовало к этому относиться как к слабости. Как людям, получившим в наследство от родителей слабые легкие, нужно с осторожностью подниматься по лестнице. С осторожностью выходить на улицу в дождливые, промозглые дни.

Когда у них возникнут такие чувства, когда они почувствуют похоть, им тут же нужно отдать себе отчет в том, что это болезнь.

Роза закрыла глаза повязкой. В ней она провела весь день. Макмагон увидел ее с завязанными глазами во дворе. Она несла мусор к обочине дороги. Какое-то время он с тревогой за ней наблюдал – ему казалось, что она может выйти на проезжую часть, и там ее собьет машина. Он уже начал открывать окно, чтобы громко ее окликнуть.

Она вернулась и пошла по саду с вытянутыми вперед руками. Это его встревожило, поскольку перед ней не было никаких ориентиров. Ей вполне могло казаться, что она где-то рядом с Северным полюсом или посреди пустыни. Она могла представлять себе, что вот-вот ступит на палубу пиратского корабля. Что бы она себе ни воображала, это происходило за многие мили от него. Тут его еще больше встревожило появление детей. Они спускались с крыльца дома, протянув вперед руки. Глаза им тоже закрывали черные повязки. Все они от него уходили. Все они были в каких-то неведомых краях.

Макмагону пришло в голову, что на самом деле никто в семье его больше не любит и что все они нашли способ вырваться на свободу.

17. Пьеро и яблоко

Снова встретившись с Элоизой и поняв, что потерял Розу, Пьеро утратил интерес к удовольствиям, даже стал испытывать к ним отвращение. Как-то он проходил мимо печальной блондинки в зеленом бархатном жакете, стоявшей на углу улицы и собиравшейся что-то сыграть на аккордеоне. Она растянула инструмент, и он издал долгий вздох, как рожающая женщина, которой трудно дышать. Потом заиграла вальс. Пьеро обожал танцевальную музыку, но теперь от мелодии вальса его чуть не вырвало. Он побежал по улице, чтобы как можно скорее оказаться подальше от девушки с аккордеоном.

Пьеро шел домой, держа в руке небольшой призовой кубок. Он остановился у пруда в центре парка и швырнул кубок в воду. В стороны с шумом разлетелись брызги. Звук был такой, как будто кто-то растряс бутылку с шампанским и с громким хлопком вылетела пробка. Он почувствовал себя немного лучше.

– А ты знаешь, что сюда ничего нельзя бросать?

Пьеро обернулся и увидел рядом молоденькую девушку в клетчатом джемпере с черным галстуком-бабочкой.

– Будь добра, обращаясь ко мне, называть меня доктор Пьеро, – сказал он. – Мне тяжело тебе об этом говорить, но у тебя налицо все классические симптомы смертельной болезни. Придется осмотреть тебя обнаженной, если не возражаешь. У тебя дома есть какое-нибудь укромное место?

Его слова заставили девушку покраснеть, глаза ее округлились. Но потом она улыбнулась.

Если бы Пьеро с ней переспал, возможно, он бы почувствовал вину за то, что сделал это с ней, а не с Элоизой.

Девушки, работавшие служанками в доме Ирвинга или по соседству, считали, что Пьеро дурачок. Они знали, что, если свяжутся с ним, будут несчастны, им придется самим воспитывать детей и до гробовой доски жить в нищете. Причем жизнь их будет влачиться в малюсенькой квартирке с тараканами под обоями, а на обед у них будет овсяная каша. Он мог обещать им красивую жизнь. Но бедняки знают, что за красивую жизнь нужно платить. И, чтобы подзаработать немного денег, придется по ночам стирать чужое белье. Нет уж, благодарим покорно. Если им захочется послушать сонет Шекспира, они возьмут книгу в библиотеке и сами его прочитают. Пьеро не производил на них впечатления. Они не придавали значения его изысканному слогу интеллектуала. Скорее его изящные выражения воспринимались ими как витиеватый язык напористого афериста.

Им казалось, что, если бы его арестовали, Пьеро мог выдать газетчику лаконичный афоризм, а потом от него никто никогда ничего не услышал бы снова.

Тем не менее его внешность привлекала девушек, и состоятельные девицы не могли против него устоять. Богатым девушкам не доводилось испытывать невзгоды бедности. Их родители вполне могли им купить такого мужа, как Пьеро. И когда они с ним встречались, им хотелось, чтобы родители сделали такое приобретение. Он был для них чем-то вроде пони. По их просьбам он тайком залезал к ним в окна. Они целовали его в шею. Он удовлетворял все их желания. Но после этого Пьеро всегда чувствовал себя потерянным. Как-то раз, когда одна девушка услышала, что вернулся ее отец, он вылез из окна на крышу дома. Так он и сидел на той крыше, не зная, как ему вернуться к себе, потому что забыл у девушки в комнате ботинки.

Там же